— Будет весело! — говорит Майя.

Сама же приносит свои коньки — катается она давно и уверенно.

Мы приходим туда вечером. Громко играет музыка. В центре стоит огромная елка, к ней от внешних границ катка по верху тянутся разноцветные гирлянды. Ледяная поверхность сияет в свете фонарей и огоньков.

Майя права: это весело. Вот только весело наблюдать со стороны, как Мирон с Тимуром врезаются то в людей, то в ограждение и постоянно приземляются на пятую точку.

Они явно всем мешают. Все катаются по кругу примерно с одинаковой скоростью, делают это уверенно и красиво, будто не скользят, а парят в воздухе. И только Мирон с Тимуром как две коровы на льду.

Только-только Мирон делает несколько более-менее уверенных шагов, как Тимур толкает его сзади, и друг, словно шар — в кегли, врезается в скользящую впереди компанию девчонок. Они недовольно смотрят на него и ворчат, что надо быть осторожнее.

Но позже Мирон находит момент, чтобы отомстить Тимуру, догоняет его и толкает.

Мерзликин сгибается, с трудом удерживает равновесие, по инерции катится вперед, не в силах остановиться или повернуть, и врезается в передвижного пингвина, которого в качестве опоры использует ребенок, неуверенно скользящий на коньках. Стоп! А так можно было? Почему мы не взяли такого пингвина Мирону?!

Тимур перелетает через пингвина и валится на лед. Тут же в него кто-то врезается и тоже падает, за ним — еще кто-то.

Выбравшись из кучи-малы, Тимур с рыком гонится за Мироном, а тот — от него. Не удержав равновесия, Мирон падает, сбивает Тимура, и тот приземляется сверху.

Майя покатывается со смеху. Услышав ее хохот, Тимур откатывается от Мирона, подъезжает к лавочкам, где ребята оставили рюкзаки. Тяжело плюхается на место, достает бутылку с водой и передает Мирону. Сев рядом, тот берет бутылку и, сделав несколько жадных глотков, возвращает.

Майя встает перед парнями.

— Ну, ладно, мальчики, — говорит она, хлопнув себя по бедрам. — Мы весело провели время, но я знаю, что вечность это продолжаться не может. Теперь пора признаться, что вам нужно.

Повисает напряженная пауза.

— Смелее, смелее! Я вас не укушу! И не уйду с концами в обиде, оставив вас ни с чем.

— Поцелуй, — в конце концов тяжело бросает Тимур.

— Всего один, — быстро добавляет Мирон.

Майя удивленно поднимает брови и переводит взгляд с него на Тимура, ожидая какого-то объяснения. Но объяснения нет.

— Один? — уточняет она. — Каждому из вас?

— Нет, кому-то одному, — отвечает Тимур и посылает Мирону быстрый взгляд. — Двум все равно бессмысленно.

— И зачем одному из вас только один мой поцелуй? — выпытывает она.

— Это слишком сложно, — отмахивается Мирон.

— Это что-то типа спора, да? — предполагает она. — Вы поспорили? Кто первый добьется у случайной девушки поцелуя, так?

Ну, девушка не случайная, да и спора никакого не было, но об этом Майе знать необязательно.

— Типа того, — уклончиво говорит Тимур.

Майя задумывается.

У меня быстро колотится сердце. Она сейчас либо уйдет, и мы навсегда потеряем удачу, либо все же поцелует кого-то. Но кого?

— Вы странные. — Она мотает головой. — И как же мне выбрать, кому из вас?

— Кто больше нравится, — пожимает плечами Мирон.

— А если мне нравитесь вы оба?

— Сделай выбор, — говорит Тимур.

Майя снова думает, переводит взгляд с Мирона на Тимура и обратно.

Я воодушевлена: теперь она точно не уйдет! Кто-то из парней останется с поцелуем!

— Давайте так, — в конце концов решает она. — Кто решит одну из задач по сопромату, которые мне нужны для подготовки к экзамену, того и поцелуй.

— А если оба управимся? — спрашивает Мирон.

Майя хитро улыбается.

— Задач дали много.

Так, фух, можно выдохнуть. Я ни разу не сталкивалась с сопроматом, но мой брат окончил технический вуз. Он должен мне помочь.

В последние дни перед Новым годом я каждый вечер после работы провожу дома с семьей, пристаю к брату с задачей.

