— Цирк с конями! — восторженно вскрикивает дедушка.

— Вот и попили чайку, — ворчит папа и тянется за веником.

Все дружно убираем следы катастрофы. После уборки наконец добираюсь до чая и я. Подношу к носу чашку и только тут вспоминаю про Тимура. Выглядываю в окно — в беседке никого.

Неужели такси все же приехало? Или Тимур, отчаявшись, пошел пешком?

Сердце колет жалость к нему, но я тут же одергиваю себя.

«Не смей, не смей его жалеть и спасать, — говорю я себе. — Тебя никто не спасал, когда ты была неудачницей. А этот Мерзликин и в ус тогда не дул, жил в свое удовольствие и вообще ни о ком не беспокоился».

Даже когда ложусь спать, я все думаю о Тимуре. У меня перевешивают то одни, то другие эмоции. На одной чаше весов — злость и возмущение, на другой — жалость, сочувствие, симпатия и… Какое-то необъяснимое острое чувство.

Да, я не могу не признать, что Тимур кажется мне очень симпатичным. Он просто красавчик, а уж этот его пресс, на котором можно тереть сыр!

Да и при близком общении он кажется хорошим, приятным человеком. Вся его противность в интернете — просто образ и актерская игра. На самом деле он другой.

Вдруг в голове загорается тревожная красная лампочка, а внутренний голос кричит мне: «Даже не думай о нем в таком ключе! Все, что он делает, — хитрая игра. Он теперь любыми способами будет пытаться заполучить поцелуй удачи. И все твои жалость и симпатия — именно их он и добивается! А ты просто попалась на его удочку».

Я грустно вздыхаю. Да, это так. Но что мне делать, если теперь при одной мысли о Тимуре в солнечном сплетении что-то волнительно сжимается?

Я не могу забыть наш поцелуй и постоянно, куда бы ни шла, пытаюсь воссоздать его в памяти. Меня никто никогда так не целовал.

Самое страшное — я хочу еще.

Мне кажется, ради того, чтобы во второй раз почувствовать, каково это — когда тебя целует Тимур Мерзликин, я готова пожертвовать всем. Даже своей удачей. Но этого никак нельзя допустить.

В понедельник, выйдя с работы, я снова вижу Тимура. Он стоит недалеко от «Гнутых вилок», привалившись к дереву, явно кого-то ожидая.

Я делаю вид, будто не заметила его.

— Приветы-котлеты! — Он нагоняет меня.

— Что, так понравилось в нашем Плезантвиле[1]? — спрашиваю я с издевкой, делая вид, что встреча с Тимуром для меня — помеха. На самом деле я радуюсь, что он меня ждал. Пусть его внимание ко мне целиком из корыстных побуждений, но это все-таки — внимание, и оно приятно. Особенно в данный момент, когда я не чувствую, что Тимур представляет для меня угрозу. Хоть наш поцелуй и вскружил мне голову, сейчас я ощущаю какую-то внутреннюю броню. И Тимуру ее ни за что не пробить.

— Ага, райончик — прелесть! — весело отвечает он, пиная бутылку, выпавшую из переполненной урны. — Ты домой?

— Нет, на бал.

— Не хочешь со мной поужинать?

Я удивленно смотрю на него.

— И куда ты меня позовешь?

— Это сюрприз! — Тимур хитро прищуривается. — Ты удивишься!

Я перебираю в уме заведения нашего городка. Ни одно из них не сможет меня удивить.

— Ну, заинтриговал! Веди меня в свое удивительное место. Только условие: далеко я не пойду! Ужасно хочу есть.

— А я и не собирался далеко. Тут метров сто пешком.

Я в замешательстве смотрю на него. В радиусе ста метров находятся заправка, пара мелких магазинов, а еще — стройка.

Тимур ловит мой взгляд. Ему нравится, что я тщетно пытаюсь разгадать, куда мы идем.

— Готова к приключениям? — спрашивает он.

Я не доверяю ему. Какую гадость он задумал? Но тело реагирует совсем по-другому: сердце, жаждущее приключений, да еще и вместе с Тимуром, от волнения стучит быстрее.

Тимур ведет меня к реке, на пристань, где стоят рыболовные суда.

Один старенький катер красиво украшен гирляндой, и я все понимаю. Мне нравится сюрприз, но я делаю вид, будто Тимур меня не удивил.

