- Смотри-ка, эти, с широкими макушками, не пускают нас к себе, заставили караулить свои сапоги! Мне-то что, я и не к такому привык, а вот тебе, мырза Шубар, каково терпеть такое унижение? - сказал Базаралы и рассмеялся.
Сарбас и Абди, растерянные и подавленные незнакомой городской обстановкой и ожиданием предстоящего суда, до этой минуты не только не смели улыбнуться в присутствии стольких важных баев, но и глаз не смели на них поднимать. Но после «широких макушек» Базаралы оба джигита неудержимо расхохотались. Они прекрасно понимали, в каком тяжелом состоянии находится их старший товарищ, и как он старается - не только не показать себя слабым перед предстоящей схваткой, но и сбить настроение бия Шубара своей насмешкой.
Но тот был не прост, и предпочел заранее не вступать с ответчиком ни в какие препирательства и разговоры. Шубар сделал вид, что не расслышал, медленно отошел в сторону и, вынув серебряный портсигар, закурил папиросу, стал расхаживать из стороны в сторону.
Заставив ждать в передней истца и ответчика, бии и баи в гостиной желали подчеркнуть, что они беспристрастно относятся к обеим сторонам. Однако никто из них словно не замечал того, что вместе с ними будут заседать почти все Кунанбаевы - Оспан, Такежан и прочие.
Через некоторое время раскрылась дверь гостиной, показался горбоносый Атамбай и пригласил войти. Вся большая комната от порога до самого тора была устлана красными шелковыми коврами. На стенах красовались толстые узорчатые кошмы, повсюду висели золотом писаные молитвы из Корана. Вдоль стен были разостланы атласные корпе, на которых и восседали бии, баи, аткаминеры, откинувшись, опираясь локтями на белые пышные подушки. Когда вошел Базаралы и поздоровался, все напыщенное степное собрание сдержанно ответило на его приветствие.
Многих из них узнал Базаралы. Тяжело ему было встречаться с ними глазами, но когда один молодой, небольшого роста, изящной наружности, - мырза Айтказы, - подошел к нему и за руки приветствовал его, поздравив с возвращением из Сибири, у Базаралы немного посветлело в душе. Этот Айтказы был тобыктинец, из рода Кокше, но давно ушел в лесные края Бе-лагашской волости, где жили русские и казахи, там занялся торговлей, разбогател, а в последний год даже сумел стать волостным...
Базаралы бросил на него благодарный взгляд. «Как знать, может быть, и он крепко потерпел от иргизбаев или кунанбаев-цев, поэтому ушел из родных краев. А теперь хочет поддержать меня, мол, не падай духом, веди себя достойно», - подумал он. Среди приглашенных биев, разбирающих тяжбу, Айтказы был единственным из Тобыкты, остальные представляли другие роды и племена.
Среди замкнутых, отчужденных судейских лиц, представших перед ним в середине длинного ряда, Базаралы узнал еще богатея из рода Басентиин, мырзу Темиргали, пышно разодетого, холеного, полного, краснощекого человека. Узнал также и волостного старшину из Керея на Аршалы - чернобородого Ра-кыша. Рядом с Темиргали сидел хозяин дома, он же и глава волости Кокен, мырза Нурке. И никто из них, кроме Айтказы, лично не приветствовал Базаралы.
О, это были люди, довольные в степном мире местом под солнцем, что занимали, своим нажитым богатством, властью, которую имели в своей волости. Они кичились нарядной, вышитой золотыми узорами, дорогой одеждой. Чего мог ожидать от них беглый каторжник? И они словно не замечали его, сидевшего прямо напротив них. Шубара же, когда он вошел и возвестил салем, все дружно приветствовали и усадили в своем ряду. Также они приветствовали Такежана, Оспана, Исхака, а некоторые, встав с места, подходили к ним, протягивая обе руки.
Все это видел Базаралы, и ему было ясно, каким окажется исход суда. Но сердце его не дрогнуло, и когда бай Нурке объявил начало суда и произнес: «Теперь выслушаем сторону обвиняемых», - Базаралы неторопливо расстегнул и снял с себя пояс с серебряной пряжкой, свободно раскинул по сторонам скрещенных ног полы чапана и, высоко подняв голову, спокойным, мужественным взглядом обвел лица судей.
- Эй, судьи! - властно произнес он, заставив всех присутствующих вмиг стихнуть, замолчать и невольно посмотреть на него.
