Тишина, нарушаемая лишь редким криком петуха или шорохом листвы, навевала покой. За забором: то — там, то — тут, мелькали фигуры местных жителей.

Вздохнул полной грудью и тут почувствовал ЭТО. Среди, казалось бы, безмятежного умиротворения, я отчетливо ощутил тонкие нити напряжения и страха, исходившие от местных обитателей.

Люди были напуганы. Уверен, что ещё и батюшка внес в их чувства свою лепту. Наверняка, разглагольствовал о душах, выпивающих жизнь односельчан.

— Скажи, Григорий Фомич, ты беседовал с прихожанами по поводу Навий? Давал им наставления?

— А как же, — кивнул в ответ батюшка, оглаживая свою длинную бороду и степенно вышагивая рядом со мной, — Не должны они находиться в неведении. Пришлось просветить малехо, чтобы не пугались, да глупостей не делали?

— Это каких глупостей?

— Так это… — замялся церковник, — Петька Симонов сразу смекнул, что дело нечисто и начал панику разводить. Мол, надобно в город ехать. Колдуна по объявлению нашел. Хотел к нему обращаться. Деньги стал с соседей собирать, чтобы, значит, заплатить бесовскому отродью.

— Кхм-м, кхм-м, — закашлялся демонстративно.

Григорий Фомич повернул голову и поморщился.

— Извиняться не буду, — буркнул недовольно, а затем махнул рукой, — Да и вряд ли в Чердыни настоящий ведьмак завёлся. Наверняка шарлатан обыкновенный, разводящий людей на деньги. Поэтому, собрал всех на центральной площади, освятил, молебен прочёл, да пообещал, что разберусь с нечистью, повадившейся губить безвинных людей.

Ага, а в итоге, нагнал ещё большего страху.

Не сомневаюсь, что мотивы батюшки были направлены на благо жителей деревни. Церковник хотел предупредить, дать понять, чтобы обитатели Перловки были осторожнее, внимательнее, бдительнее и не ударились в панику. Только вот эффект, похоже, оказался совершенно противоположным.

Нервозность так и витала в воздухе.

На меня поглядывали с опаской, даже не смотря на то — что я шёл рядом с батюшкой, и постоянно крестились. Это напрягало. Особенно неприятно стало, когда высокая дебелая баба осенила меня крестом.

Тьфу!

Такое чувство, словно под кожу забралось миллион червей, которые начали непрерывно копошиться.

Передёрнул плечами, пытаясь сбросить невыносимый зуд, растекшийся по всему телу.

Интересно, что произойдёт, если меня церковник перекрестит, а не простой невежда?

Даже знать не хочу. Наверняка, ничего хорошего. Умереть — не умру, а вот незабываемых ощущений отхвачу по самое не балуй.

Вывод, с церковью нужно дружить, а не воевать, или хотя бы найти точки соприкосновения и взаимовыгодно сотрудничать.

Григорий, живущий в глубинке, и так считает ведьмаков бесовским отродьем, но в силу того, что сталкивается с такими как я, довольно часто, вполне дружелюбен. Уверен, до тех пор, пока кто-то из нашей братии не перейдёт ему дорогу.

А вот что до остальных, тех — кто служит в крупных городах?

Сдается мне, что многие даже разговаривать не станут, а шарахнут благословением, обольют святой водой, приложат святым крестом, а при возможности — сожгут, чтобы уж наверняка.

Краем глаза заметил, как к нам бодрой, семенящей походкой приближался кособокий мужичонка в коричневом кафтане и потрёпанных брюках, скидывая на ходу перчатки, испачканные в навозе.

Почему в навозе?

Да потому — что запах от него стоял соответствующий.

— Чего тебе, Петька? — проворчал церковник, устало покачав головой, и едва заметно скривился, впрочем, тут же приняв благостное выражение лица.

— Не хорошо, Григорий Фомич! Ох, не хорошо! — немного пришепелявливая, произнес он, — Сколько дней прошло, а вы всё так и не решили проблему. Сегодня вон, Катька Митяева слегла, и Сенька Митрофанов встать с постели не может, и это… Лидка Клюева в бреду мечется.

— Ох, охрани Господь их души, — выдохнул церковник, на лбу которого моментально проступили морщины.

