- Конечно, я давно понял со слов Абая, да и сам думаю, что учиться полезно каждому человеку. Особенно полезна русская учеба, она открывает нам глаза на остальной мир и освещает душу человека. И руки ему удлиняет. В свое время Абай увез в город немало детишек из этого жатакского аула, и многие из них сейчас вышли в люди. Вон, сын Молдабая, Данияр, и сын Муздыбая, сын Омарбека из дальнего Шагана... - все они нашли свое место в жизни, выучив русскую грамоту. А есть и другие дети из жатаков, которых он направил к мусульманской грамоте, - это Садуакас, Касен, Самарбай, - так они тоже стали приносить немалую пользу себе и другим. Садуакас, собрав детишек нашего аула, - вон, вроде моего Рахимжана, обучает их читать и писать на арабском. Нам, казахам, любые знания нужны! И в грамоте, и в ремеслах. Вот я, старый человек, научился некоторым ремеслам - и до сих пор приношу кое-какую пользу в своем Жатаке, несмотря на свою немощную старость! - слегка подшутил Даркембай над собой.
Дармен, выходец из этого поселения жатаков, кое-что пояснил Абишу:
- Хотя Даке и посмеивается над собой, но в ауле и по всей округе он славится как мастер на все руки. Круглый год чинит арбы, сани, сохи, мастерит лопаты, топоры, серпы - все по земледельческому хозяйству. Также стал паяльщиком, лудит казаны, посуду всякую... Короче, стал мастером по металлу и по дереву. Радуется, когда его благодарит народ. Про него сказано: «Старый пень вдруг обернулся скакуном!» Старается изо всех сил, помогает людям в их жизненных передрягах. Так что, Абиш, как видишь, казахам нужны не только высокие знания, но и всякое низкое ремесло.
Восприняв эту шутку, Даркембай одобрительно кивнул головой и улыбнулся в бороду. Так они и перешучивались, оживленно разговаривали, словно сверстники - трое разного возраста людей.
- Е, Абиш, айналайын! Чего уж там! А ведь немало казахов, которые про таких, как я, помахивающих топориком, теслом, -и слышать не хотят. Хотя, плохо ли, хорошо, а только моими стараниями появляются в степи новые арбы и сани. А ведь некоторым только искусство подавай, под которым они понимают одно - подпевать под домбру: «арий-айдай! бодай-талай!» - потешно пропел аксакал, подмигивая Абишу.
Молодые джигиты расхохотались.
- Нет, каково загнул! Старый скакун до сих пор строптив! Не подходи сзади - лягнет, мало не покажется! - сказал Дармен, любуясь на аксакала.
А тот уже с серьезным видом говорил Абишу:
- Оно, конечно, хорошо - учиться. Но плохо то, что, окончив учебу, вы не возвращаетесь в родные края, а уходите на чужбину - без всякого сожаления. Вот, сын Молдабая живет теперь в Ташкенте, уехал туда по службе. И ты теперь, дорогой, собираешься поступить так же. Все это мне не по душе, скажу тебе прямо, сынок. Вас послали учиться родители. Люди ждали вас, как ждут плодов, когда они созреют. Почему бы вам не принести в родные края те знания, которые вы получите?
Разве то, что получили, чего достигли, вы оставите только для себя? А ведь позади вас наша неграмотная степь - ваши невежественные родичи и близкие, молодая поросль, обреченная быть необразованною. Айналайын, а почему бы тебе не вернуться в родную среду, не собрать вокруг себя тех, кто ищет знаний, не возглавить их, не передать им свет своих знаний? Ты погляди только на Абая-ага! Сколько света вокруг исходит от него только одного! Даже Баймагамбета возьми, - когда этот джигит, который не может отличить букву от простой черточки, заночует, бывало, у меня, то я впитываю от него, бывшего нукера Абая, столько мудрейших историй, сколько течет воды в потоках реки Дарьи! Е, сынок, разве не становится подобным одинокому дереву в степи всякий образованный человек, если не разбрасывает вокруг себя семена своих знаний? Хочешь достигнуть в своей жизни какой-то высокой цели, - достигни ее вместе с людьми, с юной порослью, - один ты этой цели никогда не достигнешь. Как ни свирепы и хищны волки, роющие норы, чтобы прятать там своих детей, - разве они не обучают своих наследников звериным повадкам и охотничьим навыкам, чтобы волчата выжили и могли сами охотиться?
