— У тебя здесь прекрасное место.

— Чего ты хочешь? — Перехожу я к делу, и он открывает рот, но из него не выходит ни звука.

Сегодня Андерсон не в костюме с галстуком, как на встрече в «Браге». Его стройное тело облачено в тёмные джинсы и черную футболку с длинными рукавами. Его голубые глаза не отрываются от моих, пока он, кажется, выбирает свои следующие слова.

— Ты знаешь, кто я такой.

— Что ты здесь делаешь? — Моё сердце колотится в груди, когда я просто смотрю на него, слыша его голос. Я потратила так много времени в своей жизни, воображая этот момент. Ни в одной из моих фантазий я не чувствовала себя такой лишённой добрых чувств, как сейчас.

— Я... — он с трудом сглатывает. — Я просто хотел тебя увидеть, — заканчивает он, и я не могу сдержать издевательского смеха, который вырывается из моего горла, потому что это, должно быть, какая-то шутка.

— Это шутка, да? — Я делаю паузу, хмурюсь и слегка качаю головой после того, как откидываю её назад. — Ты испытываешь какое-то нездоровое удовлетворение от всего этого? — Я делаю жест между нами обоими указательным пальцем. — Я имею в виду, сначала встреча в «Браге», а теперь это? Приходишь ко мне домой? Зачем? И для начала, как ты узнал, где я живу? — Я произношу слова одно за другим, и это похоже на то, что вопросы, которые я задаю, на самом деле были пулями, вылетающими из ствола револьвера, поскольку выражение лица Андерсона с каждым разом становится всё более несчастным.

И снова на моих глазах мужчина, кажется, сжимается в моём присутствии, и я не понимаю почему. Я многого не понимаю. Например, это желание кричать на него, но при этом молчать. Молчать, чтобы он знал, что он для меня ничего не значит. Что он ничто. Что его существование для Вселенной меньше, чем звёздная пыль.

— Я провёл расследование. — Говорит он, притворяясь смущённым, чтобы признаться — после того дня в «Браге» и... я не возвращался к себе в Гояс. Я остался. Наблюдать за тобой...

— Побоялся, что я пойду за твоими деньгами? Это всё? Потому что…

— Нет! — Поспешно заверил он. — Нет, я остался не для этого! Я просто хотел... Он глубоко вздохнул, опустил голову и на мгновение замолчал, прежде чем снова посмотреть на меня. — Ты похожи на неё. Твоё лицо, твоя осанка, разрез глаз. Ты в точности похожа на неё. Я не ожидал этого... Я... Он снова начал заикаться, и я просто не понимала, чего он от меня хочет. Его приход был ошибкой.

— Тебе лучше уйти, — сказала я, уже поворачиваясь, чтобы открыть дверь.

— Нет, подожди, пожалуйста. Пожалуйста! — Его просьба прозвучала достаточно отчаянно, чтобы заставить меня остановиться, и я обернулась, чтобы посмотреть на него. Его измученное выражение лица только усилило моё замешательство.

Мой разум переполнен мыслями, я пытаюсь понять и истолковать каждое его движение. Я хожу взад и вперёд, вспоминая конференц-зал в «Браге», выдвигая все более безумные гипотезы. Например, я думаю, что его реакция на меня в компании была не презрением, как я сначала предполагала, а просто удивлением.

— Прости меня. — Он произносит единственные два слова, которых я не ожидала от него услышать. Мой разум рисует ещё несколько линий в новом образе Андерсона, который формируется в моей голове. Ещё более отталкивающий вариант. Он сожалеет, но у него нет на это права. Он не может просто извиниться и решить, что его здесь простят.

— Что? — Мой голос дрожит от смеси неверия, замешательства и нарастающего гнева. — Что? — повторяю я более настойчиво.

— Я знаю, что ничего не исправить…

— Исправить? — Перебиваю я его, и после этих слов у меня вырывается невесёлый смешок. — Исправить?

— Я не знал, что ты…

— Неправда! — Снова перебиваю я. — Она тебе сказала! Я знаю, что она тебе сказала!

— Да, она сказала мне, но я был молод и глуп…

— Это твоё оправдание? Ты был молод и глуп? — Я отвожу взгляд, чувствуя, как горят глаза. Я ненавижу это ощущение, осознавая, что не смогу сдержать слёз. Эмоции борются во мне, и я знаю, что плотина, возведённая за долгое время, вот-вот рухнет. Я не знаю, что останется, когда всё, что я подавляла годами, просто вырвется на свободу.

