Глава тринадцатая
Могучее, оплетенное тяжелыми железными цепями дерево вздрагивало, словно его рубили топором, цепи нехотя соскальзывали с молодых гибких ветвей. Они были выкованы очень умелым кузнецом, да и сам Мир участвовал в их сотворении, поэтому ветви ломались с треском, сбрасывая свою ношу к основанию дуба. Тяжелая крона гордо раскинулась над высоким широким стволом, роняя на землю густую тень. Вся крона также была оплетена массивными звеньями, сливающимися с бурой корой дерева. Они лежали здесь слишком давно, сдерживающие напор, и сейчас тяжело срывались вниз, падая с глухим зловещим звоном, свивались в ржавые кольца и медленно уходили под землю. Скрюченные старые корни разрывали почву, выбираясь наружу, земля трепетала, изрытая на сотни миль вокруг…
– Скажи мне, Тиэл, что происходит? – тихо спросил Шериан. – Ты ведь знаешь, правда? Я вижу по твоим глазам.
– Происходит то, что тебе лучше не видеть и уж тем более не вмешиваться, – ответил тот.
– Нет, ты ответь, – настаивал воин. – Мне кажется, я имею право знать. Не хочу, чтобы повторилось нечто подобное и с тем же результатом.
– А чем был плох результат? – удивился Тиэл. – Все живы, здоровы, колдун мертв. Я же говорил, что все прекрасно образуется и без тебя, но ты не поверил.
– Погибли люди, – сдерживая раздражение сказал он. – Не один и не два. Неужели это для тебя ничего не значит?! Ты настолько жесткосердечен?!
– Кем они мне были, чтобы я о них жалел? – спросил в ответ воин-тень. – Да и кто они, по сути, тебе?
– Друзья. Люди, что не бросили меня в трудную минуту, не оттолкнули, не возненавидели, – Шериан почти кричал. – Как ты не понимаешь?! Я всегда был один и теперь, только обретя настоящих друзей, теряю их по одному, чтобы вновь остаться в одиночестве! Это так трудно, Тиэл, и так обидно. Может, тебе здесь все и чужое, но это не значит, что это же относится и ко мне. Я останусь здесь и буду до тех пор, пока я им нужен.
– Не обижайся, – мягко ответил отец, – но это не ты им, а они тебе нужны. Ты устал странствовать один, в тебе проснулось желание увидеть рядом хоть кого-то, кому ты мог бы верить, с кем говорить, делиться. Если для тебя это так важно, оставайся, но когда-нибудь придет время и ты уйдешь отсюда сам. Не потому, что так хочу я, а потому, что так захочешь ты. Ты сам.
– Возможно, это и случится, – упрямо мотнул головой воин, – но будет это нескоро. Слишком много еще осталось неоконченных дел
– Ничего, – Тиэл ободряюще улыбнулся, – я подожду. И раз уж ты решил остаться не бог весть где, то уж сделай милость, береги себя и хорошо просчитывай все ходы и надейся в первую очередь на себя. Хорошо?
– Хорошо, – согласно кивнул тот.
– Ну и чудно, – подытожил Тиэл. – Теперь я за тебя спокоен… Хотя бы на время. Если что-то пойдет не так и тебе понадобится помощь, позови. Тебе я помогу всегда… возможными способами.
– Вплоть до вытягивания в свой мир, – криво усмехнувшись, добавил Шериан. – Приму к сведению.
Тиэл кивнул и стал медленно расплываться в воздухе, неохотно покидая сына, синие глаза смотрели строго и чуть тревожно. Резко повернувшись, воин зашагал назад, отмечая про себя все более разительное просачивание чуждой природы на границе мира. Ответ уже был ясен, просто говорить его вслух было страшновато, происходящее походило на древний ужас, несмотря на всю кажущуюся безопасность. Но это только на первый взгляд. Роун соединялся, сдвигая воедино не только бескрайние просторы, но и жизни людей, вот что самое страшное. Два разных устоя, несколько князей, равных по своим силам и власти, совершенно различные уклады жизни, разве это можно представить себе наяву? Нет, даже в мыслях такое не получается. Там Свет и Тьма, здесь колдуны, там множество защитников, здесь таковых нет, верят только в то, что Роун это не название мира, а настоящая живая сущность. Страшный сон, да и только.
