У меня есть она.

Рэмси

Я возвращаюсь на свое место в оцепенении.

Он знает, что я беременна, но не кричал, не злился и не пытался обвинить меня в том, что я сделала это нарочно, или в чем-то подобном.

Я бы никогда так не поступила, но в мире, в котором он живет, в мире славы и богатства, женщины не так уж редко пытаются это сделать.

Я опускаюсь на стул, прекрасно понимая, что Джульетта смотрит на меня, и с тоской провожу пальцами по своим припухшим губам.

Я все еще чувствую его горячие и твердые губы там, где он поцеловал меня.

Я никогда не видела человека в такой форме, как сегодня; даже губы у него были твердые, как скала.

Он — сплошная стена мускулов и силы, и мне почти жаль человека, достаточно храброго, чтобы противостоять ему, — почти.

— Боже мой, выкладывай уже, — требует Джулиет, хватая меня за руку и встряхивая ее.

Я вырываюсь из своих грез, смотрю на нее с глупой, сочной улыбкой... и рассказываю ей все до мельчайших подробностей.

— Будь по-прежнему моим бьющимся сердцем. — Когда я заканчиваю, она падает в обморок, хватаясь за грудь для пущего эффекта. — Он правда все это сказал?

Я киваю и прикусываю губу. Честно говоря, я тоже не могу в это поверить.

Очевидно, нам еще столько всего нужно обсудить и уладить, но пока он любит меня, а я люблю его, что, черт возьми, я действительно люблю, мы сможем справиться со всем остальным. Я знаю, что мы сможем.

Но сначала он должен выбраться из этой клетки целым и невредимым.

— Где мне найти сексуального бойца, который будет шептать мне на ушко всякие милые пустяки? — выпаливает Джулиет.

Я пронзаю ее взглядом.

— Я думаю, мы оба уже знаем ответ на этот вопрос.

Она краснеет.

— Ты должна сказать ему о своих чувствах, какими бы отвратительными они ни были. — Я притворно содрогаюсь.

Она закатывает глаза, глядя на меня.

— Спасибо, мисс Танг (пр. переводчика: отсылка к музыкальному альбому певицы Моника), вы наконец-то нашли своего мужчину и теперь думаете, что можете просто раздавать советы?

Я разражаюсь смехом, и она присоединяется ко мне.

Я не знаю, что бы я делала без своей лучшей подруги последние несколько недель, особенно сегодня. Она была моей опорой.

Я была бы еще более несчастной, чем сейчас.

— Ты нервничаешь? — спрашивает она меня, переводя взгляд на клетку и тысячи людей на огромной арене, окружающей ее.

— Честно говоря, я волнуюсь, — признаюсь я.

Мы сидим всего в нескольких рядах друг от друга, и меня снова начинает тошнить от всего этого.

У меня были благие намерения прийти сегодня вечером, но реальность такова, что если я сяду здесь, я увижу то, чего не хочу видеть, и услышу то, чего не хочу слышать.

Я верю в способность Хадсона выиграть этот бой, но я не идиотка. Будет кровь, и определенно будет боль.

Никто не войдет в эту клетку и не выйдет оттуда полностью невредимым — даже мой чемпион.

— Я бы с ума сошла, если бы папа моего малыша тоже взялся за это. — Она морщится, указывая на фотографию Сонни в брошюре, которую держит в руке.

— Ш-ш-ш, — шиплю я на нее, прежде чем оглянуться, чтобы убедиться, что никто не услышал.

Последнее, что мне нужно, — это чтобы СМИ узнали об этом маленьком фрагменте информации.

Возможно, репутация Хадсона и позволяет ему не подвергаться публичной травле со стороны фанатов, но пресса не позволит ему такой роскоши, особенно с такой историей.

— Черт, извини. — Она морщится. — Я не очень хорошо разбираюсь в секретах.

Я закатываю глаза, глядя на нее.

— Ну, тебе удалось не проговориться, что ты влюблена в моего брата, а я — в его лучшего друга, так что, думаю, у тебя дела идут лучше, чем ты думаешь.

Она открывает рот, чтобы возразить, но ее прерывает приглушенный свет и голос диктора, громыхающий по аудиосистеме.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, но это бесполезно, меня уже не успокоить.

