На её шее висит измерительная лента, а в одной руке она держит мел, непрерывно переключаясь между своими записями и материалом на полу.

Она полностью погружена в работу, настолько сосредоточена, что не замечает мою тень, парящую рядом с ней. Она также напевает что-то из своего плейлиста с классической музыкой. Я должен купить ей наушники, чтобы она могла работать ещё быстрее.

— Зои.

Она замирает, собираясь разрезать линию, нарисованную на ткани, и смотрит на меня снизу вверх. Она моргает, слегка удивлённая, но затем на её лице снова появляется простое, отсутствующее выражение, как будто она чем-то на меня рассержена.

— Мастер Этторе, — говорит она, жуя губу, — вам что-нибудь нужно?

Я киваю и издаю тихий смешок, понимая, что не чувствую себя желанным гостем. И на это есть веские причины. Я действительно задел её чувства, и не в первый раз. После того, как я совершил необдуманный поступок, она стала для меня особенной. Но, по крайней мере, я отпустил её к Валери, и это должно было что-то значить в её глазах.

— Ты злишься на меня? — Спрашиваю я.

Она поднимает взгляд от ткани и начинает качать головой с такой силой, что я начинаю беспокоиться за её шею.

— Я никогда не смогу злиться на тебя, — говорит она, и я понимаю, что это совсем не то, о чём я думал. Она просто смирилась с ситуацией, но не злится.

— У меня есть новости, которые могут тебя заинтересовать, — начинаю я, желая произвести на неё впечатление и разрушить стену её смирения.

Это сбивает меня с толку.

Я хочу быть рядом с ней. Я хочу, чтобы она увидела во мне настоящего меня. Но я знаю, что не должен быть близок с ней. Я понимаю, что для её же безопасности она не должна знать меня таким, какой я есть на самом деле.

— Чезаре рассказал мне о твоём сегодняшнем разговоре с Валери, и... Коллекция Валери, вдохновлённая твоей историей, уже разошлась тиражом в четыреста девяносто восемь тысяч экземпляров. — Я делаю паузу, ожидая какой-то реакции. Не получив её, я продолжаю: — Ей не хватает всего двух тысяч, чтобы достичь своей цели.

Теперь её глаза широко распахнулись, и самые красивые и неповторимые оттенки синего сверкают в глазах самой великолепной женщины, которую я когда-либо видел.

Я слегка качаю головой, отгоняя эту мысль.

— Это потрясающе! — Восклицает она, вскакивая и чуть ли не раскачиваясь в бреду. — Мы должны вернуться в магазин тканей и рассказать ей. Возможно, мы сможем чем-то помочь.

То, как она себя ведёт, что она чувствует, этот блеск в её глазах, улыбка на губах, нетерпение в голосе, всё это настолько заразительно, что я почти слышу, как бьётся её сердце. Это может заставить меня желать, чтобы весь мир исчез ради неё.

— Обязательно. — Перебиваю я, стараясь сохранить спокойствие, чтобы она не заметила, как меня охватывает волнение от её эмоций.

— Хм, на самом деле, я забыла пуговицы, так что... Нам действительно нужно вернуться, — она прочищает горло, нервно теребя мелок.

Я наклоняю голову:

— Пуговицы?

— Да, я про них совсем забыла, — бормочет она. — Я слишком была отвлечена и просто обо всём забыла. — Она опускает взгляд на свои ноги и надувает губы.

— Мы пригласим её сюда. — Слишком рискованно заставлять её гулять дважды в день, и, кроме того, лучше встретиться с Валери здесь, чем где-либо ещё.

— Ксандер, — я знаю, что он где-то рядом, — пригласи Валери и убедись, что она примет наше приглашение.

— Да, босс, — раздаётся его голос где-то неподалёку.

— Посмотри на меня, Зои, — я ловлю на себе её любопытный взгляд. — Валери будет здесь завтра, так что ты сможешь получить свои... пуговицы.

Она кивает.

Для человека, который пытается вести себя непринуждённо и скрыть своё волнение, её кивки настолько сильны, что кажется, будто у неё сейчас отвалится голова.

Пуговицы, чёрт возьми… чёртовы пуговицы!

ЗОИ

Моё сердце бьётся так громко, что я слышу его стук в ушах. Я облизываю губы, жую их и смотрю на Этторе, освещённого солнечными лучами, которые льются в окно.

