Полмиллиона. Великая Армия. В моей истории это случилось в 1812-м. Сейчас на дворе 1808-й. Неужели я ускорил процесс? Или история здесь течёт иначе?

— Сколько у нас времени? — прямо спросил я.

— Год. Может, полтора, — Иван Дмитриевич посмотрел мне в глаза. — Он ещё не закончил с Испанией, там у него вязнет нога. Но как только он выдернет её оттуда — он повернёт на Восток. Екатерина Алексеевна старается тянуть время дипломатией, но Бонапарт не тот человек, которого можно остановить реверансами. Ему нужна война. Ему нужен мир у его ног.

— Значит, полтора года, — сказал я. — Чтобы перевооружить армию.

— Не всю, — покачал головой Иван Дмитриевич. — Всю не успеем. Но тех, кто встретит его первым — нужно обязательно.

Он кивнул в сторону окна, за которым дымили трубы завода:

— Ваша первая партия. Пятьсот штук. Они готовы?

— Скоро будут, — ответил я. — Через две недели максимум.

— Хорошо, — Иван Дмитриевич достал из кармана письмо, положил на стол. — От военного министра. Он хочет увеличить заказ. Вместо пятисот — тысячу штук.

Я чуть не подавился воздухом:

— Тысячу⁈

— Именно, — кивнул Иван Дмитриевич. — Решили перевооружить не только гвардию, но и три егерских полка. Это еще пятьсот ружей.

Я задумался, потирая виски. Тысяча штук. Это в два раза больше первоначального заказа.

— Какой срок? — спросил я.

— Четыре месяца, — ответил Иван Дмитриевич. — Два месяца на первые пятьсот, еще два — на вторые.

Я быстро прикинул в уме. Сейчас мы делаем по сорок штук в неделю. За два месяца — максимум триста двадцать. До пятисот не хватает почти двухсот.

— Нужно увеличивать темпы, — сказал я. — Почти вдвое.

— Можете? — спросил Иван Дмитриевич прямо.

Я задумался. Увеличить темпы вдвое — значит, удвоить количество сборщиков, удвоить поставки материалов, ускорить проверку качества.

— Можем, — твердо сказал я. — Но мне нужна помощь.

— Какая?

— Первое — люди. Наймите мне еще двадцать сборщиков. Опытных, с руками. Второе — материалы. Нужно больше стали от Строганова, больше кварца из Петербурга. Третье — транспорт. Готовые ружья нужно будет вывозить быстро, чтобы не забивали склад.

Иван Дмитриевич кивал, записывая на лист бумаги:

— Людей найдем. Материалы организуем. Транспорт тоже.

Он свернул лист, убрал в карман:

— Егор Андреевич, я понимаю, что это большая нагрузка. Но это вопрос государственной важности. Если мы не успеем перевооружить армию до начала войны — преимущество будет на стороне противника. Эти ружья… они убивают слишком эффективно.

Я посмотрел на него:

— О чём вы?

— О том, что вы открыли ящик Пандоры, — тихо сказал Иван Дмитриевич. — Эти штуцеры бьют на триста шагов прицельно. Это меняет тактику войны. Но это также означает, что смерть стала точнее.

Странное чувство. Я — менеджер, прогрессор, человек, который хотел строить теплицы, лечить людей эфиром и освещать улицы лампами. А теперь я отправляю оружие на войну.

— Они убивают врага, который придёт в наш дом, — жёстко отрезал Иван Дмитриевич, словно прочитав мои мысли. — Не занимайтесь самобичеванием. Это не ваша война. Но ваше оружие поможет её закончить. Или предотвратить.

— Предотвратить?

— Сила — лучший аргумент в дипломатии. Если Бонапарт узнает, что у русских есть полки, которые бьют белку в глаз за полверсты и не боятся дождя… может, он дважды подумает, прежде чем переходить Неман.

— Сомневаюсь, — покачал я головой. — Такие люди, как он, не останавливаются.

— Тогда мы их остановим, — твёрдо сказал Иван Дмитриевич.

Мы пожали друг другу руки. Он ушёл. Я остался сидеть в конторе, глядя в окно на завод.

Следующие дни прошли в бешеном темпе. Я собрал Григория, Антона и Ивана Волковых на совещание.

