— Ты обязан обращаться с ней хорошо, но не трогай её, — повторяю я.

— Ты должен вернуть её, — он искренне обеспокоен, и я понимаю его. Это не та мрачность, к которой он привык. Он связан с Каморрой так же сильно, как и я, но он не помнит нашего детства.

— Это как-то связано с Каморрой? — Он встаёт передо мной, наклоняя голову, чтобы поймать мой взгляд, как будто это заставит меня заговорить о вещах, которые я не хочу обсуждать.

— Нет, — отвечаю я.

— Брат, если это как-то связано с...

— Нет, Чезаре, — я стараюсь, чтобы мой тон не звучал резко, напоминая себе, что я бы забеспокоился, если бы он увидел Зои и не отнёсся так к ситуации.

Он кивает и проводит рукой по волосам.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздыхает он и отходит в сторону, чтобы растянуться на диване и закинуть ноги на центральный столик. — С другой стороны, я не могу уснуть, поэтому я пришёл повидаться с тобой, — он резко почёсывает затылок. — Я подумал, что мы могли бы, возможно, немного выпить и… Но у тебя такой вид, будто у тебя куча дел.

У меня действительно много работы, но никогда не бывает слишком много времени для семьи, особенно для него. Я встаю и направляюсь к бару в углу, чтобы взять графин с виски и два стакана.

— Расскажи мне об этом, — я сажусь рядом с ним, наливаю нам выпить и ставлю графин на стол. Я уже знаю, что его беспокоит.

— Мне все время снится один и тот же сон, — он отхлёбывает виски. — Как бы я ни старался, это не прекращается.

— Всегда одно и тоже? — Я взбалтываю виски в своём стакане.

— Да, — он садится. — На тебя надвигается что-то зловещее. — Он начинает описывать свой сон: — В воздухе так много насилия, что я едва могу пробиться сквозь него. Затем, когда я иду, чтобы защитить тебя, оно приближается, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, происходит полное затемнение.

— Хм, — я залпом выпиваю виски, потому что знаю, о чём этот сон.

Я был там. Это не просто сон. Это воспоминание. Не могу сказать, благословение это для него или проклятие, ведь оно дало ему новую жизнь, но также лишило его самых важных воспоминаний о прошлой.

— Что ты думаешь? — Он смотрит на меня, ожидая объяснений. — Тебе не кажется, что я становлюсь параноиком и слишком беспокоюсь о твоей безопасности? … Я провёл исследование, и некоторые толкователи снов говорят, что иногда это происходит из-за того, что мы слишком сильно переживаем о чём-то.

Мой бедный братишка.

— Я думаю... — Я прочищаю горло, на мгновение задумываясь, стоит ли мне просто сказать ему правду. Но я не хочу, чтобы он вспоминал. Я знаю, что отдал бы всё, чтобы забыть своё прошлое.

— Ты думаешь, что я параноик, давай, скажи это, — смеётся он. — По крайней мере, я веду себя как человек, — указывает он на меня. — Ты же ведёшь себя так, будто неуязвим, идя навстречу опасности.

— Чезаре, — перебиваю я. — Постарайся расслабиться, ладно? — Я отчасти согласен с его теорией о паранойе.

Он опрокидывает виски внутрь:

— Я могу напиться и просто завалиться здесь, — он похлопывает по дивану, и в этот момент раздаётся тихий стук в дверь.

Я бросаю взгляд на дверь, и мне не нужно спрашивать, кто это. Мягкость в том, как она стучит в дверь, выдаёт её с головой. Дверь медленно открывается, и она входит, просовывая голову вперёд, чтобы поискать нас.

Когда она видит меня, то вся напрягается. Её тело дрожит, но она крепко сжимает свой альбом для рисования, тетрадь и измерительную ленту, словно они могут защитить её.

— Мы продолжим наш разговор позже, — говорю я, вставая с места.

— Ты тоже не лучшая компания, — Чезаре тоже поднимается. — Думаю, алкоголь всегда обманывает меня, заставляя думать, что твоё общество успокаивает меня. — Он подходит к двери и переводит взгляд с Зои на меня. Его зелёные глаза напоминают мне о моих собственных, которые я скрываю под чёрными контактными линзами. Он ухмыляется, и я почти хочу показать ему средний палец, но он уходит. Я хочу что-то сказать на это, но Зои завладевает моим вниманием, и всё остальное исчезает.

— Я хочу снять с тебя мерки, если ты не возражаешь... — Она прочищает горло. — Это необходимо. — Она опускает глаза, и я хочу, чтобы она перестала так делать, когда говорит со мной. — Для костюма, — бормочет она.

Меня не волнует, как я выгляжу. Я могу легко купить любую одежду в магазине. Но я хотел, чтобы она перестала удивляться, зачем я её купил. Пусть думает, что я сделал это из-за её нарядов.

— Ладно, — говорю я, подходя к своему столу и ставя стакан с виски.

— О... Всё в порядке? — Её глаза наполняются удивлением. — Ты... Ты хочешь, чтобы я сделала это здесь?

Разумный вопрос.

Чезаре не единственный, кто может прийти сюда без предупреждения. Моя мама тоже может заявиться в любое время дня и ночи, и у меня нет сил разговаривать с ней. Я немного удивлён, что она не появлялась больше семидесяти двух часов.

— Нет, мы сделаем это в моей комнате, — отвечаю я.

И тут в моей голове словно срабатывает сигнал об опасности.

ЗОИ

— Вот, — я протягиваю ему свой альбом для рисования, мои руки слегка дрожат. — Выбирай сам. Я сделала три наброска, и мне кажется, что они... — Я замолкаю, когда он забирает у меня альбом.

Он действует мне на нервы. От одной только близости с ним я чувствую, как внутри меня всё переворачивается, а кровь словно застывает в жилах.

Я вытираю руки о ткань своего платья и задерживаю дыхание, пока он продолжает просматривать эскизы, ведя меня по коридору. Он поворачивает налево, и, когда мы делаем ещё один поворот, загорается тусклый золотистый огонёк.

Я следую за ним, мои ноги дрожат.

Он толкает дверь и входит в комнату. Я останавливаюсь у двери, чувствуя себя на грани нервного срыва. Мне страшно находиться с ним в одной комнате, но в то же время у меня сводит живот и... предательскую киску.

Странно, что он пугает меня, но в то же время и возбуждает.

Как только дверь открывается, в ноздри проникает его аромат. На этот раз он сильнее, чем когда-либо. Его пряный и насыщенный запах притягивает и навевает воспоминания. Я собираю всю свою волю в кулак, чтобы войти в комнату, чувствуя себя как олень, попавший в свет автомобильных фар.

Это его спальня, и здесь почти совсем темно, если не считать похожего на огонь электронного светильника с одной стороны стены.

Всё вокруг чёрное: диваны напротив окна от пола до потолка, занавешенные бархатными шторами, ковёр, расстеленный из-под кровати почти до середины комнаты, кофейный столик и библиотека с книгами в чёрных переплётах.

Мой желудок скручивает, и я чувствую необходимость заполнить комнату чем-то ещё, кроме его присутствия.

— Ты уже выбрал? — Спрашиваю я, чувствуя, как обстановка становится интимной. — Костюмы? — Неловко показываю на свой альбом для рисования, который он держит в руке.

Не поднимая глаз, он отвечает, растягивая слова:

— Ты сделаешь все три. — И бросает мой альбом на свою кровать.

Мои глаза широко раскрываются, а челюсть отвисает почти до самого пола.

Он что, с ума сошёл? Я едва успеваю сделать один в отведённые сроки, а он требует, чтобы я сшила три. Только на украшение уйдёт несколько дней.

— Эт-то... — слово застревает у меня на языке, когда его напряженный взгляд устремляется вверх. Я проглатываю его со стоном и громким глотком.

— Говори, — приказывает он, и мой язык развязывается по его команде.

— Невозможно сшить все три всего за... — начинаю я, но он меня прерывает.

— У тебя будут помощники, которые помогут с шитьём, — говорит он.

Я вздыхаю, кажется, впервые с тех пор, как отдала ему свой альбом для рисования.

Помощники. Справедливо.

— Спасибо, — бормочу я себе под нос, радуясь его заботливости, затем выпрямляю спину, напоминая себе, что я здесь для того, чтобы снять с него мерки.

Я приседаю, чтобы положить вещи на пол, затем беру измерительную ленту и встаю с ней в руках. Я не решаюсь подойти к нему, вместо этого я начинаю вертеть ленту в руках, ожидая его разрешения.