Вдруг он резко поднял голову — хотя у него не было глаз, я точно знал, что он смотрит прямо на меня. Его пальцы сложились в странный жест, напоминающий распускающийся цветок, и конструкт подо мной вспыхнул тёмно-фиолетовым светом.

— Вот и всё, — пропел он, и в его голосе впервые прозвучала удовлетворение и усталость. — Теперь ты мой.

Но в этот момент произошло сразу несколько событий. Браслет на моей руке вдруг вспыхнул яростным алым светом… А гарпуны резко рванули в разные стороны, вырывая из меня не мясо, мышцы или кости… Они вырвали из меня мои сущности!

Кажется, мне удалось удивить своего врага. При этом как-то отстранённо я заметил, как рухнуло на землю моё собственное тело, а в воздухе остались висеть три сферы-тюрьмы с о-о-очень разными узниками: в одной из них бесновался малыш горг, пытаясь когтями рвать прутья обсидиановой решётки, а в двух других расправляли плечи и хрустели шеями два нихрена не маленьких демона, раза этак в два выше отшатнувшегося от них пустотника.

Но больше всего поразил меня мой собственный изменившийся угол зрения. Я был кем-то или чем-то выше и крупнее демонов. А ещё, мать вашу, у меня были крылья! Демоны же при взгляде на меня, почтительно кивнули.

— Что ты такое? — голос пустотника сорвался на сип.

Я же расправил крылья ало-чёрного цвета, отчего моя тюрьма разлетелась мириадами осколков, брызнувшими в разные стороны.

— Я смерть твоя, балабол!

Моя пасть сомкнулась на голове этого маньяка и со смачным хрустом отгрызла ему голову.

— Тьфу! Дрянь какая! Ещё отравиться не хватило! — выплюнул я голову мага в противоположную сторону от тела.

Стены тюрем истончались, а на меня вихрем налетели воспоминания. Их было так много, многие годы… Сознание затапливало, я потерялся в смешении прошлой жизни и этой, пытаясь расставить всё по полочкам, разделить две личности, понять, кто же я… вспомнить свой опыт, магию, семью…

Последнего мне не дали. Накатила давящая тишина, забивающая серой хмарью все попытки что-либо вспомнить. Меня будто бы взяли за шкирку невидимой рукой, как нашкодившего котёнка, и впихнули обратно в растерзанное и окровавленное тело.

Уже отключаясь от болевого шока, я то ли услышал, то ли сам себе придумал женский голос у себе над головой, нежно поглаживающий мне волосы ледяной ладонью:

— Э нет, дорогой! Слишком рано для таких воспоминаний! Этак ты вспомнишь всё и уйдёшь в закат! А у меня на тебя далекоидущие планы! Не зря же я тебя у Хаоса умыкнула! Такой экземпляр мне нужен самой! А чтобы тебе не скучно было и некогда было в своей памяти копаться, забирай обратно своих подселенцев!

Я отключился и уже не видел, как в моё бедное тело затолкали и горга, и парочку демонов, которые, впрочем, особо и не сопротивлялись, после увиденного. И уж тем более я не мог увидеть, как над кратером взошла полная луна, в свете которой серебристая кровь Эсрай шевельнулась, будто живая…

Я парил на волнах тепла, любви. Меня окружало стойкое ощущение безопасности и покоя, как будто ничто не могло меня потревожить и ничего не могло со мной произойти. А где-то издалека я слышал песню — нежную, мелодичную, такие обычно матери поют над колыбелями своих детей. Песня эта была полна любви, поддержки и обещания защитить от всего на свете. Если понадобится — даже убить, пойти против богов, демонов, самой Вселенной ради спасения собственного дитя. Такой была эта песня — нежная, ласковая. А вслед за ней я чувствовал тепло, а ещё запах, нежнейший запах японских сакур. Я потянулся навстречу этой песне.

В нос ударил запах микстур, травяного настоя и какой-то стерильности что ли, сразу подсказав мне моё место пробуждения.

Открыв глаза, я рассмотрел сидящую у моей кровати Юмэ. Кицунэ вышивала что-то лентами на тканевом шаре с кисточкой и тихо напевала песню-колыбельную. Кто бы мне сказал, что привычная к амплуа соблазнительницы лисичка будет мастерить детскую игрушку, не поверил бы.