Перед биями сидел, широко расправив плечи, могучий, уверенный в себе, красивый человек. Матово светился высокий осиянный лоб, румянец играл на крутых скулах. Он возвышался над всеми баями, биями, владетелями несметных стад, разодетыми в пышные одежды, надутыми, чванливыми, - и в своей бедной степной одежде выглядел значительнее всех вокруг себя. Все, далее им сказанное, - свободно, непринужденно, с легкой улыбкой в глазах, - было также значительнее и умнее всего того, что было тут произнесено.
- Сегодня здесь очень важный сход, собрались баи из степи и мырзы из города. Сородичи! Многих из вас я не знаю в лицо, но мне известны имена ваших предков, я слышал и о ваших достоинствах и делах. Одни из вас представляют кереев, другие - роды Бура, Матай... знаю, что здесь находятся и выходцы из уважаемого мною рода Басентиин, близкого нам. А вот сидят передо мной сыновья Кунанбая, почтенные наши мырзы, владетели больших стад, которые пришли судиться со мной.
У меня же нет ни гроша за душою, ни скота, ни двора, ни богатой родни - одни нищие жатаки стоят за моей спиной. Как же мне тягаться в суде с сыновьями Кунанбая? Ведь за ними-то вся сила золота и неисчислимого скота, коней в табунах, и всякого добра и еды в их аулах! Близких друзей, сватов, товарищей детства у них немало не только среди тобыктинцев, но и по всему Семипалатинскому краю. Поэтому я не могу поставить себя вровень с детьми Кунанбая. Говорится ведь: «аркан длинный, петля широкая» - это про них. А про меня: «веревка коротка, узла не завяжешь». Также про Кунанбаевых сказано: «Нагнутся вперед, перед ними Иртыш простирается, откинутся назад -спиною в Чингиз упираются». И перед ними я, рядом с которым нет ни одного, даже самого захудаленького, мырзы или бая.
Тут он на одно мгновение смолк, окидывая весь суд насмешливым взглядом. Затем высказал самое главное, совершенно неожиданное для всех:
- Дети Кунанбая щедры на подарки и угощения, вы знаете это. Вам, достойным, немало перепало из их рук. Но вы еще не знаете, что я вам тоже подарок приготовил, - намного дороже всех их даров и угощений. Приходилось вам встречать в этом краю такого богача, как Кунанбай? Наверное, нет. Слышали вы, что он мог сделать с теми, кто осмеливался пойти против него? Слышали. И глядя на его детей, вы думали, наверное, что не от человека они произошли, а от самого Аллаха... Вам и в голову не могло прийти, чтобы кто-нибудь осмелился пойти против них. Так вот, уважаемые, мой дар для вас такой: я открыл вам глаза на то, что дети Кунанбая такие же смертные, как и другие, они не сыновья Бога. Я дал вам понять, - их тоже можно наказать. Если ударить их палкой, они также почувствуют боль. И каждого из них, за их бесчинства, можно схватить за воротник! А если стукнуть как следует, то они не устоят, полетят на землю, - их даже можно забить насмерть! Кунанбаевых можно бить! Вот какой я вам преподнес подарок! - сказав это, Базаралы от души рассмеялся.
Многие из биев, степных богачей и властителей, находившихся в скрытом соперничестве с домом Кунанбая, не осмелились так же открыто смеяться, но опустили головы и спрятали свои улыбки в бороды. Приличие на таком важном собрании было соблюдено.
Слова Базаралы не могли не подействовать на биев. И все же присутствующие на судебном сходе изначально не собирались его оправдывать. Ибо все эти бии, баи, волостные начальники сами были владетелями стад, и угон скота никак не могли приветствовать. Никто не собирался сказать ему: «Ты прав!» Базаралы хорошо знал об этом. Поэтому он не стал ни оправдываться, ни защищаться. После сказанных им вызывающих, насмешливых слов еще раз внимательно оглядел собрание судей и завершил, словно выстрелил:
- Я все сказал, а вы слышали! Мне хотелось бы, чтобы мои слова услышал и народ, те люди, что остались снаружи, за вашими спинами, в степи. Но разве сегодня слово правды дойдет до их ушей? Если бы хотя половину моих слов они услышали! Я теперь закончил. Вот, стою перед вами, - хотите, режьте меня на куски, воля ваша!
