Абай остался ждать Павлова, а Мака и Жуман, решившие уехать в полдень, отправились по каким-то своим делам на базар.
Дамежан проводила всех троих детей на промысел, которым они занимались каждый день. У старшего Жумаша, того, что ставил самовар ночью, было еще два брата - Салимжан и Алимжан, пятнадцати и двенадцати лет. Жумаш взял их с собой, и все трое ушли. Абай остался наедине с Жабикеном и Дамежан.
Он принялся расспрашивать супругов об их житье-бытье... Дамежан не скрывала истинного положения дел семьи, ведь Абай, по отцовской линии, был ее близким родственником, она даже считала его своим старшим братом. Нечего ей было скрывать.
Немного они с мужем нажили имущества, если не считать одной-единственной коровы, которая приносила крошечный доход: Дамежан продавала молоко соседям. Эту корову надо было чем-то кормить, о чем заботились дети: косили траву на острове, собирая заодно сухие ветви тугая и плавник для топлива на зиму. Все это они делали, когда выдавалось время, свободное от их главного промысла. А промысел у сыновей был такой: в прошлом году заимели небольшую лодчонку и занялись перевозкой через Иртыш и Карасу. По берегам с утра до ночи шатаются всякие пешие люди, они и дают работу сыновьям.
Дамежан и Жабикен считали большим утешением, что их сыновья работали, и даже гордились этим.
- С нынешней весны, - сказал муж, - и младший сынок учится управлять лодкой. Алимжан пошел на реку с братьями, как только ему исполнилось двенадцать лет и он смог крепко держать в руках весла.
Те гроши, что добывали сыновья, были главным, но не единственным достатком семьи: Дамежан и Жабикен также прирабатывали. Дамежан шила тымаки, борики, такия4, а Жабикен продавал их на базаре. Иногда Дамежан удавалось получить заказ на другое шитье: камзолы, бешметы, платья для женщин из зажиточных домов головного жатака. Случалось ей также вышивать узоры и плести позументы для дорогой одежды тех, кто мог себе ее позволить.
Когда сыновья были еще малы, все пятеро домочадцев кормились лишь рукоделием Дамежан. Ее искусство так же ценилось соседями, как и душевные свойства. Говоря об этом, Жа-бикен с теплотой смотрел на жену. Абай был столь же восхищен Дамежан, ее искусством, стойкостью и смелостью, что он считал первыми качествами хорошей матери, сколь и расстроен бедственным положением семьи.
- Мы ведь прямо говорим, не лукавим, - продолжала Дамежан. - Клюем, как курица по зернышку, но в итоге хватает на жизнь. На еду да на кое-какую одежду. Крутимся с утра до ночи, чтобы не только поддержать эту жизнь, но и как-то поправить свое положение. Слава Аллаху, не приходится обивать пороги чужих людей, стоять с протянутой рукой... Мы все-таки не самые бедные здесь, есть и такие, кто круглый год живет в холоде и голоде. Говорим себе: эти - и то не умирают!
Дамежан замолчала. Ее лицо было задумчивым, глаза застыли неподвижно.
Абай спросил о городских делах, и Дамежан обстоятельно рассказала ему о действительно тяжелом море, напавшем на город.
- Что творится в других местах, не знаем, - сказала она, -но, говорят, на той стороне холера не слишком свирепствует.
- Ходят слухи, - вмешался Жабикен, - что и на той стороне, на окраинах Затона, немало заболевших людей.
Дамежан сердито глянула на мужа:
- Зачем далеко ходить? Скажем только о том, что знаем. В таких делах нет ничего хуже кривотолков!
- Слухам верить, конечно, не стоит! - согласился Абай. -Скажите лучше, что происходит вокруг вас. Правда, что в слободе больные умирают?
- Да! - воскликнула Дамежан. - И с каждым днем все больше.
- Что за люди умерли? - нахмурившись, спросил Абай, и муж с женой перечислили несколько знакомых ему имен.
- Керейбай, - назвала Дамежан. - А первой умерла его старая мать. Затем скончался старик Садык.
- Отца Жылкыбая, жену Жумабека, тещу Семейбая, - сказал Жабикен, - также забрала смерть... И дети тоже мрут! Все трое малышей нашего соседа Жубандыка - умерли за две последние недели.