Абиша поразил последний довод старого жатака. Сраженный его несомненной правотой, юнкер согласно закивал головою. Абиш таил в себе мысли, которыми не делился даже с отцом. Одной такой мыслью было: «А что, если я вернусь в родные края и останусь здесь, чтобы готовить казахскую молодежь для учебы на русском языке?» Слова аксакала почти в точности совпали с этими мыслями Абиша.
В юрту прошла жена Даркембая с двумя ведерками, полными только что надоенного молока. Звали ее Жаныл, она была женщина средних лет, намного моложе Даркембая, родила ему сына Рахима. В прошлом она была невесткой в роду Бокенши, но овдовела, и ее сосватали за Даркембая, который тоже овдовел к тому времени.
У Даркембая от первой жены родилось несколько детей, но все они умирали в самом раннем возрасте. И вот Жаныл родила Рахима, которому уже исполнилось семь лет. В доме Дар-кембая, на склоне его лет, зажегся огонек новой жизни. Жаныл оказалась для него хорошей женой, она с уважением относилась к тому, что ее муж столь почитаем в сообществе жатаков и среди его сородичей жигитеков. Глядя на своего единственного сына, который благополучно рос среди босоногой детворы, Даркембай словно обрел вторую молодость.
Теперь он не походил на горестного старика, который, по словам Абая, мог только жаловаться на судьбу. У него появилась новая жажда жизни и стремление к созидательному труду. Он хотел жить и трудиться ради сына Рахима, ради Жаныл. Человек большой жизненной силы, могучий телом и душой, да и умом наделенный недюжинным, Даркембай перешагнул порог шестидесятилетия - и за ним обрел новый огромный интерес к жизни. Крепко затянув пояс, он бодро зашагал навстречу ей.
Все близкие друзья заметили возрождение Даркембая, славного жатака, мастера на все руки, и радовались за него, - особенно Абай и Базаралы. Поддерживая старика на его обновленном житейском поприще, Абай к тому, что ежегодно помогал с зимней заготовкой мяса - согымом, теперь стал передавать Даркембаю на все лето двух-трех дойных кобылиц и одну молочную корову...
С приходом в юрту жены Даркембай отложил свою работу, крикнул бодрым голосом:
- Жаныл! В твой дом пришли гости! Да еще какие гости! Вот, Дарменжан мой и с ним Абиш - зашли проведать меня. Пойдите вместе с Рахимом к стаду, приведите скотину. Приготовьте казан-воду!
Тотчас из юрты появилась Жаныл, подошла к мужчинам и тепло поздоровалась с ними.
- Что же вы на голой земле сидите! - воскликнула она. -Сейчас я вам постелю, а вы вставайте!
Быстро вынеся из юрты войлочную подстилку-сырмак, расстелила ее и усадила гостей.
- А за мною прибегал Рахим. Я доила овец, он прибежал и кричит: «Апа, быстрей! Дармен-ага привел с собой гостя! Заканчивай доить, пойдем домой!»
Смущенный Рахим крутился сзади Жаныл, прячась за ее юбку, тыча кулачком ей в спину: мол, не рассказывай ничего! Стеснительный мальчик так и не показал своего лица, прячась за матерью.
Гостеприимная семья собиралась принять гостей от всей души, щедро и радушно. Однако Абишу, хорошо знавшему о скромном достатке семьи, не захотелось вводить ее в такие большие расходы,
- Нет, Даке! Нет, женеше! О том, чтобы скотину забивать ради нас, и речи не может быть! Рахмет, не утруждайтесь! - убедительно заговорил Абиш. - Нам, пожалуй, уже скоро возвращаться. Разве что чаю успеем попить да накоротке перекусить. Е! Не отказался бы я и от горячего молока. Иногда для меня овечье молоко лучше, чем мясо! - сказал Абиш.
Его поддержал Дармен:
- Даке! Женеше! Абиш прав. Со дня своего приезда он все время был на жаназа вместе с отцом, и они даже не поговорили, как следует, между собой. Сегодня вроде поспокойней было с гостями, и Абиш смог уйти. Но его уже, наверное, ждет Абай-ага. Достаточно будет, женеше, если подадите свежий овечий творог и добавите туда густой сметаны. Получится наша славная казахская еда «аклак». Наверное, в Петербурге Абишу не каждый день приходилось кушать это блюдо!
