— Всё в порядке, дочка, не волнуйся, — ответил Фома, входя с нами в дом. — Деревня цветёт! Картошку всю посадили, как ты велел, Егор Андреевич. Рядами, на глубину с ладонь, между кустами небольшой промежуток. Пшеницу, овёс тоже засеяли. А Степан-то наш, голова! Семь теплиц поставил, как ты учил!

Мы прошли в столовую. Матрёна тут же засуетилась, накрывая на стол — каша, молоко, пироги. Фома, усевшись, продолжал рассказывать:

— Семь теплиц! Мы уж редиску свою едим вовсю — сочная, сладкая! А огурцы — цвет завязывается уже! Народ работает, не ленится. Знают, что для себя стараются. Слава о нашей деревне уже по всей округе идёт. Люди просятся, хотят к нам переехать.

Машка всплеснула руками:

— Батюшка, как это здорово! Значит, свежие овощи уже есть!

— Ещё бы! — гордо сказал Фома. — Крестьяне в восторге. Говорят, никогда так рано овощи не ели. Обычно к июлю только созревают, а тут уже в мае редиску грызём!

Я кивнул, довольный. Теплицы работали именно так, как я и рассчитывал. Ранние овощи — это витамины, здоровье, разнообразие в питании.

В этот момент из комнаты вышла няня Агафья с Сашкой на руках. Фома замер, его взгляд приковало к маленькому свёртку.

— А это… это он? — благоговейно прошептал он.

— Он, батюшка, — улыбнулась Машка. — Внук твой, Александр.

Няня передала Сашку на руки деду. Фома, такой большой и грузный, взял внука с невероятной осторожностью, словно тот был сделан из тончайшего стекла. Он всматривался в крошечное личико, и по его щеке медленно скатилась слеза.

— Внук… — выдохнул он. — Кровь моя… Похож-то как… На тебя, Машенька, похож. Ну-ну, молодец какой! Крепенький, здоровенький! Весь в деда, весь в деда!

Я рассмеялся:

— Фома, ты же ещё толком не рассмотрел его!

— А мне и не нужно! — отмахнулся он. — Вижу — богатырь растёт!

Он не спускал Сашку с рук весь завтрак. Качал, что-то баюкал своим басом, с гордостью показывал Машке и мне. Сашка посопел, зевнул, но не заплакал — видимо, дедушкины объятия ему понравились.

— А где ночевать будешь, батюшка? — спросила Машка. — У нас гостевая комната есть, можешь остаться.

Он покачал головой:

— Спасибо, доченька, но я к Ричарду пойду. Договорился уже. У вас и так полный дом — бабушка, мать, отец, няня Агафья. Не хочу стеснять.

— Да какое стеснение! — возразила Машка. — Ты же семья!

— Знаю, знаю, доченька, — успокоил её Фома. — Но всё равно к Ричарду пойду. Там попросторнее будет. Да и Ричард один живёт — компания ему не помешает.

Я не стал настаивать. Ричард действительно жил теперь в отдельном доме рядом с лечебницей — два этажа, несколько комнат. Места хватало, и компания ему была бы только в радость.

— Ну что ж, — сказал я, поднимаясь из-за стола, — пойдем покажешь, что привёз.

Мы вышли во двор. Фома подошёл к первому возу, открыл один из них:

— Вот, стекло. Смотри, Егор Андреевич.

Я заглянул внутрь. Бутылки, аккуратно уложенные в солому. Стекло прозрачное, без пузырей, ровное. Семён не подвёл.

Второй воз — фарфор. Я открыл ящик, достал чашку. Белоснежная, тонкая, с синим узором по краю. Качество отличное.

— Митяй молодец, — похвалил я. — Научился расписывать.

— Ещё бы! — гордо сказал Фома. — Он теперь не только посуду делает, но и статуэтки. Барышням нравится — покупают.

Тут же был ящик с ножами. Я взял один, осмотрел. Булатный узор на клинке, рукоять из кости, идеальная балансировка. Петька не сбавлял планку.

— Отлично, — констатировал я. — Игорь Савельевич часть заберет сразу.

Фома кивнул:

— Он уже ждёт. Просил как приеду — сразу к нему.

Мы закончили разгрузку. Ящики сложили в сарае, под замок. Фома вытер пот со лба:

— Ну что, Егор Андреевич, может, сходим к Ричарду? Вещи мои отвезём, заодно повидаемся.

— Пошли, — согласился я.