Я не слышу ни слова из того, что говорит диктор, но даже я не могу не слышать громких ударов и аплодисментов толпы, когда Сонни Перес выходит на арену в черной мантии, закрывающей его тело. Он заходит в клетку и сбрасывает ее с плеч.

Я задыхаюсь.

Он даже больше, чем я себе представляла.

Черт возьми, он больше, чем просто здоровяк.… этот парень огромен и выглядит устрашающе.

— Боже мой, — шепчет Джулиет, хватая меня за руку, и мы в ужасе смотрим на него.

Хорошо, что она сейчас держится за меня; это единственное, что удерживает меня от того, чтобы сорваться с места и побежать туда, где я оставила Хадсона, чтобы умолять его не доводить это до конца.

Сонни бьет кулаком по воздуху, его огромные руки напрягаются.

— Это нехорошо, — шепчу я.

— Это чертова катастрофа, о чем, черт возьми, он думал, вступая в бой с этой обезьяной? Он что, хочет потерять свой пояс или что-то в этом роде?

— Да кому какое дело до пояса? — Я шиплю: — Меня больше беспокоит, что ему свернут шею.

Иисус.

Мне нужно успокоиться.

Я не должна так недооценивать Хадсона, но, черт возьми, этот парень просто огромен.

Я снова пытаюсь выровнять дыхание, и когда слышу, как диктор произносит слова «Хадсон» и «Скотт», это почти срабатывает.

Начинает звучать его прощальная песня, и я сразу же чувствую облегчение, узнав ритм Фила Коллинза, который звучит в эфире сегодня вечером.

За то время, что мы провели вместе, я, должно быть, слышала эту песню раз десять, она звучала либо через аудиосистему, либо в наушниках, которые мы использовали, сидя бок о бок.

Воздушная мелодия плывет по воздуху, заставляя кружиться голову каждого человека в этом месте.

Туннель, из которого он выйдет, остается темным, но он там — я это чувствую.

Он бегает трусцой на месте, его левая рука слегка нервно подергивается.

Ритм стихает, и красные прожекторы высвечивают мужчину в черно-белых шортах.

Его торс обнажен, и от этого у меня внутри все переворачивается.

Он бросается вперед, и толпа приходит в неистовство.

Я знаю, что Джастин будет где-то позади него с Рэнди и Оуэном, двое из них наверняка будут держать пояса Хадсона высоко над головами — в конце концов, он здесь чемпион, но я их даже не вижу.

Все, что я вижу, это Хадсона, который с важным видом — по-другому не объяснишь его уверенную походку — подходит все ближе и ближе к клетке.

Он собирается пройти прямо мимо нас.

Джулиет крепче сжимает мою руку, и я так же крепко сжимаю ее в ответ.

Хадсон приближается к нам, и я жду, пока он пройдет мимо и войдет в клетку.

Я оглядываюсь в поисках его противника, поэтому, услышав голос Хадсона, подпрыгиваю от неожиданности.

— Не забудь закрыть глаза, Пинки, — рычит он, ненадолго останавливаясь, когда проходит мимо.

У меня отвисает челюсть, и он злобно ухмыляется.

Он поворачивается обратно к клетке и вот так просто возвращается в строй.

Я с трясущимися руками наблюдаю, как он входит в нее, как будто это не один из самых важных боев в его жизни.

Двое мужчин кружат друг вокруг друга, как акулы, оценивая друг друга, и, хотя Сонни выглядит все так же угрожающе, я должна признать, что теперь, когда Хадсон стоит перед ним, я чувствую себя лучше.

Мой парень силен, в его теле нет ни грамма жира — он буквально создан для этого.

Если кто и сможет победить Сонни, так это Хадсон.

Он поворачивается к толпе, и от ужасающего блеска его темных глаз у меня мурашки бегут по коже.

— Я беру свои слова обратно, — шепчет Джулиет. — Мне все равно, насколько велик этот парень, Хадсон его убьет.

Я киваю в знак согласия, когда рефери выводит обоих мужчин в центр клетки.

Он выкрикивает им приказы и жестом просит их надеть перчатки.

Хадсон протягивает руку, но Сонни отворачивается, отказываясь выполнять этот спортивный жест.