Одно видение сменялось другим, и каждый раз я была счастлива, только не осознавала, что счастье — это быть рядом с ним. Постепенно предаваясь воспоминаниям, я навела порядок. Единственное место, где я не успела убраться, был кабинет Егора.

Вооружившись мусорными пакетами, я вошла в святую святых мужа. Здесь был самый большой хаос. Сломанная мебель, горы скомканной бумаги, пустые бутылки валялись везде: на полу, на столе, на полках. Сервант открыт, початые бутылки на боку. Рабочий стол завален документами, которые перемешались в беспорядке, здесь же недопитый стакан с алкоголем и снова пустая бутылка.

Взяв пакет, я принялась расчищать завалы мусора. Когда собирала скомканные бумажки, мое внимание привлекла надпись на одной из них. Я развернула лист. Вверху четким ровным почерком Егора было выведено:

Любимая Ника!

Ты мой свет! Ты мой воздух! Ты моя жизнь!

Ты ненавидишь меня, и у тебя есть на это причины.

А я тебя люблю! Люблю больше всего на свете! Нет в мире ничего и никого более дорого для меня. Жизнь без тебя померкла. Я живу во тьме, иду куда-то и натыкаюсь на углы.

Так и в моих попытках оправдаться перед тобой, я натыкаюсь на стену обиды, презрения и ненависти.

Знаю, заслужить твою любовь мне так, и не удалось.

Но, как вымолить у тебя прощения!

Какие привести аргументы?

Как мне вернуть твое уважение?

На этом письмо обрывалось. Порывисто схватила другой листок, развернув его, я вновь стала читать строки, предназначенные мне.

Ты была дочерью моего друга и партнёра. Маленький назойливый сорванец, постоянно достающий Дена.

Ты была такой маленькой, одинокой, с двумя тощими косичками и брекетами, но упрямым характером. За тобой было любопытно наблюдать, потому что неизвестно было, что ты выкинешь в следующий момент. Тогда я видел в тебе лишь ребенка. Но все резко изменилось. Я был в длительной командировке, а когда вернулся, меня ждал сюрприз. Из маленького гадкого утёнка ты превратилась в прекрасного лебедя. И мои чувства изменились. Уже хотелось не защищать тебя, а выкрасть и укрыть в недоступной башне, чтобы никто не смел смотреть.

Но, как оказалось, у меня был соперник. Молодой, красивый, амбициозный. И ты смотрела на него, как Бога. Я по сравнению с ним представлялся тебе старым некрасивым и скучным. Ты никогда не смотрела мне в глаза и всегда пыталась как можно быстрее сбежать от меня.

А я каждый раз приходил в надежде увидеть тебя хоть разок.

Развернув следующий листок, я впилась в строки напряженным взглядом.

День, когда ты стала моей женой, был самым счастливым в моей жизни. Ты стала моей! Мне удалось выкрасть тебя и укрыть в своей башне.

Ты была растеряна и не понимала, что произошло, а я ликовал:

«Моя!» — повторял себе каждую минуту.

Глядел на тебя и думал:

«Никогда не отпущу!»

Первые недели семейной жизни стали притирками. Приходилось подстраиваться под тебя и в то же время не давать слабину, чтоб ты не ушла от меня…

И ещё…

Любимая Ника!

Ты не знаешь, но моя жизнь давно принадлежит тебе! Одно твое слово, одно твое действие и меня не будет. Я подарил свою душу, сердце, свою жизнь тебе, моя любовь. Ты даже не догадываешься, но на твоём запястье висит ключ от моего сердца. Не догадываясь, ты уже пять лет носишь его при себе. А я, глядя на него, чувствую себя счастливым, ведь ты его хранишь…

Потом я стала разворачивать все листы бумаги, все они были исписаны крупным уверенным почерком и повествовали о переживаниях и терзаниях Егора.

Я поняла, что он писал мне письмо, пытаясь объяснить свои поступки, свои чувства, свою боль. Вот только ни одно письмо не было отправлено.

Сидя в его кресле, я, заливаясь слезами, прочитала их все. Тщательно разгладив, все сложила в папку и приберегла для себя.

