– Мы понимаем, Шериан, – тихо сказал Хват. – Я видел, как ты пытался вмешаться. Знай, ты всегда будешь нашим другом. Мы все бы ушли еще раньше, тогда, в темном проулке, но ты помог… Видно, так надо, чтобы ушли они, а мы остались, чтобы стать сильней, всегда помнить их…

– Владий? – обратился Шериан к понурому воину. – Было время, когда я тоже чувствовал себя самым одиноким на свете, когда все представлялось чуждым, темным. Тебе нужно найти силы и суметь поднять голову, не глядеть ни вниз, тревожа их кости, ни вверх, вспоминая павших и браня защитников, а прямо, чтобы видеть настоящее и будущее. А они всегда будут вот здесь, – он приложил ладонь к груди, – и чтобы их увидеть, достаточно заглянуть сюда. Ты не один, и не смотри на этот мир, как на чужой берег, помни – это Роун, ты стоишь на родной земле, а она не любит слабых духом. Сейчас мы рядом, может, разойдемся когда-нибудь, но к чему заглядывать так далеко. Будем жить дальше и пусть сердце всегда остается таким же живым, как сейчас.

– Спасибо за поддержку, Шериан, – взглянул ему в глаза воин, чуть просветлев лицом. – Ты во многом прав, но мне трудно принять этот Роун родным. Скажи, ты мог бы отправить меня назад?

– Боюсь, что нет, – качнул головой иноземец. – Я проскальзываю в миры, как тень, только здесь обретая себя таким, – по его губам скользнула виноватая улыбка, – чтобы ходить по мирам, нужно либо обладать врожденной силой либо определенными знаниями. Ты мог бы спросить у своих, но они вряд ли расстанутся с секретом. Это ведь тайна – способность проникать, и достается наверняка не дешево, чтобы рассказывать первому встречному, иначе бы все ходили друг к другу в гости, ан нет – у вас никто даже понятия о таком не имеет. Впрочем, попробуй, вдруг посчастливится. Советую спросить у того старичка, что колдуна убрал, вдруг да знает. Он сейчас у князя, подожди, когда выйдет.

– Кто это тут меня поминает? – раздался от лестницы новый голос.

По ступенькам медленно спускался сухонький старик, водянистые глаза цепко захватили каждого из воинов, чуть подержали и отпустили. Хват, как наиболее чувствительный к подобного рода взглядам, поежился, покрывшись гусиной кожей.

– Вы не могли бы помочь мне… – начал Владий.

– Нет, – перебил тот. – Хотел бы, да не могу, а почему – скоро сами узнаете. – И не останавливаясь, пошаркал прочь. – Другие тоже не помогут, – бросил он из-за плеча, – так что можешь и не интересоваться.

Воины переглянулись, дружно пожали плечами.

– Да-а, – протянул Владий разочарованно. – Много ж сказал.

– На что это он намекает, – подозрительно глянул ему вслед Шериан, – вот что меня настораживает. Вечно они такие – скажут загадкой и шмыг в свою нору, а больше оттуда и носа не кажут, хоть узовись, – и Владию. – Придется тебе, друг, тут задержаться. Может, далее ясней будет. А старичок, сразу видно, себе на уме.

Неожиданно воин застыл, впившись во что-то взглядом, глаза мгновенно поменяли черный цвет на бирюзовый. Хват вздрогнул, осторожно обошел его, тихонько позвал по имени, оглянувшись на Владия, бочком продвинулся чуть вбок, заслоняя обзор, но Шериан продолжал смотреть сквозь него. Владий позади пожал плечами, знаками показал, что ничего особенного не заметил. Хват поводил ладонью перед бирюзовыми глазами, зрачки дрогнули, разливая по радужке прежнюю черноту.

– Я… хм… задумался, – встряхнул головой воин, прогоняя мелькнувшее видение.

– Да уж, мы заметили, – криво улыбнулся Владий. – Что ты там увидел?

– Да так… я сам не уверен. Словно вместо далекого мертвого леса к небу взмыл лес осенний, что интересно, потому как здесь осени не бывает.

– Ясно, померещилось, – пошарил глазами Хват, – не такое бывает. Владий вон облака разглядывает, тоже в них чего-то видит, один я… без способностей. Эх, мне бы… Слушай, Владий, – резко оборвал он речь. – Меч у тебя какой-то странный стал. Я давно подмечаю, раньше ажно светился, а теперь тусклый стал. Ну не тусклый, а просто стальной, как у всех.

