Для начала так, как пострадал сам Олег Ольгердович, лишившись всех четырёх конечностей, не пострадал ни один из ветеранов. Из первой пятёрки у кого-то не хватало руки, у кого-то — ноги. В целом это были достаточно крепкие, сбитые, уже опытные маги-воины, по большей части стихийные элементалисты, которые после инвалидности вынуждены были выйти в отставку и затем пытались отыскать своё место в мирной жизни. Однако же вышло далеко не у всех.

С ними мы разобрались достаточно быстро. Пары для совмещения нашлись легко и предсказуемо. Более того, у троих из пяти даже удалось обнаружить совместимость с гориллой африканской — достаточно крупной обезьяной. А вот тут надо признаться, что ветераны весьма обрадовались такому совпадению. Ведь конечности гориллы были похожи на человеческие, в связи с этим можно было надеяться на восстановление полных двигательных кондиций. Да и домашних пугать щупальцами или копытами не очень хотелось. А тут почти родной вид, разве что с излишней растительностью.

Как хмыкнул один из них, взглянув на волосатые конечности гориллы:

— Да и бог с ними, главное, что рука вернётся. А кому не нравится — так пусть пятнадцать лет с одной поживут, потом этой как родной обрадуются. Меня всё устраивает.

При этом ветераны вели себя скованно, я бы даже сказал смиренно, и старались скрыть опасения, что соответствие не найдётся либо отыщется такое, которое будет достаточно сложно принять в обществе. Но боги миловали, и всех всё устроило.

Совсем другая ситуация оказалась с ещё тремя ветеранами. Их сперва Елизавета Ольгердовна даже хотела отправить восвояси. А всё потому, что они соврали. Но соврали они не в части собственных возможностей или полезности для рода. Когда они сказали, что у них также проблемы с конечностями, они отчасти скрыли тот момент, что они и вовсе потеряли возможность передвигаться. У них были проблемы с позвоночником.

Княгиня отвела меня в сторону и тихо произнесла:

— Этих нужно выпроводить по двум причинам сразу. Во-первых, мы ничем им не поможем. Я даже не хочу давать им ложную надежду. А, во-вторых, если они планировали начать свою службу у нас со лжи, то им здесь не место.

— Позволь не согласиться с тобой, — возразил я бабушке. — Когда разум находится в ловушке неподвижного тела пойдёшь на что угодно, лишь бы вырваться из этого заточения. Уж мне-то известно это не понаслышке. — Княгиня смутилась от такого сравнения. — Желание жить неистребимо, а если они при этом будут приносить нам пользу, то я готов простить им подобную махинацию. Посмотрим на их специализацию и ранг и подумаем, что можно сделать. В крайнем случае, крылья им прирастим, — пошутил я, и удостоился гневного взгляда Елизаветы Ольгердовны.

— Любые опыты над людьми запрещены, а тебе всё шуточки.

Но я уже не слушал бабушку, а направился к обездвиженной тройке наших соискателей.

Привезли их боевые товарищи на креслах — даже не механических, а самых обычных, переделанных из деревянных, с колёсами, будто бы недавно снятыми с телеги. Тела были крест-накрест притянуты к спинке ремнями, не давая упасть. Одеты они были чисто и опрятно. Вот чего я не мог понять: неужели империя не смогла обеспечить таких людей хотя бы каким-то уходом? И это не простые работяги, это маги! Неужто им не нашлось места в богадельнях при Ордене?

Но, как оказалось, далеко не все желали туда попасть. Некоторые в здравом уме и доброй памяти отказались от переселения в богадельню при Ордене, и за ними ухаживали родные. А потому, когда прошёл слух о том, что княгиня может попытаться вернуть подвижность боевым ветеранам, эта тройка решила попытать счастья.

Об этом мне рассказал седобородый, сухонький дядька с цепким взглядом и ледяного цвета глазами, будто выцветшими на солнце. Видно было, что раньше у него был богатырский размах плеч и крепкая сбитая фигура, но даже сейчас он не был похож на ожившую мумию, в отличие от двух своих товарищей по несчастью.

— Ваше сиятельство, мы понимаем, что мы не работники мечты, но у нас есть опыт, знания и немалый магический ранг. Голова у нас работает, в отличие от остального тела.

