— Значит, не зря. Я всё думал, как у вас жизнь сложилась. Выжили ли? Все ли с вами в порядке? И вот сижу сейчас напротив…

Эльза смахнула слезу и даже шмыгнула носом. У меня, признаться, тоже в горле запершило, от таких откровений.

В палате и вовсе стояла тишина.

— Фёдор Михайлович, вы мне жизнь спасли, а мы постараемся вам… Что у вас по медицинским показаниям? — перешёл я к делу, уже зная, что точно не брошу Мясникова на произвол судьбы.

— По итогу у меня поражение спинного мозга. К моменту, когда нас откопали, жизнь в себе я ещё мог поддержать, а вот срастить себя сил не хватило. Тело попросту отключило от разума вместе с энергоканалами, изрешечёнными осколками пустотных гранат.

— А что у остальных?

— А у остальных — осколками перебитые нервные волокна, у Калинина их даже не вынимали — думали, что не жилец.

— Отчего же армия не взяла на себя затраты по их излечению? — задала вопрос княгиня.

— Ну так… У них у одного и у второго ранения получены не в бою, а в мирной жизни, — пояснил Мясников, видимо неплохо осведомлённый о превратностях судьбы своих товарищей по несчастью. — А собственных средств на подобное лечение попросту не хватило.

Я обдумал ситуацию, которая внезапно обернулась ещё и невыплаченным долгом жизни. А после решил рискнуть.

— Значит так, господа хорошие. У нас с вами есть два варианта, — принялся я рассуждать. — Первый: мы получаем с вас клятву служения и клятву о неразглашении на крови. После этого наши лекари берутся вас лечить традиционными методиками. Смотрим на результаты. Если проблематика остаётся и диагноз никоим образом не меняется из-за прошествия длительного времени после ранения…

Я сделал паузу.

— Не думайте, что вас оставят так. Фёдору Михайловичу у меня долг жизни невыплаченный, а вы, господа Лапин и Калинин, слишком для нас сейчас ценные специалисты. Работой мы вас по профилю обеспечим. Загрузим по полной. Оплата соответствующая и уход тоже будут обеспечены…

— Ваше сиятельство, не тяните кота за его мужские причиндалы, озвучьте уж второй вариант, — Мясников уже после первого воспрял духом, понимая, что снова сможет стать полезным.

— А второй сложнее, опаснее и запретнее, если будет угодно. У нас на руках сейчас есть новая методика, которую нам как раз-таки необходимо опробовать. Методика, правда, по трансплантации конечностей. Но что-то мне подсказывает, что кое-что из неё можно будет использовать и опробовать на вас. Если согласитесь стать этакими подопытными кроликами, тогда — клятву, и милости прошу к нашему операционному шалашу.

Ещё раз посмотрел на них.

— Ежели нет — то в целом это ваш выбор: жить дальше, как вы жили, либо же всё-таки рискнуть. Судя по тому, что вы все здесь, жизнь такая, лежачая, вам всем хуже горькой редьки. Поэтому решайте.

Пока же каждый из них обдумывал моё предложение, я решил пообщаться и с двумя другими соискателями.

Артефактор оказался военным инженером, заряжающим накопители на ствольном артефактном оружии. И имел он ранг чуть ниже, чем наш военно-полевой хирург — у него была «пятёрка».

— А вас-то как угораздило?

— Одно из орудий взорвалось, — пожал он плечами. — Я и выжить-то не должен был. Однако… живой.

— Но вы-то, вы-то на службе были изранены. Почему вас не восстановили? — удивился я, услышав про орудие. Не по воробьям же он дома постреливал?

— Да всё просто, — с тяжелым вздохом ответил Лапин, — у нас проходили сравнительные стрельбы новых образцов оружия, и я выступал против того оружия, которое планировалось принять в армию на вооружение. Вот одна из гаубиц и взорвалась в непосредственной близости от меня. Так сказать, устраняя конкурента и несогласного. К моменту, когда я пришёл в себя, то стал отставным ветераном-инвалидом. А когда попытался заикнуться про опасность нового вооружения, мне очень деликатно намекнули, что пострадать могу не только я, но и моя семья. Пришлось заткнуться и взять отступные. Не было у меня таких покровителей, как у кое-кого.

— А у кое-кого — это у кого? — полюбопытствовал я.