На княжеском дворе царила полная сумятица, горстка воинов окружала чье-то тело, остальные стояли чуть поодаль, что-то крича и доказывая друг другу. Шериан протолкался сквозь толпу и застыл. На земле лежал Титамир с закрытыми глазами и глубокими ранами на теле. Рядом на коленях стоял Владий, низко опустив голову, оглушенный еще одной внезапной смертью, Хват крепко сжимал рукой опустившееся плечо воина и молчал, не в силах поверить в случившееся. Увидев Шериана, он качнул головой, подзывая ближе. Склоненная голова Владия дрогнула и поднялась, с посеревшего лица на Шериана смотрели глубоко запавшие, неестественно блестящие глаза. Смотреть в них значило окунуться в омут безмерной, смертельной тоски. Шериан положил руку на другое плечо, молча выказывая сожаление. Когда-то у него уже было такое. Владий, поддерживаемый с двух сторон поднялся, последний раз взглянув на лицо Титамира. Во всех чертах богатыря проглядывало тревожное, горестное чувство, словно он хотел и не успел сделать что-то очень важное, а что, оставалось теперь только догадываться.
– Ты не один, Владий, – вполголоса сказал Шериан. – Помни об этом.
– Да, ты не один, – эхом повторили Хват, Регвой и Витко, глядя на понурого воина. – Если что, ты только скажи. Все сделаем. А убийцу найдем, не беспокойся, и голову оторвем, чтоб другим неповадно было.
Владий печально качнул головой.
– Я видел его вчера, – и поднял руку, упреждая вопросы. – Сидел в корчме, напился до того, что соображать перестал, и перед тем, как совсем свалиться, увидел кого-то с мечом Титамира и голос слышал, а больше ничего. Память как отрубило. Помню только, что высок вроде был, волосы светлые, кудрявые, а от лица ничего не осталось, ничего…
– По мечу и найдем, – ответил Шериан. – Если он решил, что его трудно заметить, то он ошибается. Такие мечи, я слышал, иногда даже сами мстят за убийство хозяина, так что кто знает, что произойдет. Одно ясно – счастья ему от этого не видать.
Природа на границе сливалась все сильней и несмотря на громадное расстояние, показывалась всем. Люди с ужасом понимали, что теперь не только видят, но и разбирают слова за прозрачной стеной, расширенный взгляды находили друг друга и тонули в одинаковой растерянности и уже начавшей подниматься из глубины души тихой неясной враждебности к тем, кто ломает все привычное, такое устоявшееся, родное…
В этот тревожный день ворота Власка пропустили в город троих богато одетых людей с напряженными лицами и уставшим взглядом. Они ехали вроде рядом, но в тоже время на расстоянии друг от друга, окруженные несколькими десятками отборных воинов. Это были князья прилегающих к владениям князя Родомира земель. Люди расступались перед ними, не глядя в глаза, лица всех были одинаково серыми, обращенными к земле. Люди старались держаться вместе, словно общая опасность сплотила их, сделала ближе. Головы поворачивались вслед всадникам и в глазах проступала странная мольба, смешанная с тусклой надеждой…
Пиршественный зал был наполнен чуждой тишиной, здесь давно уже не звучало веселых песен и этот день не был исключением. Сосредоточенные лица, обращенные к четырем князям, хранили суровое выражение, а общее молчание сделало и без того невыносимую тишину зловещей.
– Отаринор, Вирном, Славень, – произнес Родомир. – Мы никогда не были друзьями, как не были и врагами. Я хотел бы, чтобы сейчас все наши прошлые разногласия остались позади. Стоя перед общей бедой, справляться с ней тоже надо сообща. Недаром говорят, что один в поле не воин, как бы силен и отважен он ни был. Ни для кого не секрет, что скоро мы перестанем видеть мир таким, каким он был до этого. Нам предстоит встретиться с новым, незнакомым нам доселе миром, другими людьми и их князем. Неизвестно, как поведут себя они, но как вести себя нам нужно решать сейчас, так как времени осталось совсем немного. Думаю, вы согласитесь со мной, что если один из нас поведет себя враждебно, то это неминуемо отразится и на остальных. Поэтому, если и объявлять войну им, то вместе, нет – также вместе. – Родомир замолчал, ожидая ответа.