Анна рассмеялась, но как‑то резко посерьезнела. Такой перепад настроения был для нее такой, беременной, нормальным.

– Ты веселишься, но в печали. Ты скоро уедешь? – спрашивала Аннушка. – Оттого печалишься?

– Да! – скупо отвечал я, частично солгав.

– Переживаешь по Петру Алексеевичу?

У нас что, начался сеанс психологической помощи?

Может быть и не столько я расстроился, как изрядно озадачился. Вот этот выпад Петра, это как? И что может за этим последовать? А мне как вести себя? Так что отношение царя, а не вероятное мое отбытие на войну беспокоило. К походам нужно относится ровно, ибо спокойной жизнь моя вряд ли случится.

Но вот жить можно по‑разному. Хоть сейчас уйти в тень, чтобы все забыли о моем существовании. И даже картошку можно выращивать, да водку по праздникам употреблять. Но разве же такая жизнь правильная? У каждого свой ответ, у меня он отрицательный.

– Я буду молиться за тебя. А можно в монастыре пробыть, пока тебя не будет? – спросила Анна.

– Нет! – спохватился я. – Тебя и так туда запереть собирались. Будешь жить с моей семьей. Я поговорю с мамой.

Пока вопрос с патриархом не решиться, нечего и думать переступать пороги монастырей. Нам еще возвращать царевну Софью и Голицына к делам в Новодевичьем монастыре. И охрану там ставить такую, да именем государя, чтобы и патриарху ходу не было.

Именем царя… А что, если он в опалу меня навсегда отправил? Нет, ну все же кто‑то надоумил Петра Алексеевича.

Впрочем, меня же не отстраняли от дел вовсе. Могу хоть чуть больше уделить внимания Стрелецкой корпорации. А то несколько буксует и производство, инициативы почти что никакой. Все приходится мне двигать и мирить, и подсказывать. Ну или не все.

Собакин же работает и расширяется, уже новый цех поставил, кузнецов привлек, кует штыки. Степа, братец мой, осваивает станок. А времени до весны, когда уже нужно будет отправляться в свой первый поход, мало.

Обед прошёл по‑доброму и уютно. Удивительно, что у нас с Анной колоссальная разница в образовании и в возрасте (если судить по тем годам, что были прожиты мной в первой жизни), но при этом мы находили общие темы. Наверное, когда люди любят друг друга, то что ни скажет он или она – всё будет восприниматься душевно. А вот когда пройдут чувства… Что ни скажет – все раздражает.

А после я отправился на очередную тренировку. Правда, я не столько сам занимался, сколько её проводил. Перетруждаться тоже не стоит. Я с итальянцем неплохо попотел.

Произошёл донабор выпавших из моей сотни диверсантов. Всех тех мужиков, которых я готовил к сложнейшей, но очень важной работе. Теперь сотня вновь стала соответствовать штатному расписанию, составленному мной же.

И донабор пришлось сделать в том числе из состава сотни крепостных. Я взял лучших и наиболее физически развитых бывших крепостных, которые показывали хорошие результаты в изучении воинской науки. Ну а им на смену заказал еще триста рекрутов. Буду к весне формировать полк, расширяя свой Первый Стрелецкий приказ и деля его на два полка.

– Что ты сделаешь? – спрашивал я, когда максимально плотно прижался к одному из бойцов, схватив его за руки.

– Коленом по уду вдарю, – отвечал мне боец.

Дельно, уды у мужика – самое важное. Уж лучше бы и руку отрезать, чем уд лишиться. Но не в этом случае.

– Тут ещё примоститься надо: кабы мне такой удар произвести. Я стою чуть боком к тебе; если коленом – то, возможно, тебе придётся вывернуться. Думай! – наставничал я.

– Головой ударить могу, пяткой ударить могу по ступне, – стал перечислять боец.

И говорил он правильно. В военно‑прикладном рукопашном бою зачастую намного важнее, чем даже поставленный удар, включать мозг на полную. Или даже не так: мозг должен быть настолько подготовлен к молниеносным действиям, что человек ещё не успеет подумать, а руки уже должны делать. И не только руки. Развивать эти автоматические движения у своих бойцов порой приходится, ставя их в неловкие ситуации.

