– Я вижу корень зла и угрозу нашей православной церкви, – казавшийся ещё недавно грозным, растерянный человек согнулся к уху Иннокентия и тихо произнёс: – Ты должен покарать смертью того, кто смуту посеял ложными письмами.

Иннокентия это ошарашило. Приказы на убийство тех или иных лиц могли поступать от Иоакима. Но всегда они были завуалированы, никогда прямо патриарх об этом не говорил. Теперь же он казался почти что злодеем в своей прямоте. Тать в рясе.

– Сие деяние свяжут с тобой, владыко, – попытался образумить патриарха Иннокентий.

– Не свяжут. Я отправлюсь в паломничество по святым обителям. Заручусь поддержкой монастырей, иных отцов Церкви нашей святой. А в моё отсутствие они ни о чём не договорятся. Сан патриарха с меня не снимут, – вымученно улыбнулся владыка.

«А просто меня обвинишь и будешь отрицать, что это ты указал мне совершить злодеяние», – подумал Иннокентий.

– Али запамятовал ты, что ведаю я о тебе? – спросил Иоаким.

«Стрельчин ведает поболе твоего, так уж вышло. А знал бы ты, что я от веры отрекался за науки…» – подумал Иннокентий.

– Бояре ведают про то, что ты убил игуменью, – выпалил уже, скорее всего, бывший помощник патриарха.

– Как?

– Я сказал, как и иное, – признался Иннокентий.

– Что? – выкрикнул патриарх, взметнул своим массивным посохом.

Но Иннокентий был почти что воином, не забывал о своем телесном здоровье, увернулся. И тут же ушел, оставляя патриарха одного. Совсем одного…

Поместье Стрельчина.

29 октября 1682 года

Выпад. Шпага проходит мимо, мой соперник уворачивается и тут же наносит укол мне в грудь. Болезненно, но деревянная защита держит удар.

– Вы проваливаться. Опорный ног чуть ширь, – указывает мне мой наставник.

Итальянец Давиде Кастеллано жестами показал, что мы начинаем сначала. Потом поклонился, при этом взмахнув затупленным клинком. Вновь начался танец, в этот раз уже более продолжительный и не столь однозначно проигрывавшийся мной.

Давно я искал себе настоящего мастера шпаги – не столько боевой, сколько дуэльного танца. Правда, ту технику, которую мне преподаёт итальянец, вполне можно использовать и в бою. Если, конечно, будет возможность схлестнуться в поединке с врагом, когда другие будут лишь глазеть.

Вряд ли такое когда‑нибудь получится, и всё же. Моего опыта и понимания должно хватить, чтобы из всего этого танца, который сейчас мне преподаётся, вычленить военно‑прикладную составляющую и создать свою, личную, подходящую только для меня школу фехтования. В том числе и с ударной техникой. Ведь есть ноги, локти, колени… Без претензий на то, что вдруг появится какая‑то особая русская школа владения шпагой, но все же…

Парирую выпад итальянца, делаю шаг назад в надежде, что он провалится, так как я только что. Но он лишь останавливает свою атаку. И то хлеб. У него не получилась атака – это моя заслуга. А будет время, так и начну побеждать.

– Шанс быть победа, но не с мастер, – оценил мои действия наставник.

Удивительно, но мне недорого обходится наставник, не востребован он в Москве. Один рубль стоит сразу дюжина его занятий. И то, когда обозначал цену, он явно не рассчитывал, что я на неё соглашусь. Я мог сторговаться, но посчитал нужным, чтобы была серьёзная мотивация у моего наставника.

О самом итальянце удалось собрать крайне мало сведений. Он только в этом году прибыл в Россию. Зачем, толком и не понять, так как на службу в армию не устраивается и какого‑то существенного дела не имеет. Таких скорее попросят покинуть пределы православного царства. Но он тут. Не шпионит ли на… Ну например, папский престол.

Для этого все у него есть. Не глупый. Информацию доставать наверняка умеет. Более того, этот человек, наделённый природной слащавой красотой и мнимым блеском, уже успел заработать себе репутацию в Немецкой Слободе как ловелас, или даже альфонс. Поговаривают, что он живёт лишь на те средства, которые в том числе замужние дамы из Слободы дают красавцу итальянцу. А кто больше даже своих мужей знает обо всем? Правильно, жены, ну или любовницы.

