– Очнулси! – заорал сразу показавшийся мне вредным и противный женский голос.

Баба, явно в годах, тут же покинула комнату. Ну и кричала бы на коридоре.

– Твою ж в маковку… – я попытался приподняться.

Получилось, но это стоило мне неприятных ощущений.

И нет, это не первое мое пробуждение. Два последних, нет, все же три, были осознанными. И, судя по всему, случались и другие. Страшно и подумать, что я мог в бреду наговорить.

– Как ты? – спросила меня Аннушка.

Старалась говорить спокойно, но влажные дорожки на щеках выдавали нестабильное состояние. Ну да беременная, как‑никак. Должны же гормоны бурлить. Правда, вот сколько протекает беременность, я никогда не видел, и не слышал, неадекватного поведения жены.

– Да всё твоими молитвами, все хорошо. Отвлекаешь Господа Бога от важных дел, ночами на коленях стоишь. Прекращай!! Господь и без того меня любит, – строго сказал я.

Анна понурила голову. Когда я пришёл в себя, то больше волновался не за то, что у меня нога сломана, рёбра, возможно, тоже пострадали. Больше всего я беспокоился за самочувствие своей любимой жены и нашего ребёнка.

– То мне показалось, али государь наш Пётр Алексеевич приезжал? – спросил я, дождавшись, пока Анна немного успокоится.

– Да, когда отвар для сна тебе дали, прибывал Пётр Алексеевич. И не только он, но и господин Ромодановский. А ещё… мальчишка тут ошивается, всё никак прогнать не можем. Мы его за ворота, а этот гаденыш поутру уже у крыльца. Плетей ему дать хотела. Токмо он сказал: ты гневаться станешь, что это ты его и позвал, – продолжала сообщать мне новости Анна.

Я смутно помню, кто и как меня привёз в усадьбу, как лечили, как я в бреду приходил в себя и вновь уходил в беспамятство. Все слилось в один день, хотя я уже вот так, на грани, был дня три.

Как я сейчас понимаю, мне прострелили ключицу, и я болезненно упал с коня, подвернув ногу, и ещё каким‑то образом сильно приложившись рёбрами. Причём не спасла меня и поддетая под шубу кольчуга. Однако думаю, если бы не эта защита, могло быть даже хуже.

– Того мальца как зовут? – заинтересовался я почему‑то именно не приходом государя, а назойливым и шустрым мальчуганом.

– Так Алексашка Меньшиков, сын обедневшего дворянина Смоленского, нынче пребывающего конюхом в Преображенском, а жена его пироги печёт, – сказала Аннушка. – Он охотно о себе рассказывает. Уже заговорил и дядьку Игната. Стал, словно бы в одночасье своим.

Это да… Я догадывался о таких свойствах характера Александра Даниловича. Правда, весьма возможно, что потом Меньшиков будет сильно сожалеть, что был словоохотливым, рассказывал о своей родословной и что пирожками торговал.

Я мучительно улыбнулся, даже вязкая боль в левом плече, почти ключице, на миг прошла. Вот если есть в человеке характер, предрасположенность к каким‑то свершениям, то он обязательно найдёт лазейку, но вынырнет даже в жестоком сословном обществе.

Думаю, что у меня появился свой денщик. Пока не нужно отдавать государю Меньшикова. Выучу сперва Алексашку, хотя бы не будет позориться, как в иной реальности, где он был членом Лондонской Академии наук, при этом не умея читать и писать. Хотя, судя по всему, считать он умел. Ну или был вообще уникумом, который не знал счёту, но грабил при этом миллионами.

Я отношусь к истории и к своей миссии таким образом, что пока не стремлюсь убирать многих людей из процесса развития России. Да, те, кто мешает прогрессу, с ними приходится поступать жестко.

Но Меньшиков… Противоречивый персонаж. Вот только, если убрать его воровство, то он был очень эффективным менеджером, как модно было говорить в будущем. Являлся очень даже неплохим и лично смелым генералом. Так что пусть будет Александр Данилович.

– Что государь говорил, когда приезжал? – спросил я и чуть приподнялся, расположившись в кровати полулёжа.

