У каждого из заклинаний, правда, были свои особенности. Так, в случае с телепортацией, переместиться маг мог только в то место, которое досконально знал. И если там что-то изменилось — хотя бы чуть-чуть: перестановку сделали, мебель сменили, дерево срубили либо и вовсе человек в комнату вошёл, которого там не было на момент запоминания, — маг туда уже не перенесётся.

«Бесполезная хтонь! Слишком много ограничений. Мы не живём в вакууме. Мир постоянно меняется, смена дня и ночи, смена сезонов, войны…» — подумалось мне, хотя я просто не смог удержаться и не попытаться переместить себя на Алаид самостоятельно.

Вот только, как и предполагалось, что-то после последней нашей встречи там крупно изменилось. Я думаю, как минимум, список находящихся там архимагов. Если до этого их там было пятеро, плюс пустотник, то сейчас, вероятнее всего, было гораздо меньше.

Что же касается портала — следующего по рангу конструкта, — за него маг расплачивался полной потерей собственного внутреннего резерва. А мне этот вариант просто-напросто не подходил. Прийти к пустотнику бессильным, как новорождённый котёнок, означало верную смерть. И своих не спасу, и сам подставлюсь.

Но сам факт, сам факт открытия подобных перспектив просто не поддавался описанию моей радости — пусть и несколько неуместной в контексте существующей ситуации.

Что же касается врат миров, то этот конструкт, кажется, придумали, для великих переселений народов. Там и размеры под несколько сотен метров и силищи требовалось не от одного мага, а от дюжины пустотников, создающих сие чудо магической мысли возле соответствующего стихийного источника. В одиночку такое удержать было не под силу никому.

Были ещё несколько разновидностей поглощения различных магий, которыми можно было бы сожрать магию других магов либо конструкты, направленные на себя. Было ещё несколько щитов, один из которых, видимо, я использовал, защищая бабушку. Были разновидности стрел, которые не просто прошивали, но ещё и образовывали небольшую пустоту вокруг, не просто пронизывая, но ещё и уничтожая отчасти внутренние органы.

Жуть… но поражающий эффект был значительно выше моих стрел.

Мой взгляд зацепился за пассивные навыки пустоты, а именно причитающееся каждому магу-пустотнику стихией-покровительницей «Личное Ничто». Теперь понятно, откуда у меня взялось моё пространство.

— Оказывается, это был для меня подарок Пустоты… — удивлённо пробормотал я.

И был ещё улучшенный вариант — некое хранилище, которое, по описанию, было гораздо больше, чем Личное Ничто, а ещё замедляло внутри течение времени.

Насчет последнего я был не уверен, ведь на табличках эта способность указывалась лишь для первого порядка владения, чего у меня явно не было пока, но перспектива открывалась самая что ни на есть интересная.

На этом, к сожалению, таблички с конструктами закончились. Было ещё несколько табличек с изрисованными ритуальными схемами, которые расчерчивались на плоскости для того, чтобы проводить непонятные ритуалы. Однако же, прочитав длительность подготовки и необходимые ингредиенты для осуществления, я отложил их в сторону. В борьбе с пустотником они вряд ли смогли бы мне помочь.

А посему я ещё раз заучил для себя вариант телепортации и конструкт с порталом.

Если всё получится, то можно будет использовать собственный резерв, а в месте выхода Пустоты его полностью восполнить. Такая цена будет справедливой, если выйдет открыть портал и передать раненых архимагов для спасения в больницу.

Что ж, пока основной ударной силой у меня оставались всё те же горги, ну а дальше… дальше будем черпать из источника и будь что будет!

Ветер свистел в ушах, завывая между скал потухшего вулкана, когда мой крылогрив, взмывая по спирали, резко заложил вираж над зловещим жерлом. Каждый нерв в моём теле горел настороженным предчувствием, каждый инстинкт кричал, что это ловушка, но разве мог я просто развернуться и улететь, увидев это?

Внизу, среди чёрных базальтовых плит, будто разложенные на гигантском анатомическом столе, лежали тела.

Не просто тела — архимаги.

