Я садился в машину с полным ощущением, что в случае с кактусом могут и поднять квалификацию с кражи до разбоя, это же наркосодержащее, и это же группа. Но, может, времена поменялись, в любом случае какая разница, дело сделано, преступление раскрыто по горячим следам, а так как они еще не вынесли с территории ботанического сада, то через тридцатую статью, типа попытка кражи, а не кража.

— Всё плохо, — выдохнул Бахматский, — мы сегодня без обеда.

— Почему? Вон сколько адресов, обрабатывай — не хочу, — показал я ему листок.

— На той неделе соседний взвод работал по ним, и ничего.

— Но у соседнего взвода не было тебя. — нашёл я плюсы в нашей ситуации.

— В смысле?

— В том, что на мента ты не похож, тебе точно продадут! — пошутил я, хотя получилось и токсично, как говорят здешние психологически проработанные.

Итак, мы выехали в «район» максимального скопления спиртовых точек, почему-то это были не очень благополучные дома, сейчас это бы назвали частным сектором, а по сути — ветхие домики без оград, с окнами, выходящими прямо к земле, так что можно было подойти к ним и постучать.

Первым делом мы проверили ближайшие у кольцу. И остановившись у переделанной, старой водонапорной башни, сейчас это было какое-то частное жилище на возвышении. Я сверился со списком.

— Так, на тебе двести рублей, — проговорил я. — Иди и пробуй добыть.

— Куда? — спросил меня стажёр.

— Вон за тот забор, там вроде как наливают.

— Как я пойму, где наливают? — спросил он у меня.

— К окну должна быть тропа, окно должно быть похоже на то, откуда будут продавать, — выдал я и понял, что с ним я каши не сварю. Это же чувствовать надо, а работа по спирту — это конспиративная деятельность. Я бы мог переодеться в гражданку, но куда девать оружие? Стажёру я автомат и пистолет не доверю.

И, достав телефон, я набрал взводного.

— Слушаю⁈ Уже изъяли? — начал он.

— Смотри, командир, я тут выяснил, что у меня у третьего актёрских талантов нет, разреши оружие сдать в оружейку и, переодевшись в гражданское, самому поработать. Только мне бы двух третьих еще на борт, чтобы страховать меня.

— Разрешаю. А вот третьих я тебе не дам. Сам работай.

— Принято, — произнёс я, вешая трубку.

— Что это, у меня таланта нет? — возразил Бахматский.

— А что есть? — удивился я.

— Есть, — произнёс он, беря у меня две купюры по сто рублей.

— Рацию на тихую поставь, если купишь — кричи, я подлечу, — произнёс я.

— Хорошо.

Бахматский вышел из авто и пошёл за синий забор, в проём к домикам.

Некоторое время ничего не происходило, но тут рация авто заговорила.

— Вы чё, мужики, это мои последние деньги! — говорил Бахматский.

— Мужики в поле сено косят, а я — вор! Понял! Эр-р-р! — донёсся второй голос, хриплый и подпитый.

— Чё у тебя еще есть? Выворачивай карманы! — выдал третий голос.

Я не верил своим ушам.

— Дяденьки, не надо, а? — взмолился Бахматский.

— Смотри, как блеет, — усмехнулся один из голосов.

— Короче, твои двести вопрос не решат, нужно еще столько же! — потребовали от него.

Чё это — грабёж или вымогательство? Причём на ровном месте!

— У меня больше нет. И принести я не смогу! — продолжал играть стажёр.

— Намути! Укради! Роди! А мусарнёшся — продырявим!

— Дяденьки, ну не надо, я никому ничего не скажу! Уберите нож, пожалуйста!

Ну, походу, мой выход, и я, выйдя из авто, побежал за забор. Где есть нож там есть и «разбой».

— Казанка, 722-й, а дай наряд на 17-ю Гвардейскую, 27! — крикнул я в рацию.