Мы взяли вещи Фомы и направились к дому Ричарда. Дом был небольшой, но аккуратный — два этажа, свежешкуренные ставни, ухоженный двор.

Ричард встретил нас на пороге:

— Фома! Егор Андреевич! Проходите!

Мы вошли. Внутри было чисто, уютно. Ричард явно обустроился — мебель простая, но добротная, на стенах полки с книгами, на столе медицинские инструменты.

— Вот твоя комната, Фома, — Ричард показал на дверь слева. — Проходи, устраивайся.

Фома кивнул, понёс вещи. Мы с Ричардом остались в гостиной.

— Как дела, Ричард? — спросил я. — Освоился?

— Вполне, — улыбнулся он. — Дом хороший, просторный. Близко к лечебнице — это удобно.

— А как с работой? — уточнил я.

— Загружен по уши, — признался он. — Лечебница работает с утра до вечера. Пётр Иванович молодец — принимает пациентов, делает операции. Я ему ассистирую, обучаю молодых лекарей. Николай тоже помогает — составил учебные материалы, проводит лекции.

— Вот и отлично, — обрадовался я. — Значит, дело идёт.

Ричард кивнул:

— Идёт. И знаешь, Егор Андреевич, я счастлив. Впервые за долгое время чувствую себя нужным. Полезным.

Я похлопал его по плечу:

— Ты и есть нужный и полезный. Без тебя многие люди уже не выжили бы.

Фома вернулся, устроившись в своей комнате.

Попрощавшись с Фомой и Ричардом, я вернулся домой, но ненадолго — нужно было ехать на завод.

Следующие дни Фома проводил у нас. Каждый день приходил по несколько раз — играл с Сашкой, рассказывал Машке новости из Уваровки, помогал по хозяйству. Машка светилась от счастья — отец рядом, сын здоров, муж при деле. Фома не мог наглядеться на внука — то на руки брал, то качал, то приговаривал что-то ласковое.

Я тем временем продолжал работать на заводе. Производство механических ламп шло полным ходом. Григорий с командой собрали уже десять прототипов — все работали исправно.

И вот, через пару дней после приезда Фомы, меня вызвали на завод. Гонец от Давыдова передал, что прибыл важный гость, и моё присутствие необходимо. Я думал, опять какой-нибудь чиновник из столицы, но, приехав на завод, увидел у кабинета генерала знакомую фигуру — высокий, сухощавый, с пронзительным взглядом и седой бородой. Барон Сергей Михайлович Строганов.

— Сергей Михайлович! — я искренне обрадовался, подходя к нему. — Какими судьбами?

— Егор Андреевич! — он крепко пожал мне руку. — Вот, заехал лично поблагодарить и отчитаться.

Я ожидал, что он снова начнёт звать меня на Урал, но барон заговорил о другом. Мы прошли в кабинет Давыдова, который уже ждал нас.

— Егор Андреевич, ваши советы оказались бесценны! — начал Строганов без предисловий, едва мы сели. — Мы перестроили доменные печи по вашим чертежам, внедрили новые методы обработки. И результат превзошёл все ожидания! Качество металла улучшилось в разы, а скорость выплавки и обработки выросла на треть! На треть, вы представляете⁈

— Рад это слышать, — кивнул я. — Значит, всё сработало.

— Ещё как! — он хлопнул ладонью по столу. — Правда, поначалу не всё гладко было. Мастера старой закалки бунт подняли, не хотели по-новому работать. Забастовку объявили. Пришлось жёстко пресечь. Самых горластых выгнал, остальным объяснил — кто не хочет работать по-новому, может уходить. Через день все вернулись. А сейчас, когда увидели результат, сами рады. Работают с энтузиазмом!

— И металл теперь поставляете для нашего завода? — уточнил я, посмотрев на Давыдова.

Генерал довольно кивнул:

— Заключили договор на поставку лучшего уральского металла. Качество отменное. Как раз то, что нужно для наших новых стволов. Я, кстати, показал Сергею Михайловичу наш новый метод сверловки…

— Это гениально! — перебил его Строганов. — Спиральные свёрла, станок для глубокого сверления… Я двадцать лет в металлургии, но такого не видел! Точность, скорость, минимум брака! Егор Андреевич, вы совершаете промышленную революцию!

Я смущённо кашлянул:

— Стараемся во благо Отечества.

Давыдов, раскрасневшийся от гордости за свой завод, не мог удержаться: