Впавший в неистовство Оразбай решил тотчас отправить Есентая и Сейсеке к Абаю в дом Курмаша, не глядя на ночное время.

Когда два бая уселись в тарантас, Есентай нагнулся к Сейсе-ке и тихо, чтобы не услышал кучер, сказал:

- Е! Ты, уважаемый бай, не охоч до степных драчек и раздоров, я это знаю. Поэтому, когда придем к Абаю, ты там и рта не раскрывай, сиди молча рядом. Говорить буду я, а ты только головой кивай. С тебя достаточно и этого! Ты понял?

И в дополнение к своим словам, для вящей убедительности, Есентай чувствительно ущипнул за ляжку бородатого, громадного бая Сейсеке.

Итак, к Абаю без всякого уведомления и предварительного согласования поздно вечером вошли два пожилых почтенных человека.

Абай отложил книгу, снял очки и подал знак Баймагамбету, чтобы из комнаты вышли все лишние, оставив его наедине с посетителями. Баймагамбет молча и деловито выполнил его повеление и прикрыл плотнее дверь, а сам опустился на корточки рядом с Абаем.

Есентай не стал тянуть время и заговорил первым. Сказал о беглецах, о том, что об этом стало известно, и что Оразбай в негодовании. Затем, повернувшись своим малоподвижным огромным лицом к Абаю, уставившись на него узенькими глазками, молвил:

- Уа, что скажешь, Ибрай? - и застыл, как истукан, в ожидании ответа.

Есентай был моложе Абая, но считал возможным обращаться с ним на ты. И он заимел привычку называть его «Ибрай», а по его примеру все окружение Оразбая также стало называть Абая - Ибраем. Ибраем Кунанбаевым.

Абай хорошо знал, что разговоры, начатые Есентаем, всегда имеют целью что-нибудь недоброе для других, поэтому довольно долго выжидающе смотрел в упор на Есентая. Затем решил исподволь разговорить его, заставить раскрыться. Умный взгляд Абая проникал в самую душу коварного бая, и тот невольно совсем закрыл свои узенькие глаза-щелочки. Абай, наконец, проговорил:

- Пожалуй, первое слово тебе, почтенный бай. Выскажи, с чем пришел, завершай начатый разговор.

Тут Есентай чуть приоткрыл жирные глазки, скосил их на Абая и промолвил:

- Нечего мне говорить лишнее, кроме того, что желательно узнать твое мнение насчет поступка этих молодых нечестивцев. Вот ты и скажи, Ибрай, что мне передать Оразбаю?

Абай ни на мгновенье не замешкался, словно он ждал такого вопроса и уже давно имел на него ответ:

- Если я скажу, что молодые поступили неблаговидно, то это - мое искреннее мнение. Я не собираюсь на черное говорить -белое. Они виноваты перед вами за содеянное.

При этих словах хитроумные баи слегка растерялись, переглянулись меж собой. Они не предполагали, что Абай проявит такое смирение и сразу согласится с ними. Однако хитрец Есен-тай не поверил Абаю, а стал усматривать в его признании коварную уловку. Опять прикрыл глазки и сказал про себя: «Ну,

Ибрай! Хочешь меня вокруг пальца обвести? Но посмотрим, кто кого...»

- Виноваты, не виноваты, - об этом уже нет речи! Ты выскажи о том, какое наказание положено им?

- А что ты скажешь об этом? - ровным голосом спросил Абай. - Какое наказание определяете вы?

И тут Есентай озвучил кровожадное, зверское намерение Оразбая.

- Наказание последует вот какое. Оразбай передает: «Если Ибрай тоже осуждает этих нечестивцев, пусть отдаст их в мои руки. Велю накинуть им на шеи арканы и удушить их, волоча за конями».

- И что, Оразбай будет стоять на этом? По-другому не договоримся?

- Велел передать, что не отступится ни за что.

- Ну тогда вот что послушай. Прошли те времена, когда могли спокойно творить такие зверства. Ты, посланник Оразбаев, соображаешь, что городишь, бай? В какое время ты живешь? К кому пришел, где находишься, говоря свои дикие слова?..

