Когда приходит время расходиться по домам, Тимур вызывается меня проводить.
— Ты опять за свое? — Я хмурюсь. — Я не собираюсь больше с тобой целоваться. Смирись с этим. Неудачником тоже можно жить. Я как-то прожила столько лет!
— И я проживу. Но вот тебя все-таки провожу, темно уже. А райончик ваш неспокойный.
— Тебе-то откуда знать? — хмыкаю я. Уверена, Тимур всю жизнь жил либо в центре, либо в элитных пригородных районах.
— У меня свои каналы, — уклончиво отвечает он.
Тимур говорит вроде бы искренне. Я смотрю на него, силясь разглядеть потайное дно. Конечно, он провожает меня не потому, что беспокоится. Но почему-то внутри вдруг разрастается какое-то теплое чувство, а в голову проникает мысль: я бы хотела, чтобы он тревожился за меня.
Мотаю головой. О каких глупостях я думаю!
На улице прохладно. Совсем темно — над головой сгустились тучи.
Мы идем по пустым улицам, слушая свои гулкие шаги.
— Знаешь, несмотря на то что я будто в камере пыток побывал, а не у Березина на кухне сидел, я классно провел время, — первым нарушает тишину Тимур. — Реально не помню, когда мне так здорово в последний раз было.
Он говорит тихо и серьезно, смотрит себе под ноги.
— Ну как же? — язвительно спорю я. — А твои шикарные вечеринки? Мне кажется, тусовка в бассейне на крыше небоскреба куда круче, чем ужин с горелой пиццей на шестиметровой кухне.
— Что, разглядывала мои фотки? — Тимур меня поймал, и я вспыхиваю.
— Случайно попалось в подборке рекомендованного, — нахожусь я, но Тимур мне явно не верит.
— Ну-ну, пусть будет так, — усмехается он и добавляет с обидой: — А вообще, моя пицца не сгорела! Мы все горелое выкинули. А вечеринки… — Он задумывается. — Вечеринки вечеринками, а тут все по-другому. Было весело.
— Да, забавный выдался вечерок. — Я вынуждена признать, что мне тоже понравилось.
Мы пересекаем дорогу в месте, где стоит строительная техника и ведутся дорожные работы.
Вдруг я замечаю, что Тимура рядом нет.
— Вик! — раздается позади его жалобный голос.
Я оборачиваюсь и вижу, что Тимур… приклеился к асфальту! Он стоит, расставив ноги в широком шаге, и беспомощно машет руками, пытаясь удержать равновесие.
Опускаю взгляд и замечаю, что тротуар залит какой-то блестящей черной гадостью.
— Что это такое? — Я осторожно трогаю гадость носком кроссовки. Липко! — Похоже на строительную смолу.
— Можешь помочь? — кряхтит Тимур.
Я подхожу к нему максимально близко, встаю на самый край, где начинается лужа гудрона.
— Обопрись на меня и попробуй выдернуть ногу, — командую я.
Тимур подчиняется, но ничего не выходит. Я хватаю его за ногу и тяну сама — тщетно.
Тогда он разувается и оставляет обувь в асфальте, встает на безопасный участок. Выдирает кроссовку. Раздается «ш-ш-ш-р-р-р!», и Тимур валится на спину. В руках он держит верхнюю часть кроссовки, а на покрытой смолой дороге остается подошва.
Ситуация настолько нелепая, что я смеюсь.
— Это не смешно, — бурчит Тимур.
Он пробует выдернуть вторую кроссовку — результат тот же.
Тимур растерянно сует руку в свою добычу.
— Ну, пошли. Придется топать босиком, — вздыхает он.
— Ты рисковый парень, раз так спокойно ходишь налегке, — говорю я, опустив взгляд и наблюдая, как белые брендовые носочки Тимура семенят по асфальту. Их теперь ни за что не отстирать. А эти носки идут по цене моих кроссовок. — Раньше у меня с собой на такой случай нашлась бы сменная обувь.
— И что, теперь все время таскать с собой сменку?
— И не только.
И я озвучиваю Тимуру список того, что постоянно брала с собой.
— Возьму на заметку, — вздыхает он. — Но… — Тимур вдруг хватает меня за талию, разворачивает и резко прижимает к себе. — Я все еще надеюсь, что удача ко мне вернется.
От такой наглости, от того, что наши тела соприкасаются и что его губы так близко к моим, у меня перехватывает дыхание и кружится голова.
