Девушка возвращается с подносом, на котором стоит стакан воды и ломтик огурца. Она останавливается у столика рядом со мной и, не встречаясь со мной взглядом, ставит поднос на стол.

— Она прекрасна, — хвастается Михаил. — Все мои феи такие. — Он похлопывает себя по коленям, и девушка подходит к нему, но вместо того чтобы сесть на них, она опускается на колени рядом с ним и кладёт голову ему на колени, наклоняя голову так, что одна сторона её щеки касается его, что делает её похожей на преданную собаку.

Мне становится скучно.

— Перейдём к делу? — Спрашиваю я.

— Конечно, — он прочищает горло. — Ты никогда не отдыхаешь, Этторе. Всегда дела, дела, дела, — он покачивается, словно создавая музыку из этого слова, усиливая свой акцент. — Сплошная работа и никаких развлечений... — Я сердито смотрю на него, и он бормочет: — Ладно, по делу.

Я здесь, чтобы обсудить антимонопольное соглашение, которое касается нашего общего поставщика — Колумбийского картеля. Мы оба заинтересованы в заключении этой сделки, и теперь нам нужно лишь найти способ разделить пирог.

— Всё хорошо? — Спрашивает Михаил, когда мы заканчиваем обсуждать условия нашего соглашения, которые, по его мнению, будут выгодны обеим сторонам.

— Да, всё хорошо, — Отвечаю я. Когда речь заходит о бизнесе, Михаил знает как вести дела, и я восхищаюсь его практичностью.

— Прекрасно, — он хлопает в ладоши и наливает себе шампанского. — Нам нужно делать это почаще, — он поднимает свой бокал. — Жизнь не должна сводиться только к бизнесу, мужчины должны веселиться. — Он нежно гладит девушку, которая всё ещё стоит на коленях на полу, её длинные волосы собраны в хвостик. — Слишком много игрушек для взрослого мужчины, — усмехается он. — Я прав?

Я не отвечаю на его слова. Если я это сделаю, то могу разрушить хрупкое перемирие, которое эта встреча принесла обоим кланам.

— Мне говорили, что с тобой не интересно, — наклоняется он вперёд, и в его тёмных глазах появляется хитрый блеск.

— У меня нет времени на развлечения, когда я занят делами, и я здесь по работе, Михаил, — я не притронулся к своему бокалу с чем-то непонятным, поэтому я поднимаю его из вежливости и глажу холодное стекло, наслаждаясь тем, как оно запотевает. — Но спасибо тебе за...

Моя следующая фраза обрывается, когда я замечаю шокирующее зрелище боковым зрением.

Я поворачиваю голову в сторону того, что кажется галлюцинацией.

Но это не так.

Зои.

Чёрт возьми, это она. Её невозможно не узнать. Лёгкий макияж с блёстками и обилием туши маскирует её, но я бы узнал её где угодно.

Пока экзотические танцовщицы в кабинах наслаждаются своими выступлениями, Зои вместе с другой девушкой, одетой в костюм феи, грациозно поднимается по лестнице в кабинку. Я не могу оторвать от неё глаз, наблюдая, как она уверенно забирается внутрь, ждёт сигнала, который даст песня, и затем начинает танцевать вокруг шеста с изяществом примадонны.

Она жива.

Я выпрямляюсь на своём месте, но затем вспоминаю, где нахожусь, и возвращаю себе самообладание.

Зои жива! Спустя пятнадцать долгих лет она жива и всё это время была прямо у меня под носом. Рабыня, исполняющая стриптиз в клубе Братвы, для мужчин, которые покупают её на ночь и используют как игрушку.

— Заметил что-то особенное? — Михаил, отпивает шампанское из своего бокала.

— Сколько она стоит? — Я сразу перехожу к делу: — Та, что слева.

— На ночь или на выходные? — Михаил наклоняется вперёд, желая поддержать эту новую сторону меня, которую он видит впервые. — Я могу отдать тебе её на ночь бесплатно.

— Я хочу забрать её, — я откидываюсь на спинку стула, стараясь скрыть своё нетерпение. Я бы снёс клуб, чтобы забрать её отсюда, если бы это было возможно. — Навсегда.

— Нет, — возражает Михаил, качая головой. — Она шьёт костюмы для моих фей, и людям это нравится. — Он отпивает шампанское и снова качает головой, словно всё ещё размышляя об этом. — Она не продаётся.

