— Я всегда все предусматриваю, — хвастливо говорит он.

— Снова вешаешь ярлыки, — замечаю я, ведь своей фразой Тимур приравнял меня к другим девушкам, которым организовывал свидания. — Минус десять очков Гриффиндору.

— Извини, — виновато отвечает он. — Просто забылся. С тобой я так странно себя чувствую. Мне не хочется играть, а хочется просто быть собой. Как будто с друганом плаваю, честное слово.

— Когда катаешь девушку на катере, не сравнивай ее со своими друганами, — осуждающе говорю я. — Еще минус пять очков Гриффиндору.

Тимур вздыхает.

Я снова размышляю, сказал ли он искренне или это продуманная многоходовочка.

Свет фонарей окрашивает воду в золотистый цвет. Ноябрьский холод, горячий кофе в руках, мерное покачивание лодки, легкое плескание волн о борта, травянистый запах водных растений — все это дарит атмосферу простора и безмятежности.

— Ну что, удивил? — Тимур, оказывается, давно смотрит на меня. Он явно понял, что мне тут нравится.

Отпиваю кофе.

— Ну, латте мог быть чуть менее отвратительным, если бы ты попросил добавить дополнительную порцию молока.

Смотрю на Тимура и улыбаюсь. Он улыбается в ответ — знает, что это шутка, и понимает: на самом деле ему удалось меня удивить, и этот ужин в необычной обстановке мне нравится. Но также он понимает, что я не признаюсь ему в этом.

Мы оба чувствуем химию между нами. Это все равно не пугает меня. Да, я знаю, чего он добивается, и поддаваться не стану. Но как же приятно вот так пить кофе на маленькой палубе старого катера!

— «Ты с ним рядом. Ты с него не сводишь глаз. — Тимур вдруг встает ближе и запевает немного переделанную версию песни Себастьяна из «Русалочки». — Пусть он и молчит сейчас, но он так прекрасен. И в твоих мечтах уже горит на губах ваш нежный поцелуй».

Я закатываю глаза и слегка отталкиваю его.

— Дурак!

Но Тимур снова придвигается ко мне и продолжает как ни в чем не бывало:

— «Ша-ла-ла-ла-ла-ла, вы вдвоем. Ты слышишь, мы поем, ему нужен поцелуй. — Тимур складывает губы трубочкой и тянется ко мне. — Ша-ла-ла-ла-ла-ла, все вокруг твердит тебе, мой друг, скорее поцелуй».

Я заслоняю лицо руками и со смехом верещу:

— Отстань! Отстань от меня!

— «Поцелуй, скорее поцелуй. Поцелуй, скорее поцелуй», — заканчивает Тимур и отстраняется.

— Не дождешься! — выпаливаю я и делаю глоток кофе. — А в следующий раз объемся чеснока! Или селедки!

— Удача все равно стоит этой жертвы, — философски замечает Тимур.

Мне нравится, что он сам уничтожил это напряжение в воздухе, превратив все в смешную игру своей песенкой Себастьяна. Этот поступок делает то, что происходит между нами, таким несерьезным, безоблачным. Как будто Тимуру на самом деле совсем неважно заполучить от меня удачу и, как он и сказал, ему просто весело проводить со мной время, словно с другом. И если таков его хитроумный план, чтобы расположить меня к себе, то он своего добился. Но это было бы слишком сложно для Тимура Мерзликина, пикапера, который обычно прет напролом. Все, что я знаю: я не могу его разгадать. Но мне нравится дурачиться с ним, так я будто возвращаюсь в детство.

— Я не понимаю. Ты раскрыл все свои карты. — Я пристально смотрю на Тимура. — И я даже не представляю, что должно произойти, чтобы я добровольно тебя поцеловала. Вот что ты собираешься делать?

— Буду брать тебя измором, — отвечает Тимур с детской непосредственностью.

— Что?! — Я аж кофе давлюсь.

— Однажды я тебе ужасно надоем, и ты прикинешь, что лишиться удачи — не такая уж высокая плата за то, чтобы я держался от тебя подальше.

Тимур дерзко ухмыляется.

— Ну и самомнение у тебя! — возмущаюсь я. — Да пожалуйста, липни и дальше, мне-то что? Даже плюсы есть, вон, ужинами кормишь.

Тимур ничего не отвечает, но так хитро улыбается, будто припрятал какой-то козырь. В душу впервые забирается червячок сомнения: а действительно ли подобные встречи с Тимуром для меня безопасны? Вдруг и глазом не успею моргнуть, как отдам ему поцелуй?

