Комната была маленькой, захламлённой бутылками и мятой одеждой. Воздух стоял спёртый и горький от перегара. Трое её обитателей замерли при моём появлении, представляя собой законченный триптих похмельного и кровавого ада.
Мария Какразова сидела на краю продавленного дивана. Ей было лет тридцать, невысокая, с фигурой, которую не скрывал домашний халат с глубоким декольте, частично открывающим огромную грудь. Её чёрные волосы были растрёпаны, а на лице, несмотря на поздний час и общий бардак, держался яркий, почти театральный макияж — густо подведённые глаза и алая помада, кричащие о желании быть замеченной даже здесь и сейчас. Она нервно качала ногой, закинув одну на другую, и её взгляд, полный злобы и расчёта, впился в меня.
Рядом, на единственном стуле, сидел её муж, Борис. Мужик лет сорока, полуголый, в одних заляпанных кровью семейных трусах. Его тучное, обвисшее тело было покрыто потускневшими, синеватыми татуировками — якоря, черепа, надписи, — которые когда-то, наверное, должны были означать что-то важное. Сейчас он просто тяжело дышал, уставившись в пол, а на его плечах и груди красовались свежие царапины и подтёки запёкшейся крови.
У пепельно-серой стены, прислонившись к ней, стоял Леонид. Он был помоложе и подтянутее Бориса, но вид имел не менее жалкий. На нём были только рваные треники, также в бурых пятнах. Его торс, также покрытый татухами (какая-то гражданская, не тюремная, абстракция со змеями), он был исцарапан тоже. Он смотрел на Машу усталым, покорным взглядом человека, который уже навоевался и хочет только одного — чтобы это поскорее кончилось.
— Какразовы, Мария и Борис, вы что это, объяснения мне не принесли⁈ По факту драки. Я пришёл за ними, — начал я.
— А пока вы там прохлаждались, меня, между прочим, тут чуть не изнасиловали! — выдала Мария, её голос был резким и театральным.
— Это как? — спросил я. — Сняли штаны и отказались от своих действий в последний момент? И именно этим вы недовольны? В «02» зачем звонили?
— Потому что наша полиция нас не бережёт! — выдала Какразова.
— Смотрите, вы будете писать заявление о «почти изнасиловании»? — спросил я.
— Я буду, — заявила она.
— Ну, поехали, я вас до РОВД довезу. Уже определились, кто пытался вас «почти изнасиловать»?
— Все. И даже муж мой! — рьяно воскликнула она.
— Отлично, поехали!
— Я никуда не поеду, примите заявление сейчас! — манерно, почти что приказала она.
— Заявление принимает дежурный по РОВД. Сейчас свяжусь с ним. Курган, 322-му? — вызвал я.
— Да? — ответил Курган.
— У нас есть бланки для заявлений о «почти изнасилованиях»? — спросил я, — а-то Мария не уверена, что её почти изнасиловали, но точно знает, что все.
— 322, Кургану. Скажи этой барышне, что если она еще раз сюда позвонит, я её по статье «хулиганство» проведу. И всем, кто там у неё в кандидатах на насильников, скажи, что могут на неё писать за заведомо ложные показания, часть вторая статьи 307 УК РФ, так как она их под тяжкое преступление подвести хочет. Как понял?
— Мария Геннадьевна, как поняли? — уточнил я.
Она хмуро сидела и зло смотрела на меня, скрестив ногу на ногу и нервно тряся верхней ногой.
— Ну, похоже, молчание — знак согласия, — проговорил я и, вызвав Курган, добавил: — Никто тут никого не насилует, и никто не пытался.
— Объяснение возьми с мадмуазели, не захочет давать — вези её сюда, не захочет ехать — применяй спецсредства и физическую силу, будем по 19.3 проводить через неповиновение!!! — прокричал дежурный.
— Короче, расклад такой: либо пишете объяснение, Мария Геннадьевна, что никто вас не насиловал и вам всё приснилось ввиду алкогольной фантазии, либо едете со мной далеко и надолго. Решайте прямо сейчас.
— И что? Твою женщину в тюрьму собираются везти, а ты, Боря, просто так смотреть будешь? — ткнула она локтем своего мужа.
— Да пошла ты на хуй! Я с тобой завтра же разведусь! — выпалил муж и, встав, вышел из квартиры.