— Ну так… после этой поставки Светлов генералом стал, — хмыкнул инженер.

— Батюшки… Светловы и тут подсуро́пили, — всплеснул я руками. — Что ж им неймётся-то так⁈

— Я потому к вам и попросился. Светловых вы любите так же, как собака палку. Уж Угаровым они не меньше, а то и больше нашего дорогу перешли. Потому и рискнул.

С мотивами военного инженера-артефактора Лапина Василия Николаевича всё было понятней некуда. Ну и последним был механикус. Сидел он, будто сломанная кукла — худенький, незаметный, в очках, слеповато щурясь и слушая нас, качая иногда головой, но помалкивая.

— Как я к вам могу обращаться? — поинтересовался я.

— Иван я, Калинин, — ответил тот хриплым голосом.

Я едва не спросил про отчество, однако же тот сам добавил:

— Отчество неведомо. Из сиротского дома. Я в армии служил под началом Василия Николаевича. Вот нас разом-то и порешило.

А Лапин-то молодец, своего подопечного не бросил, с собой взял. Это тоже очень хорошо характеризовало его как человека и как командира.

— Ну что, братцы, что думаете? — спросил я.

— А что тут думать, — хмыкнул Мясников, переглянувшись с остальными. — Резать надо.

Видимо, это была старая лекарская шутка, кочевавшая по военно-полевым лазаретам, но к нашей ситуации она подходила как нельзя лучше.

— Но вы уж подсобите, ваше сиятельство, нам кровь пустите. Ибо мы сами как-то неспособные… Губу прокусывать как-то не торжественно получится, — хмыкнул Мясников.

Эльза взяла скальпель и осторожно пустила кровь у каждого из оставшихся ветеранов. И те по очереди повторили клятвы служения, верности и неразглашения обо всём, что касалось рода Угаровых. Кровь тут же испарилась, а ветераны обзавелись татуировками на запястьях.

— Удивительно, — покачал головой Лемонс, — впервые такие вижу.

У меня же в памяти отчего-то мелькнуло определение «кровники», самые близкие сподвижники, готовые жизнью закрыть своего господина, но и всецело могущие рассчитывать, что в случае опасности господин их также прикроет.

— Вы же понимаете, что если нарушите клятву — умрёте? — на всякий случай уточнила княгиня, разглядывая татуировки.

— Понимаем. Но чем такая жизнь лучше смерти, скажите? Ничем. А потому нам уже ничего не страшно, — ответил за всех Мясников. — Так что там у вас за метода?

По итогу к ночи у нас в особняке собрался практически консилиум. В нем участвовали доктор Лемонс, тройка наших первых кровников, Эльза, княгиня. Я же отправился встречать Юматова, прибывшего по моему приглашению. У того, правда, вид был уставший, с глубокими морщинами и синяками под глазами. Глаза его лихорадочно блестели, выдавая нетерпение и напряжение. Я догадывался, что сам же и был первопричиной такого состояния бедного артефаткора-механикуса, ведь самолично перед ним нарезал задач, в том числе по подготовке образцов, которые мне необходимо было предоставить во дворец.

— Юрий Викторович, у меня с вами и так голова в цветах, а жопа в мыле. Что вы ещё придумали, чтобы в ночи меня выдёргивать? Мне же ещё перед дворцом краснеть. Я же проверяю состояние всех артефактов, которые необходимы для демонстрации и для регистрации патента.

— Так я же вам полтора суток дал.

— Какие полтора суток? — всплеснул эмоционально руками Юматов. — Вы же завтра на службу выходите. Вот к тому моменту и готовимся — за ночь, чтобы можно было заодно образцы в патентное бюро предоставить. Завтра, чай, будет будний день. Можно успеть попытаться подать заявку.

— А вот это вы правильно ускорились. Не ожидал, честно говоря.

— Да разве же это ускорились? У нас столько задач с вами появилось, не говоря уже про заказы, что едва успеваем справляться, — вымученно улыбнулся Степан. — Правда, людей со стороны не нанимаем, боязно. Уж больно многие начали нами интересоваться. А нам это не нужно.

Юматов молодец. Он прекрасно знал, что там, где водятся деньги, тут же появляется и множество мутных личностей, с которыми явно не стоило иметь никаких дел.