В Москву он, казалось, почти не выезжает. Вроде бы живёт только в той комнате, которую снимает в трактире. Но, видимо, всё‑таки подторговывает собой. Впрочем, меня это не особо смущает: вижу, что мастер достойный. По крайней мере, он на голову выше меня в искусстве фехтования. А ведь я уже считал себя не таким уж неумехой.

– Каждый день лучше, – похвалил меня наставник.

Причём было видно, что похвала искренняя, хоть и через нежелание признавать. Давиде явно болеет повышенным чувством собственного величия. Ну ничего, я уже начинаю, если не понимать, то чувствовать его школу фехтования и рассчитываю, что занятий через пятнадцать смогу немного удивить.

Есть несколько важных аспектов, которые позволяют мне надеяться, что могу достаточно быстро стать лучше своего наставника.

Первое, что в это время в значительной степени игнорируется: крайне мало внимания уделяется выносливости. Трудно встретить дворян, которые по утрам совершают пробежки или методично работают над силой, в том числе используя различные снаряды. Не отжимаются, пресс не прокачивают. А ведь все это нужно.

К примеру, у меня даже государь подтягивается пять раз, пока. Не особо ему это нравится, и немало труда мне стоило убедить Петра Алексеевича, насколько важно иметь силу и выносливость. Между прочим, думаю, что это одна из причин, почему государь взбунтовался против меня.

Второе – мало уделяется внимания растяжке. Да, Кастеллано пробовал ставить глубокий выпад. И был удивлён, когда я с первого же раза чуть не сел на шпагат. Мой выпад оказался глубже, чем у наставника. А ведь для того, чтобы достигнуть такой растяжки, приходится терпеть немало боли и каждый день трудиться. Я даже выполняю ряд упражнений и па, которые используются в балете. Действенная штука.

И есть ещё третье. Возможно, самое главное: фактор, который может позволить эффективнее применять навыки, получаемые от итальянца. Он даёт лишь фехтование. Итальянец часто не видит возможности для ударной техники.

К примеру, тот выпад, который он только что сделал, и который я парировал, отводя шпагу соперника, мог закончиться подсечкой правой ноги. Кастеллано просто бы сложился, рухнул. Следовательно, проиграл. Провести такой прием вполне даже возможно. Нужно будет потренироваться с кем‑нибудь другим и проучить итальянца. Нечего зазнаваться.

– Я могу остаться у вы? До мой дом ехать два час, – спрашивал меня итальянец.

Нет! Этого чёртова ловеласа отправлять нужно обратно в Кукуй сразу же после того, как он даст урок. Я видел, как этот негодник облизывался, как кот на сметану, когда видел Аннушку.

Конечно же, я своей супруге доверяю, но зачем же искушать. Она повода не даст, но итальянцу придётся потом объяснить, почему он не смеет приближаться к моей жене. Так что пусть живёт, пока он полезен.

Отправив итальянца, я тут же направился мыться. И тут мне в помощницы была моя жена. У нас уже есть две прислужницы. Теперь моя жена – барыня, да и скоро живот не позволит делать многое, что обычно для нее. И не нужно напрягаться. Пусть спокойно родит, мне стоило оградить Аннушку от лишних нагрузок. Но помыть меня – это не такой уж и труд. Да и меньше буду заглядываться на служанок, как, вероятно, размышляет жена.

– Я жду не дождусь, когда ты начнёшь его уже бить, – сказала мне Аннушка, когда я, умывшись, довольным, пришёл на обед.

– Он тебе столь неприятен? Итальянец этот? – поинтересовался я.

– Да. Ведаю я такие взоры… Похабный он, – заявила Анна и чуть смутилась.

Так или иначе, её не совсем светлое прошлое давало о себе знать. И главных виновников слёз моей жены я, как оказалось, уже покарал. Стряпчий у Крюка и его отпрыски – вот главное зло было для Анны. И теперь они уже казнены за попытку отравить государя.

– Дай срок, и я его в землице еще покатаю! – усмехнулся я.