И, забежав за забор, я стал свидетелем, как двое обшарпанных мужчин прессуют моего стажёра, у одного был нож, а другой держал его за горло, тряся перед его лицом моими деньгами.

— А ну на пол, с-суки! — закричал я, подлетая к первому и дёргая его за плечо вниз, нанося удар под дых.

— Ты чё, начальник, мы же говорим просто! — выдал второй, отбрасывая куда-то в заросли кустов нож.

И тут стажёр вошёл с ним в клинч и, завернув руку, тоже положил жулика на пол. И даже надел на него наручники.

— 722-й, Казанке? — запросили у меня. — Что там у тебя?

— Разбой. На ровном месте, — проговорил я в рацию. — Но орудие выброшено подозреваемым в кусты.

— Потерпевший будет писать? — спросил у меня подключившийся Курган.

— Буду, — проговорил раскрасневшийся Бахматский, прижимая коленом преступника.

«Да… Купили спирта. Ушли на обед раньше…» — подумалось мне.

— Курган, потерпевший будет писать, мы на месте, дайте группу для изъятия, — произнёс я в рацию.

А дальше тут стало людно, приехали наш экипаж с бородатым водителем и усатым старшим, приехал командир взвода, СОГ с РОВД.

— А ты говорил, у него таланта нет, — произнёс взводный.

— Мы так-то спирт пытались изъять, а не бомжей на себя приманить, — проговорил я.

— Э-нет. Виктимность — это особый талант. Это ж надо разбой на себя притянуть!

— Какой разбой, командир? Мы просто милостыню просили! — захрипел с пола жулик.

— Ваш скрипт по прошению милостыни весь район слышал, сейчас запись эта ляжет главным доказательством вашей вины.

— Он мент, а значит, это мусорская провокация! — продолжал вещать снизу жулик.

— Не пиздите, сударь, — ответил взводный и обратился ко мне. — Слушай, за два преступления в начале дня это ты молодец вдвойне, но спирт сам себя не изымет.

— Дайте переодеться, посадите на экипаж и проедем по точкам, стажёр всё равно полдня в РОВД проведёт.

— А вот и ножик! Понятые! — воскликнул криминалист, показывая понятым на складник где-то в гуще куста. — Сейчас я при вас его извлеку оттуда, и мы отправим его на экспертизу.

— Задержанный, вы узнаёте этот нож? — спросил опер в гражданке у лежащего на земле жулика.

— Первый раз вижу! — выдал тот.

— А вот экспертиза и показания потерпевшего, скорее всего, будут с тобой не согласны. Ребят, грузите их и в дежурку.

И снова был РОВД, и снова рапорта в комнате разборов, но на этот раз я вышел из задания, и мне некуда было садиться, потому как Бахматский давал показания наверху.

Вышли из РОВД и усачи с бородачами, 323-й экипаж в полном составе.

— Пацаны, киньте до отдела? — попросил я.

— Садись. Мы с твоей кошки, конечно, ржали, — заметил бородатый водитель.

— Приметы — это серьёзно, — заявил я. — Вон, стажёр у меня в зеркало не посмотрел перед работой по спирту и на разбой нарвался.

Сев в чужой экипаж к третьему на заднее сидение, я всё думал, как же спросить у водителя про бороду.

— Казанка, 323-й, — вызвал отдел их старший, тот что с мушкетёрскими усами.

— Да?

— Уйдём с квадрата, проедем до отдела?

— Давай.

И мы поехали.

— Слушай, — обратился я к водителю, — а тебя не дрючат за бороду?

— 89-й, — выдохнул прапорщик.

— Что 89-й? — улыбнулся я, предвкушая интересную историю.

— 89-й кто спросил, — ответил прапор, но продолжил. — У меня с Сирии шрам на шее, я рапорт на имя генерала писал, чтобы мне позволили носить бороду.

— Понял, — произнёс я.

— Кроме того, борода, она, как и усы, уставом не запрещены, — произнёс его старший.

— Тогда у тебя должен быть чуб, — посмотрел я на третьего.