Когда стала разбирать завал на столе, обнаружила очередной для себя сюрприз. На столе лежала россыпь моих фотографий. На одних я была ещё девчонкой, пухлой с брекетами, крадущейся за Денисом. Другие, где я из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя. И их было бесконечно много, с разных ракурсов, в разных нарядах. Улыбающаяся, задумчивая, грустная. Везде я. Фотографии, лежащие на столе я ни разу, не видела. Похоже, что они были сделаны тайно. Собрала их и положила в ту же папку, где спрятала неотправленные письма.

Собрав все фотографии, я увидела то, что они скрывали — бумаги о разводе. Пролистав их, на последней странице я увидела размашистую подпись Егора. Он подписал их, напился, сел за руль и поехал ко мне, наверное, чтоб еще раз попытаться попросить прощение. Но из-за аварии так и не доехал.

С громким всхлипом, который рвался из груди, как только я начала читать не отправленные послания, я разорвала злосчастные бумаги. Подбежав к камину, бросила их в его раскрытый зев и, чиркнув спичками, придала бумаги огню. Глядя, как горят бумаги, в огне видела свое неблаговидное поведение, как я вела себя, как грубила, как мечтала избавиться от мужа.

Неожиданно перед глазами пронеслось воспоминание, от которого у меня перехватило дыхание, а сердце болезненно сжалось. Это был вечер, когда мы собирались к отцу на юбилей и Егор обнаружил мои противозачаточные таблетки. Сколько жгучей боли тогда было в его глазах, сколько обиды. Но он взял себя в руки и не слово мне не сказал.

Бросив все, я выбежала в коридор. Схватив сумку, стала в ней возбужденно копаться, ища, то чего там не должно быть.

Найдя таблетки, я побежала в туалет. Раскрывая таблетку за таблеткой, я выкидывала их в унитаз.

— Боже, я больше никогда не стану их принимать! Я рожу Егору малышей столько, сколько он захочет, только пусть останется жить! — сквозь очередную истерику выкрикивала я. — А сначала я признаюсь, что люблю его! Безумно, отчаянно! И что не только я храню ключ от его сердца, но и у него давно ключи от моей души и сердца.

Вымотанная уборкой и нескончаемой истерикой, я побрела в нашу спальню, взяв футболку Егора, я легла на кровать. Так обнимая ее, я и уснула.

Утром меня разбудил звонок телефона.

Не разлепляя глаз, я пошарила по тумбочке в поисках нарушителя сна.

— Алло! — хриплым после рыданий голосом произнесла я.

— Ника, Егор попал в аварию. Он в больнице в реанимации! — сказал на том конце отец.

— Я знаю, — глядя в окно на моросящий дождь, ответила я. — Я вчера была там.

— Знаешь? Почему мне не сообщила?

— Как-то не до этого было, — ответила я.

— Как ты? — неуверенно спросил отец.

— Нормально. Извини, я сейчас не могу говорить, — поспешила я отделаться от разговора с ним.

— Да, конечно. Созвонимся позже.

— Ага, пока, — и не дожидаясь ответа, сбросила вызов.

Пока я была не готова, разговаривать с отцом вообще, и на открывшуюся тему в особенности. Не удавалось, не понять его, не простить. Даже думать обо всем не хотелось. Сейчас у меня были другие приоритеты.

Одевшись и слегка перекусив, я поспешила в больницу.

Было начало девятого, когда я подошла воротам медицинского учреждения и столкнулась нос к носу с Максимом Леонидовичем.

— Здравствуйте, Максим Леонидович, — с надеждой бродячего щенка посмотрела я на врача.

— Вероника Александровна? Вы, что здесь делаете в такую рань? — удивился мужчина.

— Пришла, узнать, как Егор.

— Ночь прошла спокойно. Он все в том же состоянии, пока никаких изменений. Вам лучше пойти домой. В ближайшие сутки ничего не изменится.

— Но, я не могу ничем заняться! Все мои мысли здесь с мужем. Может, если я буду рядом, он быстрее придет в себя? — с надеждой спросила я.