– Сказал, что когда узнает, кто это тебя, то непременно на кол посадит, сам смотреть будет, как тот помирает, обедая при том, – сказала Анна и перекрестилась.

Да, у нашего государя всё‑таки есть некоторые склонности… Попробуем, конечно, что‑то исправить, но как бы не оказался я бессильным. Если природой заложено, то, к сожалению, никаким воспитанием выбить закладки эти нельзя. Слава Богу, что нет падучей. Может быть, пока нет. Или то, что не случился приступ, как в иной реальности во время Стрелецкого бунта, повлияло в целом на псическое состояние государя. Дай‑то Бог.

– Отдайте Архипа и его людей государю на расправу, – сказал я, подумав.

Правда, этот приказ должен был прозвучать для Никанора, или Прохора. Но Анна передаст. И где они? Придут, наверное скоро.

– Не твое это дело. Я переговорю с Прохором, позвовешь его после, – сказал я, взял Анну за руку. – Поснедать бы чего…

– Это я нынче же… Подожди немного, ныне, – сказала жена и упорхнула из комнаты.

С Прохором же будет серьёзнейший разговор. Я собирался ставить его сотником, ну или капитаном, на свою мою личную сотню. Думал, что справиться с теми бойцами, что одновременно и диверсанты, и должны будут уметь защитить охраняемое лицо.

И, судя по всему, с первым же экзаменом никто из них не справился. Да, можно будет говорить, что это я вышел тогда на своём коне немного вперёд. Вот только нужно всегда учитывать глупости и прихоти охраняемой персоны. Кто‑нибудь из бойцов обязательно должен был стоять впереди меня и прикрывать собой.

А ещё почему так получилось, что плохо проверили лес? Ведь это место наиболее вероятное для засады, как оно и случилось. Да, насколько я уже знал, удалось взять Архипа и двух его людей живыми, хоть и изрядно побитыми. При этом на месте ликвидированы были ещё четверо. Но это только подсластительная пилюля.

Я же выключен из работы как бы не на неделю. И потом буду с костылями ходить. Это самый оптимистичный сценарий. Может мне, как того Карла под Полтавой, чтобы носили на носилках?

Я провёл в постели три дня. Да, чувствовал себя неважно, когда вставал, кружилась голова. Однако, полусидя, вполне получалось писать. И я сконцентрировался на том, чтобы вспоминать всё то, что могло бы быть полезным.

Почти полностью вспомнил Табель о рангах. Однако время для него не пришло. Пока ещё общество кажется настолько дремучим и сословным, а власть государя столь слабой, что это реформа на перспективу. Но именно я должен был улучить момент и подать на рассмотрение.

Впрочем, кое‑что я уже говорил ранее Матвееву, прощупывая почву. Артамон Сергеевич отнёсся с интересом, но с непониманием, осторожничал. Однако, был такой фактор, который сильно останавливал всех, не давал возможности думать о прогрессивных реформах. Имя фактора – Иоаким.

За эти три дня я смог окончательно оформить на бумаге стратегические цели России, расписав немало шагов. И вот, если, конечно, царь будет ко мне благосклонен и в моменте даже пожалеет, что я вот такой весь раненый, пострадавший, покажу Петру Алексеевичу все те выкладки, которые составил.

Россия должна стать прочно на Балтике. Это, как мне кажется, первостепенно. Если развивать промышленность, торговые отношения, то без прочного выхода в Балтийское море, это просто невозможно. Торговля через Архангельск не способна решить проблему. Так что да… И Петербург тоже. Может только чуточку смещенный, чтобы меньше влияли потопы на спокойную жизнь петербуржцев.

Так что, параллельно с началом строительства металлургической отрасти на Урале, должно было стать строительство торгового и военного флотов и прочное становление на Балтике.

На юге свои проблемы. До сих пор русская держава платит крымским татарам выход, поминки, дань. Даже не уточнил, сколько именно, может быть и копейки, но имидж от этого сильно страдает. Кто будет всерьез говорить с Россией, если она платит дань, и, если уж быть честными, то русский государь, как данник, вассал крымского хана.

Впрочем, предстоящий поход либо снимет этот вопрос, либо… Не хочется думать о том, что может произойти, если мы проиграем. Как минимум, татары участят набеги на наши земли.