Старик видел реакцию княгини, однако же не сдавался, пусть и таким не самым честным путём, он пытался выгрызть у жизни хотя бы ещё одну попытку на достойное существование.

Я их прекрасно понимал: они цеплялись за любую возможность, чтобы перестать быть в тягость своим родным и снова начать приносить пользу хоть кому-то.

И более того, глядя на их энергетические структуры, я видел, что эти трое — достаточно сильные маги от четвёртого до шестого уровня. А седобородый воин и был той самой «шестёркой». К тому же цвет его ауры намекал на то, что передо мной лекарь. Лекарь-инвалид в ранге магистра — нонсенс. Я не представлял ситуации, когда бы лекарь не смог вылечить себя в первую очередь.

Я заглянул в список, подготовленный Эльзой. Лекарь там был только один. Мясников Фёдор Михайлович, военно-полевой хирург.

Без галочек напротив своих фамилий осталось лишь два ветерана: Лапин Василий Николаевич, артефактор пятого ранга и Калинин Иван, механикус четвёртого ранга. М-да, если боги и существовали, то они нам явно благоволили.

— Как так вышло, что вы, лекарь-магистр, не смогли восстановить себе подвижность? — задал я вопрос в лоб.

В конце концов, передо мной была не кисейная барышня, а военно-полевой лекарь. И ходить вокруг да около с такими вопросами не имело смысла.

— Очень просто: попал под бомбёжку в госпитале, — ответил мне старик, не отводя взгляда.

— Это не во время ли Курильской военной кампании, случайно? — уточнил я.

— Во время неё родимой. На Сахалине.

Я только покачал головой.

— Это же надо… А сколько лет назад это было? — уточнил я, пытаясь подтвердить или опровергнуть одну теорию.

— Восемнадцать, если мне не изменяет память, — ответил он.

— Да… — я криво улыбнулся. — Судьба иногда строит весьма интересные гримасы.

— Не верите? — он воспринял мою ухмылку по-своему. — Никто не верит. А нас тогда пустотными гранатами забросали. Весь госпиталь разом сложился в одну воронку. Живых можно было по пальцам двух рук пересчитать. А госпиталь был краевой, развёрнутый…

Мясников торопился выговориться, ожидая, что его вот-вот высмеют или оборвут на полуслове. Вот только кто бы ещё ему мог поверить, если не я?

— Отнюдь, Фёдор Михайлович. Я очень даже верю, — сжал я руку лекаря в жесте поддержки. — Я, знаете ли, некоторым образом, тоже к этому имею отношение.

— А вы-то как могли? — теперь пришла пора Мясникова мне не верить.

— У меня на память об этом событии нога так и не вернула полные кондиции, — я закатал брюки и показал ногу с иллюзорной чешуёй горга. — Так что мы с вами, скажем так, боевые товарищи.

— Да неужто? — лекарь смотрел на меня цепким взглядом, как будто ощупывал.

Уж не знаю, мог ли он одним взглядом просканировать моё тело, однако же спустя пару минут напряжённой работы мысли он выдал:

— Из того десятка человек, которые выжили, по возрасту вы подходите только к одному.

— Да ладно, неужто вы всех помните? — удивился я.

— Поверьте, помню, — кивнул лекарь. — Когда лежишь под завалами, весь искорёженный и слышишь плач младенца… При выборе — сращивать себе спинной мозг или лечить ребёнка — выбор как-то не стоит.

«Твою мать… — мелькнула у меня мысль. — А ведь по всем параметрам я не должен был выжить! Об этом говорили все…»

А уж Елизавета Ольгердовна и вовсе забористо выругалась вслух.

— Одна беда, — сказал лекарь, — латал я вас вслепую и исключительно силой. На тот момент у меня уже, как вы понимаете, подвижность была почти на нуле — придавлен был балками. Ну и как смог, так вас и залатал. Вы уж извините… что так. Если мне не изменяет память, там не только с ногой, ещё и с рукой должны были быть проблемы.

— Были, — подтвердил я. — Княгиня помогла.

Лекарь смотрел на меня и впервые за весь вечер улыбнулся — светло и даже как-то радостно.