- Очень много детей умирает! - с горечью воскликнула Дамежан. - Во многих семьях погибли их любимые чада: у кого единственное дите, у кого первенец.
Абай задумался, сел, поджав под себя ноги. Выходит, эпидемия была настолько серьезна.
- А взрослые люди, молодые джигиты? Неужто их тоже косит болезнь? По вашим же словам, болеют одни старики да дети.
- Так оно и есть, верно вы подметили! - подхватил Жаби-кен.
Но Дамежан несогласно покачала головой.
- А Букпа, Сапар, Кайыр, Исабек? - перечислила она. - Разве не говорили, что им под силу железо гнуть?
- Е, так-то оно так! - возразил Жабикен. - Но эти джигиты работали на разделке шкур, где самая зараза. Да и труд там тяжелый, даже таким богатырям не по плечу.
Дамежан кивала, подтверждая слова мужа. Ее большие черные глаза вдруг сверкнули, словно угли, - скорее, потому, что их переполнили слезы.
- Оно так и есть, Абай-ага, - сказала она. - Я тоже заметила, что холера прежде всего нападает на заморенные голодом очаги. Молодые мужчины и женщины, которые живут в тяжелом труде, сгорают в болезни быстрее. К тому же, болезнь-то заразная, передается от одного к другому. Слава Богу, соседних домов еще не коснулась эта напасть. Но мы все равно стараемся никуда не ходить, поменьше разговаривать с людьми. Так и сидим дома.
По эту сторону реки, в слободке, жили в основном казахи. Среди них было и немало зажиточных людей - купцов, байбат-ча5. Что-то пока никто не слышал о болезни и смерти таких людей... Эта холера, похоже, косит прежде всего бедняков.
Когда Дамежан и Жабикен заговорили о том, что делается с больными, их лица выразили страдание.
Люди, на кого нападает болезнь, выглядят страшнее, чем трупы. У них глубоко впадают глаза, заостряется подбородок, нос. Вокруг глаз темнеют синие круги, которые прозвали «пятнами смерти».
- Говорят, у больного холодеет даже дыхание! - воскликнула Дамежан.
- Руки-ноги коченеют! - добавил Жабикен.
- Голос у них меняется, будто из могилы!
- Мучаются, не в силах встать, мочатся и ходят под себя!
- И жажда их мучит! - сказала Дамежан, поморщившись от последних слов мужа. - Только и просят, что пить, пить. Вот, говорил мулла: придет конец света, и покойники, облачившись в саваны, выйдут из могил. Так они, больные люди, и выглядят!
Абай услышал какой-то стук и оглянулся. В дом вошел Бай-магамбет, а с ним - Федор Иванович Павлов.
Абай и сам не ожидал, что, при всей своей дородности, вскочит с места столь проворно: так велика была его радость при виде долгожданного гостя. Федор Иванович раскрыл объятия еще на подходе и горячо обнял Абая. Крепко сжимая его руку, долго, молча тряс ее.
Когда расселись и заговорили, Павлов спросил Абая: что за дела привели его в город? Абай был на радостях словоохотлив, а Павлов, в свою очередь, не прочь был его послушать.
Конечно, Абай не мог не приехать в город! Ведь Абиш окончил в этом году учебу в Петербурге, приехал в аул в отпуск, перед тем, как отправиться к месту службы. Он женился на своей горячо любимой Магыш и вместе с нею собирается отправиться из Семипалатинска в крепость Верный - Алматы, в Туркестанский военный округ, куда направлен командованием.
Павлов поздравил его. Абай продолжал говорить, друг слушал внимательно, в дальнейшем ни разу не перебив его.
Сын с невесткой едут далече, и Абай приехал в город, чтобы проводить их. Еще надо было приготовить Абишу деньги на дорогу, для чего и пригнал Абай скот на продажу.
- Помимо прочего, - улыбаясь, продолжал Абай, - соскучился я по городским друзьям. Просто захотелось побыть в городе. Поэтому я и здесь... Федор Иванович, что ж это я все один говорю? Расскажите-ка и вы о себе! Как поживает Александра Яковлевна? Говорят, сейчас какая-то напасть в городе, холера? Она же врач, что говорит по поводу этой болезни? Я совершенно в неведении о здешних делах. Проясните, пролейте свет в мое сознание! - закончил он шутливо, подражая герою какой-то прочитанной им книги.