— Поэтому ты бросил меня? Потому что ты был молод и глуп, и ты просто бросил меня?

— Я не бросал тебя, я… — Он делает паузу, и каждое слово, слетающее с его губ, кажется, ещё больше дезориентирует его, как будто у него действительно есть иллюзия, что объяснение, которое он мне даст, приблизит меня к лучшему пониманию его, но он не может найти то объяснение, которое всё прояснит. — Я не знал, — повторяет он, — я думал, она…

— Сделала аборт? Скажи мне, ты на это рассчитывал! — Кричу я.

— Я не знал... — отвечает Андерсон, и его глаза наполняются слезами. Он не пытается их скрыть, и, кажется, не беспокоится о том, чтобы сдержать их. Его хриплый голос начинает дрожать, но это не помогает ему убедить меня. Напротив, только усиливает мой гнев.

— Должно ли это что-то изменить, Андерсон? Должно ли это стереть моё ужасное детство?

Андерсон закрывает глаза, соглашаясь с моими словами, но я только начинаю.

— Должна ли я забыть те годы, когда я не могла ходить в школу, потому что работала, чтобы есть, а ты спокойно лежал в постели?

Мои последние слова вырываются у меня сквозь зубы, и я с трудом сдерживаю поток эмоций, которые переполняют меня. Но не могу. Когда я снова начинаю говорить, мой голос звучит громко, почти криком, с заметными паузами.

— Стоит ли забыть все те случаи, когда мне приходилось раздвигать ноги ради денег, потому что это была единственная возможность, которая у меня была?

Его глаза открываются, он огорчён, но не удивлён.

— А знаешь что? Это прекрасное место, которое тебе так понравилось, — я развела руками, осматривая квартиру. — За всё это, за каждый предмет внутри, были заплачены долгие ночи в постели таких мужчин, как ты. Разве твоё расследование не открыло тебе эту истину, Андерсон? Почти десять лет твоей дочери, о которой ты ничего не знал, приходилось быть роскошной дорогой шлюхой, чтобы достичь чего-то большего в жизни, чем устанавливать ярмарочные палатки до конца своих дней. — Я кричу, но не жду ответов, потому что понимаю, что они мне не нужны. Я уже давно не нуждаюсь в них, но всегда хотела, чтобы меня услышали. — Сейчас тебе тоже жаль? Или ты не знал? — Я рассмеялась, отходя от двери и начиная расхаживать взад-вперёд. Задыхаясь прижимая руку ко лбу, не в силах справиться с мыслями, которые хочу высказать.

— Да пошёл ты! — Я повернулся к нему. — Забери своё чувство вины и засунь его себе в задницу! Мне оно не нужно. — Теперь я кричу, и я благодарна Богу за звукоизоляцию в квартире, иначе весь дом узнал бы, что здесь происходит. — Ты мне не нужен! Я никогда в этом не нуждалась! — Говорю я, указывая на него пальцем. — Я уже давно научилась справляться сама, и у меня это хорошо получается. Мне не нужна твоя поддержка.

Когда я перечисляю свои предложения, я поднимаю палец, чтобы проиллюстрировать их.

— Мне не нужно, чтобы ты учил меня ездить на велосипеде или читать. Мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне сказки перед сном или советовал, кем я стану, когда вырасту. Мне не нужно, чтобы ты участвовал в моей жизни, ты мне не нужен и никогда не будешь нужен, Андерсон! Никогда!

Когда я заканчиваю, я тяжело дышу, моё лицо покрыто следами слёз, а сердце бьётся в бешеном ритме.

— Тебе действительно лучше уйти, — говорю я, не давая ему возможности ответить. Я просто разворачиваюсь и открываю дверь.

Андерсон некоторое время молча смотрит на меня, но даже абсолютное поражение в его глазах не приносит мне удовлетворения. Вся правда, которую я ему рассказала, тоже не принесла мне радости. Не думаю, что когда-либо что-то в нём сможет доставить мне удовлетворение.

Он входит в дверь и поворачивается ко мне, переступая порог, затем открывает рот, но я не жду, чтобы узнать, что ещё он может сказать. Я просто молча захлопываю дверь.

Прижавшись лбом к деревянной поверхности, я позволяю слезам свободно катиться по моему лицу. Рыдания сотрясают мои плечи, дыхание перехватывает, и я начинаю икать. Не могу вспомнить, когда в последний раз испытывала такое отчаяние. Я оплакиваю ту маленькую девочку, которой была, и каждый день ждала, когда этот день настанет.