Тимур снова появляется в Пустовино в четверг, в мой выходной. Выйдя из дома, я натыкаюсь на него у беседки.

— Как же твоя учеба? У вас ведь пары сегодня! — спрашиваю я.

— Да меня и так почти отчислили, универ сегодня без моего присутствия простоит, не развалится. Куда путь держишь?

— В магазин.

— Ну, тогда я с тобой.

Мы идем вместе, затем Тимур вызывается помочь донести продукты до дома.

— На чай не позовешь? — поставив пакеты в прихожей, спрашивает он.

— Обойдешься! — Я указываю на дверь.

— Ну, другого я и не ожидал. — Тимур делает шаг за порог.

Его упорство меня и забавляет, и восхищает — он едет через весь город, только чтобы помочь мне донести продукты!

Тут в коридор выглядывает мама.

— Викусь, у тебя гость? Пусть проходит, я чай заварила! Эй, гость?

— Я тут! — живо отзывается Тимур.

— Ну уж нет! У этого гостя дела, мам! — возмущаюсь я и в то же время теряюсь. — Он не может!

— У гостя никаких дел! — Тимур уже сбрасывает обувь.

Мне приходится вести его на кухню и поить чаем.

— Не буду вам мешать, уже убегаю. — Мама сливается, и мы с Тимуром остаемся одни.

— Миленько у вас, — оглядывается он, энергично размешивая сахар.

— Не отвлекайся, пей быстрее, — раздражаюсь я. А сама сижу как на иголках. Я волнуюсь, мне неуютно, что Тимур у меня дома. Здесь я чувствую себя такой незащищенной, и мне кажется, что Тимур тут сможет нащупать мою ахиллесову пяту. Я наблюдаю за тем, как он изучает мою кухню. И все, на что падает его взгляд, мне хочется закрыть какой-нибудь тканью.

На кухне снова пахнет селедкой. В мусорном ведре очистки, а мусор еще не выбросили, и сейчас из-за него мне немного стыдно.

Забеременев, Оля просто помешалась на селедке. Нет, порой у нее появляются и другие вкусовые пристрастия. Например, всю эту неделю она ела только ананасы и запивала их ананасовым соком. Эти временные гастрономические привычки проходят, а селедка остается. Селедка — это классика! Но воняет она так, что я каждый раз думаю: почему рыба, а не ананасы…

Из глубины квартиры раздаются голоса и непрерывное хлопанье дверей.

— Сколько вас тут живет? — спрашивает Тимур.

— Много. Я, мама, папа, брат с женой и сынишкой и еще дедушка.

Я отвечаю нехотя, раздумывая, зачем Тимуру эта информация и как он может использовать ее против меня.

— Круто! Всегда мечтал о большой семье, — печально произносит он, допивает чай и встает.

— В этом нет ничего крутого, — бурчу я.

— Вик, возьми там вафельные трубочки! — раздается мамин голос.

— Гость уже уходит, мам! — кричу я в ответ.

— Я не откажусь, — нагло улыбается Тимур и протягивает пустую чашку. — И от второй чашечки.

Вздохнув, ставлю на стол коробку с угощением, повторно наливаю чай.

— Вик, большая семья — это правда круто, — говорит Тимур с несвойственной для него серьезностью. Не сводя с меня глаз, берет две трубочки. Одну сует в рот, как сигарету, а вторую заправляет за ухо. — Не круто — это когда ее нет.

С этими словами он выходит из кухни, так и не притронувшись к чаю, а я в полной растерянности провожаю его и гадаю, что Тимур имеет в виду. У него нет семьи? Ни родителей, ни братьев, ни сестер? Но спросить не решаюсь. И что значит этот его демонстративный жест — попросить вторую чашку и не сделать ни глотка? Это осуждение меня за мои слова по поводу семьи? Или что-то еще? Ох, Мерзликин, ты, как сказал бы Шрек, многослойный, как лук!

К субботе ни я, ни Мирон не сомневаемся, что Тимур снова заявится. Думаю, мы оба этого хотим — с Тимуром готовить пиццу веселее. Да, он преследует меня с корыстной целью, но он все равно забавный, и с ним весело.

Тимур действительно приходит — в кожанке нараспашку, в традиционном шарфике с перчиком и с заготовками для пиццы «Неаполитано».

На «Чердак» он пока не заявлялся. Видимо, еще не пронюхал, что я периодически там бываю.