Все решится тридцать первого: именно тогда у Майи последний в этом году зачет, после которого парни встречаются с ней. А первый экзамен — злополучный сопромат — у нее будет четвертого января.

Как назло, первые дни брат занят. Во внерабочее время он с Олей ездит по магазинам в поисках коляски. Оле почему-то приспичило, что коляска нужна именно сейчас, перед Новым годом, когда, кажется, вся страна вышла из дома, чтобы создать толпу, суету и пробки на дорогах.

Но за день до встречи с Майей мне наконец везет.

Я варю холодец и застаю в коридоре перебранку брата с Олей.

— С Костиком я намучилась! Она была огромная и тяжелая, теперь понимаю лучше, что мне нужно! — громко говорит Оля в ответ на возмущения Славы, что на поиск уходит столько времени.

— Так если понимаешь, почему мы еще сидим без коляски?

Оля смеряет его недовольным взглядом, разворачивается и уходит в комнату.

— Ребенка будешь таскать на руках! — говорит она и захлопывает дверь.

Славик смотрит на меня и обиженно указывает ей вслед.

— Видала? Теперь и слова нельзя сказать, в ответ такое!

— Гормоны, — пожимаю я плечами.

— Часа через полтора остынет, — войдя на кухню, уверенно говорит брат. — Давай там, что у тебя за дело?

Обрадованная, я вручаю Славе тетрадь и ручку и показываю на телефоне фотографию с условием задачи.

— «Для указанной балки построить эпюры внутренних усилий, — читает Слава, разместившись за кухонным столом. — Выполнить расчет на прочность и подобрать двутавровое сечение из прокатного профиля…»

Вид у него озабоченный.

— Что, сложно? — с тревогой спрашиваю я.

— Да не, ерунда! Сейчас за пятнадцать минут решу. А ты мне налей пока чайку и бутербродик сделай. Не, лучше не бутербродик, а яишенку! С колбаской. И помидорками. И если не сложно, пожарь хлебушек. Только корочки отрежь!

— И мне бутербродик! — раздается оживленный голос дедушки. Он входит в кухню в полосатой кофте с длинным рукавом и широких трусах с кораблями с красными парусами. — С икрой! И шампанского! Пока антракт, надо быстренько перекусить.

Ага, значит, сейчас дедушка не в цирке, а в театре.

— Дед, ну кто без портков в театр ходит? — укоряет Слава.

Дедушка растерянно смотрит на свои трусы.

— Действительно. Неудобненько вышло. Сейчас я! Одна нога здесь, другая там!

Дедушка убегает к себе в комнату и возвращается уже в брюках.

Я ставлю перед дедушкой тарелку с белым хлебом с толстым слоем кабачковой икры и узкий бокал, в который налила лимонад.

Дедушка с аппетитом ест бутерброд и запивает лимонадом.

— Что за спектакль смотришь? — спрашиваю я.

— «Пигмалион»!

Мама рассказывала, что дедушка очень любил «Пигмалион» и посещал все постановки, потом сравнивал, где лучше актерская игра, режиссерская работа и костюмы. Дедушка так разрекламировал его, что в детстве первый спектакль, который я посетила, был не «Кот в сапогах» или «Красная Шапочка», а «Пигмалион».

Перекусив, дедушка убегает к себе. Из его комнаты раздаются голоса: на экране телевизора спорят Элиза Дулиттл и профессор Хиггинс.

Я ставлю перед Славой яичницу, а он протягивает мне решение.

— Так быстро? Спасибо, спасибо! — Я радуюсь как ребенок.

— Делов-то! В универе я такие задачи щелкал как орешки! — гордо отвечает брат.

Оля наконец-то выходит из комнаты. Она все еще злится на Славу. Окинув его сердитым взглядом, спрашивает:

— Ты чего еще не одет? Нам четыре магазина объехать надо! — Тут Оля поводит носом, и ее недовольное выражение лица сменяется заинтересованным. — А чем это у вас так вкусно пахнет?

— Яичница! Будешь? Я приготовлю! — оживляется Слава.

— Ага! Хотя погоди… Лучше бутербродик… с селедочкой!

Слава, закинув в себя последний кусок яичницы, живо встает. В этот вечер они все-таки покупают вожделенную коляску, которая полностью устраивает Олю. А у меня есть решенная задача, а еще — холодец. С чувством огромной гордости я ставлю свой кулинарный шедевр в холодильник остужаться.