— Хватит уже! Наелись мы твоих обещаний, Григорий Фомич, — зло бросил Симонов, — Уже две неделю люди болеют, а ты бездействуешь. Хочешь, чтобы пол деревни вымерло? Людей до отчаяния довести, а потом сотворить чудо, выставив себя спасителем?

— Цыц, Петька, уймись! — прогремел зычный голос батюшки на всю округу, — Не умрёт больше никто. Я из-за вас пошёл на сделку с совестью, и вот… — указал на меня церковник, — Привёл ведьмака. Да не шарлатана какого-нибудь, а самого настоящего. Вдвоём мы быстро нечисть изведём, да болезных на ноги поставим., если, конечно, под ногами никто путаться не станет.

Петька же сделал пару шагов назад, уставившись на меня немигающим взглядом, затем икнул и перекрестился.

В очередной раз поморщился.

Вот спрашивается: чего он испугался?

Сам же хотел в город ехать на приём к ведьмаку, а как меня увидел, сразу чуть в штаны не наложил от страха.

Две бабы, находящиеся к нам ближе всех и слышавшие весь разговор, переглянулись, и тут же, перешёптываясь, поспешили убраться прочь. Наверняка через полчаса каждая собака в Перловке будет знать, что в деревню пожаловал ведьмак.

Как только жители скрылись с наших глаз, повернулся к церковнику.

— Не стоило раздавать таких обещаний, Григорий Фомич, — Откуда вы знаете, что больше никто не умрёт?

— Господь Бог не допустит, да и мы сделаем для этого всё возможное. Так ведь, Кромешник? — сурово посмотрел на меня батюшка, словно ожидая, что я пойду на попятную.

— Сделать-то — сделаем. А вот успеем ли?

— Значит, нужно поторопиться.

— Нет. Торопиться мы не будем, иначе можем что-нибудь упустить. Предположим, выловлю я одну Навью, а другая, почувствовав угрозу, скроется… Что тогда? Я уеду, а она опять начнет творить своё бесчинство. К тому же, ты сам говорил, что душ может быть несколько.

Церковник задумчиво поскрёб бороду.

— Твоя правда. А что тогда делать?

— Устроим ловушку. Мне нужно чтобы всех заболевших перетащили в одну избу. Даже тех, у кого лёгкое недомогание. Остальных — прочь. Сам останешься наблюдать. Только молитвы не читай и не освящай помещение, а то мне в нём будет тяжело находиться.

— А ты что?

— А я пока прогуляюсь вокруг деревни. Погляжу, что да как.

— Время только потеряешь, — проворчал Григорий Фомич.

— Может быть. Примерно часа через полтора вернусь. К этому времени, чтобы около избы ни одного постороннего не было. Мне необходимо по-тихому нанести руны на стены дома, запечатав Навий внутри, чтобы они не смогли выбраться, когда я займусь их отправкой за грань.

— Сделаю, только уж и ты, Кромешник, не оплошай.

— Постараюсь изо всех сил. Ах да, ещё кое-что, — уже направляясь в сторону околицы, повернулся к церковнику, — Я не лекарь, так что быстро поставить на ноги пострадавших не смогу.

— Это уже не твоя забота, — отмахнулся Григорий Фёдорович, — поправятся с Божьей помощью.

Спорить не стал. Я свою работу выполню, а дальше, пускай обычные врачи справляются. Могу, конечно, кого-то из ведьм в Перловку отправить, чтобы подлечили болезных, но сдаётся мне батюшка будет против.

Впрочем, если нет ничего критичного, организм сам справиться. Не быстро, но месяца через два, даже не вспомнят о своем временном недуге.

— Если кому станет хуже, звони, — предупредил батюшку.

Ещё по дороге в Перловку я продиктовал ему свой номер телефона, так, на всякий случай.

Григорий Фомич не ответил, но я понял, что он меня услышал.

Церковник бодрым шагом отправился выполнять поручение, и я издалека услышал его уверенный голос, отдающий команды местным жителям.

Не знаю, почему я решил выйти за территорию Перловки, меня словно что-то толкало вперёд.

Надо. Надо идти.

Своей чуйке я доверял, поэтому, не задумываясь, потопал в том направлении, куда вела меня интуиция.

Двигался не торопясь, в определённую сторону, даже под ноги не смотрел, сконцентрировавшись на своих ощущениях, и удаляясь всё дальше и дальше от деревни, а ведь хотел только побродить рядом.

Перловка осталась позади. Обернулся, едва различая покатые крыши изб.