– Если я посужу, что готовые, дозволю участвовать в состязаниях в Москве. Ну за долю мне от выигрыша, – сказал я то, чего от меня уже ждали пару недель, не меньше.

Лица мужиков разгладились в улыбках. Знают, чёрти, что это им сулит серьёзные барыши. Ну и мне, если всё сложится как нужно.

Дело в том, что я решил упорядочить кулачные бои, которые в Москве случаются очень часто. Но зачем же мужикам за просто так на окраине столицы бить друг другу морды? Ведь можно это делать за деньги. И командами и по одному, в парах.

Причём никакого закона, который бы запрещал такое, нет. Кроме церковного, который, в некоторой степени, против кулачных боёв. Да, подобное занятие не к лицу дворянину. Но ведь сколько это уже происходит! Старожилы говорили, что еще их деды «баловались на кулаки».

Ну так никто и не говорит о том, что я буду непосредственно этим заниматься. Зачем? Если у меня есть исполнители. А вот выставлять свою команду, даже не особо скрываясь, я могу. Ведь не сам ручки буду марать, а будто бы мои холопы будут отстаивать честь и достоинство своего барина. И пусть не холопы, а солдаты – но всё равно.

Так что сейчас, слегка подлечившись, Игнат, а ему в этом помогает ещё и Никанор, и некоторые другие стрельцы, которые также не прочь заработать, – все они занимаются созданием будущего бойцовского клуба. И это мероприятие будет выделять свою долю в Стрелецкое товарищество. Тут и «крыша», как говорили в будущем, серьезная – стрельцы.

Даже трёх дьяков уже привлекли, и мне пришлось рассказывать про то, как нужно подсчитывать ставки, коэффициенты. Бумагу закупили, перья… Забава будет что надо. Уверен, что и кукуйцы решат попробовать. Там авантюристов хватает.

Так что я почти уверен, что подобная забава на Руси придётся кстати и станет весьма популярной. А то, право слово, мужики друг другу бьют морды по воскресеньям, после службы без смысла. А теперь это ещё может принести приличные деньги. Ведь получать выигрыш могут не только те, кто побеждает, но и проигравшие (по интересным схемам ставок).

Да, подобный вид заработка не совсем лицеприятен для человека, который, прежде всего, надеется на благо Отечества. Но чем это отличается от спорта? Разве подростки не будут стремиться развивать силу, ловкость и умение, чтобы в итоге попытаться заработать? Не нужны ли нам крепкие и сильные люди?

– Бег две версты, а после – обливание водой, – повелел я, объявляя заключительный этап тренировки.

Смотрю на будущих бойцов – ей богу, звери растут! Как только объявил им, что только лучшие смогут участвовать в тех боях, о которых уже судачит вся Москва, у молодых мужиков появилось желание тренироваться и показывать всё лучшие результаты. И до этого тоже. Отсеялись, но сейчас лучшие из лучших.

Тут ещё надо подумать о том, чтобы во всех поединках не побеждали только мои. Иначе для других москвичей это будет неприятно и со временем неинтересно – откажутся участвовать. Ещё придумают что‑то подобное своё, и мне придётся включаться и противодействовать.

– Господин полковник, до тебя срочно от государя, – сообщили мне, когда я, согласно своему графику, занимался написанием и описанием всего того, что знал из будущего и что могло бы пригодиться сейчас.

Каждый день не менее двух часов я уделял этому. И уже скопилось немало бумаг. Большинство, правда, такого, что пока внедрить ну никак. Или не быстро, а с растяжкой на годы. Стоит ли начинать, если весной на войну?

– Пусть зайдёт, – сказал я, утаптывая рукописи в железный сейф, сконструированный по моим лекалам на производстве сотника Собакина.

Кстати, хочу подобные штуки, через него в том числе, производить и продавать боярам, ну и всем тем, кому есть что скрывать. Зачем сундуки деревянные, которые могут сгореть, если можно использовать железные сейфы с ключами, причём с внутренними, а не навесными? Нужно будет подумать над рекламой.

– Никита? – искренне удивился я.

На пороге стоял с опущенной головой наставник Петра Алексеевича – Никита Моисеевич Зотов.