— У каждого своя цена, Михаил, — я сохраняю спокойствие, но мне хочется разорвать его на части, думая о бесчеловечных способах, которыми Зои, должно быть, была вынуждена выживать. — Назови её.

Уже пятнадцать лет она объявлена мёртвой.

Это он похитил её и сообщил прессе о её смерти?

Пятнадцать гребаных лет она была гребаной секс-рабыней.

Я сильнее стискиваю зубы, когда понимаю, что её бы здесь не было, если бы я не вмешался. Ей не пришлось бы жить этой чёртовой жизнью, если бы я, блядь, не вмешался.

Я навлёк это на неё.

Я просто не могу уехать отсюда без неё.

— Назови свою цену, Михаил, — прошу я, не в силах сдержать нетерпение.

— Пока нет, — отвечает он, залпом выпивая шампанское, часть которого проливается на его бороду и пиджак. — Побереги свои деньги. Я могу предложить тебе любую другую девушку, но эта слишком ценна для меня.

Я внимательно наблюдаю за ним:

— Шестизначная сумма — это хорошее начало? — Я наклоняюсь вперёд, упираясь локтем в колено, и в этой позе вижу, как он начинает сомневаться. — Кроме того, в будущем я разрешу тебе открыто обращаться за помощью в личном бизнесе.

Эта идея вызывает у него интерес, и он ставит бокал с шампанским на стол. Расстегнув пиджак, он с похотливым смехом хмыкает. Он знает, что я весьма влиятелен в нашем мире и могу быть очень полезным для любого, кто поддерживает меня. Я могу предоставить ему доступ к людям, на поиски которых он потратил бы все свои годы.

— Пять миллионов долларов, — сказал он, словно надеясь, что эта сумма заставит меня отступить.

— Два миллиона долларов, — я решил торговаться, хотя и понимал, что готов отдать ему всё, что он пожелает, если он откажется. Я хотел её, и я не собирался уходить из этого клуба без неё. — Два миллиона и моё влияние, начиная с того, что я достану тебе приглашение на подпольную гала-вечеринку в следующем месяце.

— В следующем месяце состоится подпольная гала-вечеринка? — Он нежно похлопал по щеке девушку, которая стояла на коленях рядом с ним, и она встала, приняв это за разрешение уйти, и неторопливо покинула нас.

— Да, — ответил я, зная, что никто бы его не пригласил, особенно организатор, но организатор был мне должен, и он мог бы потерпеть Михаила несколько часов, если бы я попросил его об этом.

— И это единственное, что я получу от всего этого? — Спросил он с любопытством, и я кивнул.

— Ещё два приглашения, и по первому ты сможешь понять, что оно того стоит, — я ждал, пока он передумает.

Все оказалось очень просто.

Для него важно быть принятым в обществе. Из-за стереотипов у него уязвлённое самолюбие. Он стремится к тому, чтобы его принимали, ведь, по правде говоря, мы все созданы из одного теста. Люди, которые не принимают его, не менее злы, чем он сам.

— Три миллиона. — Настаивает он. Но он может согласиться и на два миллиона. Это запредельная сумма, но я знаю, что она того стоит.

Я стараюсь не смотреть на неё, когда заключаю сделку, чтобы он не заметил моего отчаяния. По выражению его глаз я могу сказать, что он желает этой сделки больше всего на свете.

— Два миллиона, но если ты хочешь три, я забираю своё приглашение обратно...

— Два миллиона мне подходит, — пожимает он плечами. — Я могу отдать её тебе за два миллиона. — Он делает грустное лицо, изображая карикатуру, как будто теряет что-то невосполнимо ценное.

Для меня она даже больше, чем весь грёбаный мир. Но по его мнению, она лишь предмет торга.

— И что? — Я откидываюсь на спинку стула.

— Я подготовлю документы, а она пока развлечёт тебя, — говорит он, доставая телефон из внутреннего кармана своего костюма. — Не думал, что тебе нравятся рабыни, — он улыбается так, словно только что нашёл во мне единомышленника.

— А мне и не нравятся, — я ставлю стакан с напитком на стол, затем поворачиваюсь и наблюдаю за тем, как она кружится вокруг шеста, а затем изящно соскальзывает вниз, чтобы выполнить шпагат.