Впервые я вижу его при таком ярком свете, и, честно говоря, это мой любимый оттенок солнца на нём.

— Тогда завтра, — говорю я, опустив глаза и мысленно перебирая волнующую новость о том, что Валери удастся всё закончить и мы сможем заключить сделку с её спонсором. Мы сможем сотрудничать. Более того, я смогу показать ей свои эскизы костюмов Этторе, и она сможет сделать свои замечания. Её замечания были бы очень важны для меня.

— Я готовлю для тебя комнату, — Этторе аккуратно складывает папку, которую держит в руке. — Тебе нужно место для шитья, — он обводит взглядом мои материалы, разбросанные по полу.

— А что, здесь тебя не устраивает? — Спрашиваю я, ёрзая на месте и вспоминая своего отца, который так сильно не любил мои материалы, что бил меня за них. Хотя он и ушёл из жизни, его тень всё ещё ощущается в воздухе. Вот почему я решила спрятаться под лестницей.

Его взгляд становится острым.

— Тебе нужно удобное место для шитья, — говорит он.

— Но разве я тебе мешаю? — Мой голос срывается, и я чувствую, как нервозность пробирает меня до костей. Он не сводит с меня своих тёмных глаз, изучая меня с микроскопической строгостью.

Как и всё в нём, его пристальный взгляд заставляет меня трепетать.

— Разве тебе не нужно более удобное место для шитья? — Повторяет он, всё ещё сканируя меня взглядом, и, словно какой-то цензор с лазерным лучом, я сгораю под его взглядом по разным причинам, смешанным с моей нервозностью.

От Этторе захватывает дух, и каждый день я осознаю, сколько кислорода он поглощает, находясь в помещении. Он мог бы рассердиться на меня, и я бы испугалась, но другая часть меня просыпается, желая, чтобы он взял на себя этот гнев и выпустил его наружу, словно глубокие толчки внутри меня.

Я не знаю, кем это делает меня. Больной. Испорченной. Или сочетанием всех этих качеств.

— Да, конечно, — заикаюсь я и опускаюсь на колени, чтобы продолжить свою работу, скрывая от всех то, чего мне хочется прямо сейчас. — Спасибо за твою заботу, — быстро добавляю я, вспомнив о хороших манерах.

— Хорошо, — отвечает он, и его голос звучит спокойно. Он даёт мне так много, и я чувствую, что никогда не смогу отплатить ему тем же. Это пугает меня. Я чувствую себя словно в тюрьме, которую нельзя увидеть или потрогать, но где я ощущаю, как решётки смыкаются над моей головой с каждым добрым делом, которое я совершаю.

— Спасибо, — киваю я, достаю булавку из упаковки и начинаю сшивать вырезы на рукавах. — Спасибо, — повторяю я, и в моей голове проносятся тысячи мыслей. Почему я? Почему из всех девушек в тот день в клубе он выбрал именно меня?

Неужели это тот момент, когда судьба снова играет со мной, предлагая что-то хорошее лишь для того, чтобы снова бросить меня в море проблем?

— С тобой всё в порядке, Зои? — Он приседает за моей спиной, и, о, святые небеса, пожалуйста. До этого момента я не замечала, как сильно сжимаю булавку.

— Я в порядке, — встрепенулась я и рассеянно вонзила булавку в ткань. Она пронзает кончик моего среднего пальца, и я чувствую, как закипаю, стискивая зубы от острой боли, пронзающей меня насквозь.

Я мгновенно выдёргиваю булавку и, не раздумывая, отбрасываю ткань и булавку подальше от себя. Из раны сочится кровь, её слишком много, и она капает на другую ткань на полу и на мой кремовый свитер.

— Что ты... — Этторе делает угрожающий жест в мою сторону, и я, испугавшись, отползаю в сторону, ожидая, что он вот-вот ударит меня и накажет за беспорядок.

— Простите, хозяин, — говорю я, отползая под лестницу и съёживаясь в комок. Я прижимаю кровоточащий палец к груди и с ужасом ожидаю первого удара.

Он сейчас ударит меня. Какая же я неуклюжая рабыня!

Сердце бешено колотится в груди, кровь приливает к ушам, и у меня кружится голова, пока я жду его удара. На глаза наворачиваются слёзы.