— Ты сильно рисковал, — хмыкаю я. — Если бы я была гламурной чикой, на этом моменте развернулась бы и ушла. И это был бы последний гвоздь в гроб твоей удачи.

— Знаю, — кивает он. — Гламурные чики предпочитают ужин в гламурном ресторане, а не на советском катере. Но, во-первых, в пешей доступности нет таких ресторанов, а во-вторых, ты не гламурная чика, а девочка из Пустовино.

Тимур забирается на палубу и протягивает мне руку.

— Это что, попытка меня оскорбить? — Я прищуриваюсь. Стою на берегу, на протянутую руку не реагирую. Это и правда звучит как оскорбление: девочки из Пустовино, по мнению Тимура, настолько голодные до развлечений, что охотно отдадут поцелуй (а может, и не только) за покатушки на рыбацком катере.

— Вовсе нет. — Он внимательно смотрит на меня. — Знаешь, мне гораздо проще было бы забронировать столик в «Бегемоте», чем найти хозяина хотя бы одного местного катера и договориться с ним.

Тимур настойчиво предлагает руку. Мы упрямо смотрим друг на друга.

— Но ужин в «Бегемоте» тебя бы не удивил, — давит Тимур. — Девочки из Пустовино не ведутся на банальный пафос.

— Мне не нравится, что ты вешаешь ярлыки, — раздражаюсь я. — Говоришь так, будто что-то знаешь о нас, девочках из Пустовино. И как будто что-то знаешь обо мне.

— Ты права. Я ничего не знаю. И… хочешь правду? — Он смотрит на меня так, будто в один миг сбросил все свои маски. — Я вообще ни о чем таком не думал. Что тебе подойдет, куда тебя сводить, как удивить… — Тимур говорит тихо и серьезно, голос звучит хрипло и так… беззащитно. — Меня словно по голове шарахнуло: хочу покатать на катере одну необычную пацанессу, которая однажды меня поцеловала. Только и всего. Это спонтанное и крайне необдуманное решение. Да, в нем есть еще кое-что: я хочу получить назад свою удачу. Но в том, почему я сделал такой странный выбор, никакого подвоха нет. Это просто безумный порыв. Но нам порой так недостает безумных поступков в жизни.

Он молчит, смотрит на меня не отрываясь, взгляд такой открытый, честный и просящий. Тимур все еще предлагает мне руку. Я мешкаю. Этот человек сбивает все мои настройки и рушит все ожидания. Я ведь и правда думала о какой-то банальщине вроде дорогого ресторана, куда он водит всех своих девушек. Но все оказалось не так. Может, он врет и у него просто нет денег? Ведь парни, когда у них нет средств на нормальное свидание, часто вешают девушкам на уши подобную лапшу: что, мол, она особенная и для нее он хотел чего-то особенного… Наверное, если бы Тимур подтвердил мои догадки и выдал что-то подобное — что я не такая, как все, что он хотел меня удивить, поэтому выбрал такое необычное место, — то я, возможно, развернулась бы и ушла, распознав ложь. Но в итоге он сказал совсем другое. И поэтому я подаю ему руку и поднимаюсь на палубу.

В тесной каюте мы еле помещаемся вдвоем. Тут пахнет металлом, бензином, отсыревшей тканью, а еще кофе и… чизбургерами! От этого запаха сразу урчит живот.

— Ужин. — Тимур достает из-под сиденья бумажный пакет и протягивает его мне.

— М-м-м, что там? Белые трюфели? — Я заглядываю в пакет и достаю двойной чизбургер.

— Да, еще омары в сливочном соусе.

Тимур тянется к приборной панели и заводит катер. Судно неспешно двигается с места.

— Оно еще и плавает? — усмехаюсь я.

— А то!

Катер набирает скорость, и мы быстро плывем по реке. Уже стемнело, воды почти не видно, только блики. Зато город по обе стороны от реки хорошо виден, освещенный фонарями.

Я смотрю, как Тимур крутит руль.

— Ты полон сюрпризов, Мерзликин.

Он пожимает плечами.

— Мечтал о яхте, вот и получил права.

Мы останавливаемся в тихой заводи и со стаканами кофе выходим на палубу. Тут холодно. Тимур накидывает мне на плечи плед.

— А ты подготовился, — говорю я с издевкой, а сама благодарно закутываюсь.