— Эй! — Я беру себя в руки и возмущенно отпихиваю Тимура. — Что вы себе позволяете, мистер Тертый Сыр? Даже не надейтесь на это!
— Да ладно, ладно! — Смеясь, он отпускает меня. — Время покажет.
Я хмыкаю.
Мы снова идем в молчании. Я искоса поглядываю на Тимура.
— Знаешь, я думала, ты весь такой сноб, на всех смотришь свысока, как типичный мажор. А ты не такой, — признаюсь я. Не знаю, почему вдруг решила это сказать. Возможно, в голову ударило вино. Или кислорода в воздухе слишком много.
— Я был таким, — признается Тимур. — До Хеллоуина. Но, знаешь ли, тяжело оставаться мажором, когда ты босиком, а твою обувь сожрал асфальт.
Я смеюсь. А с ним, оказывается, так легко.
— Как ты понял, что мы с Мироном дружим? — спрашиваю я, когда мы подходим к моему подъезду.
Он усмехается.
— Вишневые духи. Унюхал в универе.
— Ах вот в чем дело, — поражаюсь я. — Так просто!
— Тебе они, кстати, подходят больше.
Я делаю непробиваемое лицо и поднимаю бровь, показываю, что его комплимент не попал в цель.
Как только я ныряю под козырек, резко начинается ливень.
— Ты даже без зонта? — укоряю я.
— Ничего, не сахарный, не растаю. Я вон, под навес пойду. — Он кивает на беседку. — И там вызову такси.
— Ну ладно, удачи, — говорю я не думая.
Тимур грустно улыбается.
— Слова мне не помогут.
Я демонстративно закрываю губы одной рукой и машу перед лицом Тимура указательным пальцем другой.
— Ладно, ладно. — Подняв руки, он отступает на шаг. — Но я все равно тебя добьюсь, Вишенка. — Тимур посылает мне дерзкую улыбочку, игриво подмигивает и, сунув забинтованные руки в карманы, убегает в беседку.
Поднимаюсь к себе. Сердце колотится от приятного волнения, губы сами растягиваются в улыбке: я не могу это контролировать. Чувство такое, будто мне тринадцать и я сходила на свидание с королем школы.
Как только я захожу домой, кот бросается на мои ноги, но промахивается и врезается головой в обувницу. Раздается жалобное «мяу». Кот смотрит на меня с потерянным видом, словно спрашивая, как это получилось.
— Немного не рассчитал, Лаки. — Я глажу кота по спинке. — Бывает.
Прохожу на кухню. В нос бьет какая-то вонь. Вся семья в сборе за столом, я еле втискиваюсь в тесное пространство.
Все, кроме Оли, пьют чай. Перед Олей стоит тарелка с селедочным филе. Вот откуда этот запах! Оля за обе щеки уплетает селедку.
Брат рассказывает о какой-то аварии, которую он видел сегодня по дороге с работы. Столкнулись две фуры, и обе — с апельсинами.
— Там все было в апельсинах! Асфальта не видать, все оранжевое. — Брат показывает фотографию.
— А попкорн там был? А шоу с зебрами? — оживляется дедушка.
— Были, были, дедушка, — отвечает брат. — И зебры, и олени, и ослы с попкорном.
Я выглядываю на улицу. Там все еще льет.
В беседке сидит грустный Тимур. Все ждет свое такси.
Но я знаю: такси не приедет. С каждой машиной, водитель которой примет на вызов, будет что-то происходить.
Мне его очень жалко. Я прекрасно помню, каково это — быть единственным неудачником в мире, где у всех все всегда складывается.
Может, позвать его? Пусть посидит дома, погреется. Обувь ему дадим чью-нибудь.
На кухню, подергивая носом, заходит Лаки. Он явно учуял селедку и теперь ищет ее взглядом. Обнаружив цель на столе, кот прыгает на подоконник, чтобы оттуда перелезть на стол. Сбивает горшок с цветком, горшок летит вниз, весь пол теперь в земле и осколках. Сам кот падает сверху, и не на четыре лапы, а на бок.
Лаки жутко пугается, хочет дать деру, но промахивается и вместо двери влетает в открытый кухонный шкафчик. Раздается ужасающий лязг — в этом шкафчике хранится ненужная посуда, которую жалко выкинуть, вроде вазочек для варенья и тяжелых хрустальных салатниц. Кот пулей вылетает из шкафчика и несется по коридору. Что-то где-то грохочет и падает. Бедный Лаки!
— М-да-а-а, тяжело, когда ты Лаки. — Брат осматривает поле боя и задумчиво чешет голову.