— Мужики, — начал я. — Нам нужно увеличить производство вдвое. С сорока штук в неделю до восьмидесяти.

Антон почесал затылок:

— Восемьдесят… Это значит, нужно больше людей.

— Или работать дольше, — предложил Иван. — Добавить вечернюю смену.

Григорий кивнул:

— Вечерняя смена — хорошая идея. У нас теперь освещение есть, лампы горят. Можно работать хоть до полуночи.

— Но люди устанут, — возразил Антон. — Усталость — это ошибки. А ошибки в таком деле недопустимы.

Он был прав. Уставший мастер может неправильно установить замок, перепутать детали, пропустить дефект.

— Тогда увеличиваем количество смен, но сокращаем их продолжительность, — предложил я. — Три смены по шесть часов вместо двух по восемь. Люди будут меньше уставать, а производство будет идти почти круглосуточно.

Григорий задумался:

— Три смены… Это значит, нужно еще больше людей.

— Наймем, — твердо сказал я. — Иван Дмитриевич обещал помочь.

План начал работать. Григорий принял двадцать новых сборщиков — молодых парней, показавших себя как опытные подмастерья. Антон и Иван взялись их обучать.

Я наблюдал за процессом обучения. Антон был терпеливым учителем — показывал медленно, объяснял понятно, не ругался за ошибки. Иван, наоборот, был строгим — требовал точности, не прощал небрежности. Вместе они составляли отличную пару. Прям как плохой и добрый полицейский.

Через неделю новички уже могли собирать простые детали — крепить ложе к казеннику, ставить мушку, крепить приклад. Более сложные операции — установка замка, проверка искры — пока оставались за опытными мастерами.

К концу следующей недели мы действительно вышли на восемьдесят штук. Завод гудел теперь почти круглосуточно — с шести утра до полуночи. Только ночью, с полуночи до шести, наступала тишина, когда рабочие спали, а станки остывали.

Я часто приходил на завод поздно вечером, когда работала третья смена. Под светом ярких пневматических ламп мастера собирали ружья, проверяли замки, полировали стволы. Атмосфера была спокойной, сосредоточенной. Никакой суеты, только размеренная работа.

Как-то вечером я зашел в сборочный цех около десяти. Антон руководил третьей сменой.

— Егор Андреевич, — поздоровался он. — Не спится?

— Хотел посмотреть, как идут дела, — ответил я. — Как смена?

— Хорошо, — кивнул Антон. — Сегодня уже двенадцать штук собрали. До полуночи еще пять соберем. Итого семнадцать за смену. Это наш рекорд.

Я обошёл цех, наблюдая за мастерами. Все работали как единый организм. Один ставил ложе, другой крепил замок, третий полировал ствол. Разделение труда. Почти как на заводах будущего, только в начале девятнадцатого века.

Прошло три недели. Производство шло как часы. Мы уже собрали четыреста штуцеров из первых пятисот. Осталось всего сто. До конца срока — еще неделя. Мы успевали с запасом.

В один из дней на заводе появилась военная делегация. Генералы в золотых эполетах, полковники, офицеры. Впереди шёл Иван Дмитриевич.

— Егор Андреевич, — представил он. — Это генерал-майор Кутайсов, командующий гвардейской артиллерией. Он хочет лично посмотреть на новые ружья.

Генерал был достаточно молодым — лет сорока, с пронзительным взглядом и военной выправкой. Он протянул мне руку:

— Воронцов? Слышал о вас. Говорят, вы создали оружие, которое стреляет в любую погоду.

— Не совсем так, — уточнил я, пожимая руку. — Любое оружие стреляет. Но наше стреляет надёжнее. Пьезоэлектрический замок даёт искру даже во влажную погоду, когда обычный кремень не справляется.

— Хочу увидеть, — сказал генерал. — Покажете?

На следующий день полигон за городом превратился в демонстрационную площадку.

Прибыла делегация. Генералы в золотых эполетах, с брюзгливыми лицами, привыкшие к линейной тактике и штыковым атакам. Полковники, смотрящие с интересом. И солдаты — егерская рота, отобранная для испытаний.

Погода, как назло (или на счастье), испортилась. Небо затянуло свинцом, моросил мелкий, противный дождь, превращая землю в жижу.