— Я хочу написать заявление! — потребовала она у меня.
— По факту чего? — спросил я.
— Меня только что послали на хуй!
— Могу вас в РОВД отвезти, там и напишете. Правда, дежурный будет не рад вас видеть.
— Машка, — проговорил Леонид, — да подпиши ты, и дальше пойдём отдыхать.
— Хорошо, я согласна! — снизошла она после некоторой паузы, видимо взвесив все «за» и «против».
Я уезжал оттуда с полным ощущением, что нырнул куда-то не туда, зашёл не в ту дверь, как подсказал мне память Кузнецова. Но на руках у меня было три объяснения: от Фёдора по факту массовой драки, от Марии по факту драки за её руку и сердце, и от Марии же, что по факту звонка и заявления об изнасиловании она может пояснить, что всё озвученное ей же и приснилось, и что ни к кому из фигурантов драки и отдыхающих с ней мужчин и женщин претензий не имеет.
Жулик Юра на заднем сидении спал. Стажёр Бахматский вёл машину, хотя его глаза уже слипались.
Прибыв в РОВД, я наконец-то отдал Юрия из рук в руки дежурному.
— Сержант, у тебя чё жулик такой пьяный? — спросил лысоватый капитан.
— Он живёт по принципу: Украл, выпил, в тюрьму — 158 же. — ответил я, протягивая капитану объяснения с драки, взамен получив штамп и подпись дежурного на рапорте. Я уже собирался уходить, как мне задали вопрос:
— Боец, а ты чё такой мокрый⁈
И я, улыбаясь, повернулся к дежурному РОВД, лысоватому капитану, и произнёс:
— Это слёзы насильников Марии Геннадьевны, которых вы сегодня спасли от посадки. Они обнимали меня и плакали.
— Тебе бы помыться, а то от тебя несёт, словно ты в притоне был, — покачал головой капитан-очевидность.
«Что вы, товарищ капитан, образцовая квартира была, только по Булгакову тесноватая. Поэтому и ебутся там на каждом углу все со всеми. Или уже все с Машей… Я не разобрался», — подумал я и, понимая, что наш диалог как-то не клеится, просто произнёс: — Есть, помыться.
Уже через три минуты мы въехали на тёмную парковку за зданием Кировского ОВО, поморгав дальним светом дремлющему бойцу на КПП. Я, всё ещё мокрый изнутри и в засохшей крови снаружи, вошёл в дежурку, оставив водителя в машине, взяв рацию и бумаги.
Дежурный старший лейтенант Ягодин, поднял голову от мониторов когда я постучал в бронестекло. Увидев меня, он поднял брови вверх, и встав открыл мне дверь. Его взгляд скользил по моим пропитанным кровью и водой рукавам, по пятнам на разгрузке, по моему лицу слегка улыбающемуся.
— Ты… это… с поля боя, что ли? — наконец выдавил он, отодвигая стул. — Докладывай.
— Сдаю акт-заявку обследования объекта, — произнёс я, кладя на стол бумагу. — Квартира готовая хоть завтра к установке сигнализации.
Ягодин машинально взял бумагу, пробежал глазами адрес, и брови его поползли на лоб уже по-другому.
— Степановка, А что то адрес больно знакомый… Это ж точка, узбек там спиртом барыжит.
— Была, — кивнул я, сдерживая зевок. — Я туда изымать спирт приезжал. А Марат вышел и говорит мне человеческим голосом: «У меня давно не наливают, брат. Поставь на охрану и всем скажи, что я теперь честный гражданин. Можете меня из своих списков злодеев вычеркнуть».
Ягодин откинулся на спинку стула, и на его лице появилось выражение человека, которому только что рассказали, то что не укладывалось в привычные схемы полицейского бытия, а попахивало благополучно забытыми двухтысячными.
— О-о-о-о-о как… — протянул он, растягивая гласные. — Марат? По-человечески? Сам предложил? Ты его, часом, не пытал?
— Нет, товарищ старший лейтенант. Марат… у него, видимо, просветление наступило. А можете его и правда из списков вычеркнуть. Он нам план по квартирам выполнил получается. На этот месяц.
Ягодин присвистнул, потирая переносицу. Потом вздохнул, и в его глазах появился циничный огонёк старого офицера слишком долго ходившего в сержантах.