Время замедлилось.

Я видел, как младенец, потревоженный толчком, начинает просыпаться. Как одеяльце сползает. Как вся конструкция, теряя равновесие, заваливается набок.

Мои ноги сами понесли меня вперёд. Два шага, три. Я успел. Схватил люльку обеими руками в тот момент, когда она уже почти опрокидывалась.

Каркас коляски с грохотом рухнул на мостовую. Медная трубка с треском сломалась пополам. Второе колесо отскочило и покатилось по булыжникам.

Младенец заплакал — громко, испуганно. Я прижал люльку к груди, чувствуя, как колотится сердце.

— Что случилось⁈ — купчиха выбежала из лавки, лицо побелело. — Боже мой! Васенька!

Она кинулась ко мне, выхватила люльку из моих рук. Прислуга застыла с открытым ртом, глядя на обломки коляски.

— Ваша коляска развалилась, — выдохнул я, приходя в себя. — Ребёнок чуть не выпал на камни.

Купчиха прижимала к себе рыдающего младенца, её руки тряслись:

— Господи… Господи… Васенька, тише, тише…

Она посмотрела на обломки, потом на меня. В её глазах был ужас:

— Эта коляска… Мне её только вчера привезли! Я заказывала у мастера на Кузнечной улице! Он клялся, что делает по чертежам самого Егора Воронцова!

Я присел на корточки, поднял отвалившееся колесо. Войлок был тонким, дырявым. Ось — кривой, с зазубринами. Крепление — просто согнутый гвоздь, который и держать-то ничего не мог.

— Где этот мастер? — спросил я, поднимаясь.

Купчиха указала дрожащей рукой:

— На Кузнечной… Третий дом от угла… Вывеска «Мастерская Семёна Курочкина».

Я кивнул. Имя запомнил.

— Барыня, вам повезло, что я оказался рядом, — сказал я. — Но это не моя работа. Это подделка. Опасная подделка.

Она всхлипнула:

— Я заплатила… Пять рублей… Он говорил, что это настоящая коляска Воронцова…

Пять рублей. За смертельно опасный хлам.

В этот момент к нам подошёл городовой — молодой парень с румяным лицом, в форменном кафтане.

— Что здесь происходит? — спросил он, оглядывая обломки.

— Происходит преступление, — твёрдо сказал я. — Продажа опасного товара, подделка под официальное изобретение. Младенец чуть не пострадал.

Городовой нахмурился:

— А вы кто такой, коли заявления делаете?

— Егор Андреевич Воронцов, — представился я. — Автор этого изобретения. И имею полное право заявить, что это, — я пнул обломок каркаса, — не имеет ко мне никакого отношения.

Глаза городового расширились:

— Воронцов? Тот самый? Который лампы без огня делает?

— Он самый, — подтвердил я. — А теперь веди меня к этому Курочкину. На Кузнечную улицу.

Городовой замялся:

— Ну… мне бы разрешение от начальства…

— Разрешение получишь от градоначальника, — оборвал я его. — Прямо сейчас идём к нему. И эту барыню с младенцем берём. Пусть Глеб Иванович сам посмотрит, что творится в его городе.

Купчиха, всё ещё качая плачущего Васеньку, кивнула:

— Я согласна. Пойдёмте. Я хочу, чтобы этот негодяй ответил!

Через полчаса мы были в кабинете градоначальника. Глеб Иванович Дубинин сидел за массивным столом, разбирая какие-то бумаги. Увидев нас — меня, купчиху с младенцем, городового с обломками коляски — он поднял брови:

— Егор Андреевич? Что случилось?

Я положил на его стол сломанное колесо и кусок каркаса:

— Вот что случилось, Глеб Иванович. Контрафакт. Опасный, некачественный, едва не покалечивший ребёнка.

Дубинин поднялся, взял колесо в руки, осмотрел. Лицо его стало каменным:

— Объясните подробнее.

Я рассказал всё — как увидел коляску, как она развалилась, как я успел поймать люльку. Купчиха добавила про мастера Курочкина, про пять рублей, про обещания «настоящей коляски Воронцова».

Градоначальник слушал молча. Когда я закончил, он медленно опустил обломок на стол и повернулся к городовому:

— Сколько таких «мастеров» в городе?

Городовой замялся:

— Ну… я слышал, что несколько… Кузнечная, Гончарная, ещё где-то на окраине…

— Несколько, — повторил Дубинин, и в его голосе прозвучала сталь. — То есть, пока я организовываю официальное производство, пока обучаю мастеров, пока забочусь о качестве — по городу ползут кустари, которые клепают смертельно опасный хлам и продают его под моим носом?

Он ударил кулаком по столу так, что чернильница подпрыгнула:

— Это не просто мошенничество! Это покушение на жизнь! Сегодня младенец чуть не пострадал! А завтра? Сколько ещё детей пострадает от этих… этих подделок⁈

Купчиха всхлипнула, прижимая к себе Васеньку. Младенец, успокоившись, посапывал у неё на руках.

Дубинин повернулся ко мне:

— Егор Андреевич, я прошу прощения. Это моя вина. Я должен был предвидеть, что появятся мошенники. Должен был поставить контроль.

Я покачал головой:

— Вы не виноваты, Глеб Иванович. Мы оба не подумали о том, что кто-то будет копировать внешний вид, не понимая сути конструкции.

— Но это нужно пресечь, — твёрдо сказал он. — Немедленно.

Он позвал секретаря:

— Иван Петрович! Собирайте городовых. Десять человек. Прямо сейчас. И езжайте со мной.

Секретарь кивнул, выбежал. Дубинин взял шляпу, трость:

— Егор Андреевич, пойдёмте со мной. Вы, как автор изобретения, должны присутствовать. А вы, сударыня, — он обратился к купчихе, — можете идти домой. Деньги вам вернут. Я лично прослежу.

Купчиха благодарно кивнула, всё ещё всхлипывая.

Мы вышли из здания управы. Во дворе уже собирались городовые — десять крепких мужчин в форменных кафтанах.

— За мной! — скомандовал Дубинин, садясь в карету. — На Кузнечную улицу!

Мастерская Семёна Курочкина располагалась в полуподвальном помещении — низкий потолок, закопчённые стены, запах металла и кожи. Над входом висела грубо намалёванная вывеска: «Детские коляски. Дёшево».

Дубинин распахнул дверь ногой. Мы вошли — я, градоначальник, десяток городовых.

Внутри было тесно и грязно. У верстака стоял мужик лет сорока, тощий, с всклокоченными волосами и грязным фартуком. Он что-то сваривал, не обращая внимания на вошедших.

— Семён Курочкин? — громко спросил Дубинин.

Мужик обернулся, увидел градоначальника, побледнел:

— Я… да… это я, ваше благородие…

— Вы делаете детские коляски? — продолжал Дубинин ледяным тоном.

— Делаю, ваше благородие, делаю! — засуетился Курочкин, вытирая руки о фартук. — По чертежам самого Воронцова! Качественные, надёжные!

— Качественные? — Дубинин швырнул на верстак обломки коляски. — Вот ваше качество! Эта коляска развалилась сегодня на улице! Ребёнок чуть не погиб!

Курочкин уставился на обломки, его кадык дёрнулся:

— Это… это не моя… я так не делаю…

— Врёшь! — рявкнул городовой, тот самый, что привёл нас к градоначальнику. — Барыня сказала — купила вчера у тебя! Пять рублей заплатила!

Я подошёл к верстаку, на котором лежали заготовки. Медные трубки — кривые, с заусенцами. Кожаные полосы — тонкие, потрёпанные. Колёса — разного размера, кое-как набитые войлоком.

— Покажите мне чертежи, — потребовал я.

Курочкин замялся:

— Ну… чертежей как таких нет… Я по памяти делаю… Видел коляску на улице, запомнил…

— По памяти, — повторил я. — То есть, вы скопировали внешний вид, не понимая, как работает конструкция?

Он молчал, глядя в пол.

Я взял одно из колёс, показал ему:

— Вы знаете, зачем войлок на колёсах?

Молчание.

— Для амортизации! — объяснил я, повышая голос. — Чтобы смягчить удары! Чтобы ребёнок не трясся на каждой кочке! А вы наклеили тонкую тряпку, которая стёрлась за день!

Я швырнул колесо обратно на верстак:

— И ось! Посмотрите на эту ось! Она кривая! Колесо держалось на одном согнутом гвозде! Конечно, оно отвалилось!

Курочкин съёжился:

— Я… я старался сэкономить… Заказчики хотят дёшево…

— Дёшево⁈ — взорвался Дубинин. — Вы чуть не убили ребёнка ради экономии! Вы понимаете, что могло случиться⁈