Воин удивленно потянул оружие из ножен и поразился – впервые лезвие не издало ни звука, а прозрачное лезвие словно затуманилось, наполнившись беловатой мутью. Рядом, словно соткавшись из воздуха, возник Титамир с жесткой озлобленностью на лице, сверкнул уничтожающим взглядом на Шериана и остановился, услышав последние слова Хвата, взялся за свой меч. Холодная как стальное лезвие рукоять обожгла пальцы резким враждебным льдом, вызвав желание отшвырнуть оружие подальше, как скользкую ядовитую змею. С глухим проклятием воин вогнал лезвие в ножны и отдернул руку с неприятной гадливостью. Холодные глаза вперились в Шериана.

– Это он во всем виноват! – обвиняюще произнес он. – И в том, что Миробой не с нами, тоже. Проклятая тень! Ты такой же, как те, что убивали людей по ночам, а потом наслаждались их кровью. – Воин невольно вздрогнул. В запале Титамир высказал правду, тени действительно вытягивают боль, страх и ужас, и за ними нередко тянется шлейф из горячей пурпурно-черной крови, напитанной силой. Он не исключение, тогда, в Миньере… – Ты, мразь, все делал по плану, специально влился в ряды честных, настоящих воинов, чтобы потом подло толкнуть их в спину… – забыв о недавнем отвращении, он вновь схватился за меч.

– Прекрати, Титамир! – попытался урезонить его Владий, резко повышая голос и становясь между ним и иноземцем. – Опомнись, что творишь?! Мы все сегодня живы, завтра мертвы, мы – воины. Смерть – наша стихия. Не вини того, кто неповинен! Мы сами пришли в этот мир, сами согласились спрятаться от смерти, но она всегда берет то, что нужно, в любом мире и всегда против чьих-то желаний! Шериан делал все, что мог, не он в ответе за смерть Миробоя и других воинов. Их убил Визард, и он за это ответил. Остановись!

Титамир гневно схватил его за плечо, бешено глянул в глаза и оттолкнул со своего пути.

– Я сам убью его, а потом тебя – за предательство! – рявкнул воин.

– Ты обезумел?! Какое предательство? – прошептал Владий. – Позабыл честь?! – его голос окреп. – Поднимать меч против друга и того, кто спас тебя от смерти? И Миробоя, и меня, и других?

– Оставь его, Владий, – спокойно сказал Шериан. – Позволь Титамиру действовать так, как он желает, иначе ненависть сожжет его, месть будет гонять по всему свету в попытке найти виновных и покарать. Если он убьет меня, то больше никто не пострадает… надеюсь. Я сам виню себя, Титамир. Кажется, что мог бы, если б действительно захотел… Чуть поднажал – и спас бы столько людей. Я виноват! Виноват в сердце и это клеймом жжет душу. Если ты хочешь убить меня – значит ты прав и я должен умереть. Но никогда не рушь дружбу в пылу ярости. Разбитого не склеить, сделанного не воротить… Бойся остаться одним! Одним среди тех, кто мог бы быть тебе другом. Поверь, я знаю, что говорю. – По его губам скользнула горькая улыбка.

– Мой единственный друг в могиле и это ты его туда загнал. Ты Тьма и ты умрешь. В тебе тоже Тьма, Владий, не понимаю, как раньше не замечал этого.

– Просто ты был другим, – тихо обронил воин. – Все мы были другие и я благодарю Свет за то, что сам не стал таким, как ты. Ты ослеплен местью, Титамир, а такой человек уже не воин, а кровожадный зверь… тварь, что бросается на всех без разбору. Остановись!

– Да, ты Тьма, – повторил Титамир, уверенный в своей правоте и поднял меч.

Шериан отодвинул заслонившего его Хвата и встал так, что острие касалось груди.

– Хочешь убить – убивай меня, – настойчиво сказал он, – и остановись, ты и так уже многое потерял… помимо чести. А что до Тьмы, то она в каждом из нас и в тебе сейчас ее больше, чем в ком бы то ни было.

Владий судорожно сжимал рукоять меча, не решаясь обратить его против друга, сквозь сжатые пальцы просочился тихий умирающий стон и он выхватил меч, вспыхнувший белым слепящим светом, лучи солнца отразились от гладкой поверхности, очищая лезвие от беловатого налета. Озарение словно задрожало, наливаясь ровной силой, меч вырвался из пальцев, падая острием в землю, сплетаясь в сильную человеческую фигуру. Титамир отшатнулся, прикрыв глаза рукавом, и странно знакомое почудилось ему в белых очертаниях.