Есентай не стал дослушивать Абая. Злобно уставился он своими темными щелками на акына и злобно раскричался, вмиг потеряв всю свою наигранную степенность:

- Ей! Ей! Ибрай, я пришел сюда не в краснобайстве состязаться! Если ты так заговорил, то слушай меня дальше! Ораз-бай говорит открыто: «Обвиняю в этом преступлении самого Ибрая, и не успокоюсь, пока не брошу его себе под ноги. Если он найдет для своей защиты какого-нибудь одного джигита с могучими руками, то я найду против него с десяток головорезов, которые заставят Ибрая умыться кровью! Он не рожден небом, он самый обыкновенный человек. Пусть не забывает об этом!»

Потеряв степенность, сорвавшись на крик, эта гора мяса и жира с красным от ярости лицом, - Есентай готов был, казалось, кинуться с кулаками на Абая.

Абаю же давно не приходилось слышать столь дерзких, наглых оскорблений, брошенных ему в самое лицо. Абай не заметил, как он потерял самообладание, - и яростный рык, гневный возглас, вырвался из его груди:

- Прочь отсюда! Ты не с миром сюда пришел, не для переговоров, а с враждой и злом за пазухой! Убирайся вон! Оразбаю передай: пусть поостережется творить свои мерзости. Найдутся силы, которые способны и его забить в землю. Вот дверь, уходи, не задерживайся!

Есентай с трудом поднялся на ноги, постоял, тяжело раскачиваясь на месте, словно оживший степной истукан, потом молча направился к двери. Следом за ним, испуганно сгорбившись, последовал Сейсеке.

Когда они вернулись к себе, во дворе байского дома стояла невообразимая суматоха. Всадники куда-то вылетали за ворота, другие галопом влетали во двор и круто осаживали коней. Эта кутерьма была связана все с тем же, - не зная сна и покоя, преследователи искали потерянный след беглецов.

Даир в темном гневе метался по всей слободке, словно собака, взявшая след дичи. Он не давал минуты покоя своим джигитам, гоняя их в разные концы слободы городских жатаков. Он звал на помощь всех, кого только мог. Созывал к месту на берегу Иртыша, где, затаившись в ночи, ожидала засада возвращения парома, на котором переправились беглецы.

Со своей стороны, Оразбай и Сейсеке сзывали на помощь своих друзей, городских баев. Пришел купец Корабай, который был «острой саблей» и «верной пулей» Оразбая в городе, - привел с собою двух здоровенных малаев. Узнав, какое предстоит дело, Корабай со слугами сел в таратайку и отправился на берег Иртыша - искать Даира, чтобы укрепить его силы и вместе с ним ждать возвращения парома. И ждать долго не пришлось, - вскоре раздался в темноте всплеск больших весел по воде. Насторожившись, джигиты замерли в ожидании лодочников.

Большая лодка вскоре обозначилась на смутной, серой воде. Корабай подал знак, и вся ватага сгрудилась на берегу, куда пристал паром. С лодки на песок сошел Сеил, неся на плече длинное весло. Корабай встал на пути лодочника, тот остановился. Сеил обернулся и крикнул двум своим помощникам, чтобы они вытаскивали на берег лодку.

- Стой, не спеши, - придержал его Корабай. - Ты перевези и нас, коли на то пошло, через реку.

Сеил по-прежнему молчал, смотрел на то, как его помощники, не задерживаясь, ловко попрыгали с большой лодки.

- Ведь ты перевез каких-то людей под покровом ночи, - продолжал между тем Корабай. - Что это были за люди? С какими черными мыслями они ночью переправлялись через реку? Говори!

Суховатый, рослый, широкоплечий, лодочник Сеил по-прежнему ничего не ответил Корабаю, отвернулся от него и направился к двум своим парням-помощникам, - стал помогать им, вытаскивать с ними лодку на отлогий песчаный берег.

Джигиты Даира подступили к лодочникам.

- Е! Ты, давай, перевези нас!

- Мы тебе заплатим!

Торговец Корабай разбушевался:

- Да ты что, брезгуешь моими деньгами? Не меньше заплатим, чем те, которых ты перевез! Чего ты ко мне спиной поворачиваешься? Нам нужно позарез, у нас неотложное дело, вот мы и обращаемся к тебе. Давай, вези!

Лодочник Сеил, молчаливый, уверенный в себе человек, ответил спокойно:

- Е, и без того возвращаюсь поздно. Устал руками махать, сил уже нет. Приходите завтра с утра. Я же не дурной, чтобы ночью в темноте снова гонять лодку через реку, туда и назад.

Положив на широкое свое плечо багор с железным крюком, Сеил подозвал своих парней-помощников: «По домам, джигиты!» - и зашагал прочь от берега.