Я узнавал их даже в таком ужасном состоянии. Вот иссохшая, почти мумифицированная фигура Морозова, будто пролежавшая в этой каменной могиле не день и не месяц, а целые столетия. Рядом — старый похотливый дед Юмэ, чьи замысловатые татуировки, прежде переливавшиеся живой магией, теперь выглядели как простые трещины на высохшем пергаменте кожи. И ещё… ещё десятки тел. Не три, не пять, как я предполагал, а целых два десятка магов, разложенных с методичной жестокостью, словно на каком-то чудовищном конвейере смерти.

Алтари.

Чёрные, будто выросшие из самой породы, они обвивали жертв живыми щупальцами, впиваясь в грудь, живот, шею — туда, где у каждого мага должно было находиться энергетические узлы. У некоторых уже зияли пустые раны, у других масляно блестели чёрные, вязкие пятна, будто кто-то не просто вырвал источник их магии, но и заткнул зияющую пустоту жидкой тьмой.

И среди них — она. Серебро её седых волос теперь было слипшимся от крови. Бабушка.

Я даже не осознал момента, когда оказался внизу. Ноги сами понесли меня через этот кошмарный лабиринт каменных гробов, к тому проклятому алтарю, где её тело было опутано чёрными базальтовыми щупальцами. Будто гигантский паук обвил свою жертву перед тем, как высосать из неё жизнь. Она ещё дышала — слабые, прерывистые вздохи выдавали, что где-то в глубине этого измученного тела ещё теплилась искра жизни.

— Бабушка!

Мой голос сорвался в хриплый шёпот, когда я схватил её за плечи, пытаясь оторвать от каменного ложа. Но базальт не поддавался. Он был живым. Холодный, скользкий, он сжимался в ответ на мои попытки, будто разозлённый хищник, не желающий отдавать свою добычу.

— Да твою мать!

Я вцепился пальцами в эти чёрные щупальца, рвал их с бешеной силой, скрёб ногтями, но они лишь глубже впивались в её тело, будто мстили за моё вмешательство. Базальт шипел, как разъярённая змея, сжимаясь ещё крепче, и бабушка слабо застонала — звук, от которого всё внутри меня сжалось. Я отступил на шаг, желая отыскать хоть что-то, чем можно разрубить эти живые щупальца, но едва не поскользнулся.

И тогда мой взгляд упал на соседний жертвенник. Там в луже собственной крови лежала Эсрай.

Её серебристые волосы, даже в тысячелетнем плену сиявшие, как отражение луны, теперь были запачканы кровью — её собственной, странного серебристого оттенка. Камень под ней отличался от остальных: он бурлил, пытаясь выстрелить обсидиановыми отростками. Серебряные капли стекали по чёрной поверхности, растекаясь в причудливые узоры, будто жидкий металл, и — что самое странное — там, где они касались базальта, камень словно отступал, не смея поглотить её до конца.

Выглядела Эсрай умиротворённо, будто спала, если бы не одно «но». Её горло было перерезано.

Местный садист отчего-то не поступил с ней так, как с остальными — не вырвал средоточие, не запечатал тьмой. Просто… перерезал горло, словно на скотобойне. И эта странная, серебряная кровь, казалось, держала базальт на расстоянии, не давая ему завершить своё чёрное дело.

«Она — дитя божеств, таких так просто не убить», — промелькнуло в голове, но сейчас было не до загадок. Я приложил ухо к груди девушки в надежде на чудо, но так и не услышал биения сердца.

Я снова рванулся к бабушке, но камень не отпускал её, будто хищник, оскалившийся в ответ на мои попытки.

И тогда во мне что-то сорвалось.

Боль пронзила руки, острая, жгучая, будто кости ломаются и собираются заново. Я вскрикнул — и увидел, как мои руки меняются. Кожа потемнела, стала плотнее, а ногти вытянулись в длинные, изогнутые когти — чёрные, как у горга, и острые, как лезвие. И магии иллюзии в этом не было ни капли.

«Неужто я освоил частичный оборот?» — пронеслась фоном мысль и исчезла, ведь я с остервенением принялся кромсать тварь, удерживающую бабушку.