— Т-тхы кхак здесь окхазалась? — прокаркал я и закашлялся. Горло саднило. Видимо, один из гарпунов проткнул и его тоже.

Кицунэ тут же отложила рукоделие и подала мне стакан с алхимией лимонного цвета.

— Выпей, легче станет, — японка поднесла стакан к моим губам.

Я попытался поднять руки, чтобы взять стакан самостоятельно, но те меня не слушались. К тому же боль огнём окатила всё тело. Осмотрев себя, понял, что больше похож на мумию — весь перебинтованный. Тяжкий вздох признания собственного бессилия отчего-то развеселил Юмэ.

— Пей уже, у тебя там очередь из посетителей, говорить придётся много.

Я несколькими глотками опустошил стакан и благодарно улыбнулся. Горло саднить перестало.

— Как бабушка?

— Жива и цела, насколько это возможно в её состоянии, — пожала плечами кицунэ. — Но раздавлена. Магическое средоточие из неё вырвали практически с корнем. По уровню развития энергоканалов она может считаться владельцем магии максимум второго ранга… и то…

Я тихо выругался сквозь зубы.

— А я почему в таком состоянии?

— Так на тебя же магия не действует. Сколько ни вливали — всё без толку. А так эликсирами залили по возможности, кое-как раны подзатянули, а остальное сказали самостоятельно заращивать.

— Как это не действует? На меня же Лемонс лечил не далее, как несколько месяцев назад.

— Ну, это с этими вопросами не ко мне, а к Эльзе. И да, готовься к разговору с принцем.

Представляю, какой предстоял нам разговор.

Кицуне бесшумно выскользнула из палаты, не забыв прихватить своё рукоделие. В палату же вошёл грациозной едва ли не танцующей походкой абсолютно незнакомый мне военный.

Ну как незнакомый… судя по форме — кто-то из охранного отделения, а по зрачкам — ещё и оборотень. Я перешёл на магическое зрение, чтобы понять, кто передо мной. Кажется, оборотень из клана Эраго; уж очень похож у него цвет ауры, практически как у Резвана, вот только насыщенность не такая яркая, послабее будет. Всё же в своё время Резван говорил, что он в должности военачальника у себя в клане, здесь был явно кто-то поменьше уровнем.

Прикрыв за собой дверь, темноволосый усач с хищной грацией уселся на стул и принялся изучать меня пристальный взглядом янтарных глаз. Минуту мы обменивались взглядами, прежде чем визитёр заговорил:

— Ваше сиятельство… Позвольте представиться, полковник столичного Охранного отделения Эраго Реваль Тимурович. Вынужден провести с вами беседу в связи с событиями на Алаиде. Вы в состоянии ответить на несколько вопросов?

Хорошенькое дело. Ещё в себя прийти не успел, а уже допрашивают. Или на это и был расчет, чтобы не успел мозги собрать воедино? В любом случае, подобные беседы всегда проходили в присутствии законников. С другой стороны, и не под протокол ведь беседуем.

Пока я колебался с ответом, полковник зашёл несколько с иной стороны.

— Князь…

— Княжич, — поправил я его.

— Увы, но нет. Князь. Взгляните на перстень.

Я обратил внимание на родовой перстень, некогда имевший у меня навершие в виде головы горга, а нынче дополнившийся гравировкой двух смерчей по бокам, как на церемониальном комплекте доспехов. Но кроме всего прочего горг обзавёлся княжеской короной.

— Но ведь княгиня ещё жива…

— Ваш род и ваши предки сами определяют главенство в роду по уровню силы, как и наши.

Дав мне осмыслить ситуацию, он снова заговорил:

— Не думайте, что я вас в чём-то подозреваю или не дай боги обвиняю. Напротив, — полковник поднял руки ладонями кверху демонстрируя мнимую чистоту намерений. — Мне нужна ваша помощь, что выстроить внятную картину и удобоваримую версию для международного сообщества. — Заметив мои приподнятые в удивлении брови усач добавил: — Да, у нас последние два дня приток иностранных делегаций не меньше, чем на именинах его высочества. Только эти прибывают за своими телами и за выжившими. Но и те, и другие хотят ответов. А дать их можете только вы.

— Если вы не возражаете, я бы сперва увидел Елизавету Ольгердовну. Делегации два дня ждали и ещё подождут, а бабушка у меня одна.