— Доброе утро, мамочка, — сказал я.

Тильда вздрогнула.

— Лис! Я не слышала, как ты подошел. Ты меня напугал.

— Решил сходить, помолиться до тренировки. Слуги говорят, ты сюда каждый день ходишь.

Я постелил на землю собственный коврик, который нес под мышкой, и опустился на колени рядом.

Тильда чуть улыбнулась. Она сильно похудела во время беременности и еще не вернула прежний вес, а потому выглядела одновременно моложе и старше себя прежней.

— Наябедничала на меня, да? Я хорошо себя чувствую, Лис. Ты же видишь. Я занимаюсь делами. И с Ульном тоже все хорошо. Он здоров и много кушает. Сейчас спит.

— Мам, ты что, думаешь, что я тебя ругаю? — удивился я. — Ты скучаешь по отцу. Приходишь сюда по утрам. Это хорошо.

— Хорошо? — чуть удивилась Тильда. — Герна волнуется…

Герна волновалась не поэтому. Герна волновалась, потому что Тильда приходила сюда еще затемно и сидела по два-три часа. А может, сидела бы и дольше, если бы не требовалось возвращаться покормить Ульна. Вопреки традициям древних аристократок моего собственного мира, Тильда выкармливала ребенка сама, молока у нее хватало. Хотя на всякий случай Герна нашла еще и здоровую кормилицу в деревне.

— Все, что помогает тебе, это хорошо, — сказал я. — Все, что делает хуже — плохо. Если ты чувствуешь себя здесь ближе к папе, сиди, сколько хочешь. Если нет, то давай лучше сделаем его алтарь у тебя в комнате. Герна будет меньше волноваться.

Тильда вдруг обмякла, сгорбилась и привалилась ко мне — я не предвидел, что она так поступит, и еле успел обхватить ее за плечи. Э, да она похудела сильнее, чем я думал! Ей надо бы набрать вес.

— Это был политический брак, — вдруг сказала она. — Мои родители… ты их видел. Они никогда меня не любили. Я младшая из трех дочерей. Меня, считай, продали Коннахам… за поддержку, за участие… там была большая и опасная битва, пять графов против пяти Школ за спорные Йермские рудники. Я была уверена, что возненавижу Ориса! А вместо этого почти сразу полюбила, — Тильда говорила без слез, обманчиво спокойным тоном. — Ко мне никогда, никто не был так добр. И твоя бабушка — просто золото, она сразу приняла меня в семью, стала мне куда больше матерью, чем графиня Флитлин. Каждый день по ней скучаю. Так что Орис… Я знала, что он может погибнуть в любой момент. Думала, что готова к этому. Все время выкраивала время, только чтобы побыть вместе. И этого все равно оказалось недостаточно! — теперь она говорила почти со злостью. — Почему⁈ Так глупо… И теперь — все! Мы никогда, никогда больше не увидимся! Он пирует под сенью Дуба за столом у бога, и уже забыл обо мне, а я…

Вот теперь она начала плакать.

У меня похолодело на сердце. Тильда имела в виду местные верования, согласно которым только бойцы попадали в местный божественный рай — и то не все, а только те, кто особо отличились: герои, совершившие подвиг, те, кто отдал жизнь за своего господина (вроде Элиса Коннаха) или Великие мастера, которые вознеслись. Орис входил в последнюю категорию. Остальные же люди попадали в Царство Теней между звезд, где кружились в хороводе духов над землею, постепенно растворяясь в звездном свете и утрачивая память, чтобы потом перевоплотиться заново. Причем не обязательно даже человеком.

В общем все равно, распад личности, перемешанный с реинкарнацией без надежды вернуть себе память прошлых жизней. Чем это отличается от атеизма с его полным уничтожением после прекращения работы мозга, мне понять сложно.

— Мам… а что если я скажу тебе, что мишка… в смысле, святой предок в облике мишки говорил мне другое? — осторожно спросил я.

Тильда чуть усмехнулась.

— Тебе правда снится этот мишка? Или ты просто так объяснял свои придумки для отца?

— Не совсем снится. И не совсем придумки, — я взвесил про себя, стоит ли говорить; вспомнил свою боль и страх за Ориса, ощущение полной безысходности, понимание, что уже поздно пускаться в высокопарные проповеди — и решился. — Мам… наш бог… наш настоящий бог, а не каким он предстает перед Школами… он не такой. Он не просто выталкивает ростки из земли по весне. Он способен сохранить душу в своих ладонях и пустить ее в вечность. Если душа готова. И тогда… если получится… если жить по его заветам… по крайней мере, искренне стараться, потому что заветы у него очень сложные! Так вот, тогда сохранить свою личность, спастись от растворения в звездном свете могут все. Не только бойцы. Мне кажется, он пытался это уже раньше сказать людям, но люди не поняли. Или кто-то исказил его слова. Кто-то, кому выгодно, чтобы люди сражались и сражались между собой на радость остальным богам, и губили себя. Но это не значит, что наш бог не старается спасти каждого из нас. И… может быть, вы с отцом увидитесь снова. Я не знаю. Но надежда есть. Он весь про надежду и про вечную жизнь, наш бог.

— Ты говоришь почти как Великий мастер Олер, — вздохнула Тильда. — Но это просто сказка.

— Если тебе станет от нее легче, верь в нее, пожалуйста, — попросил я. — Лично я верю.

Тильда горько усмехнулась.

— Не думаю, что в моем возрасте получится поверить в такое… но спасибо, сын. Спасибо.

К концу июля к нам приехали три девушки-лекаря, обученные по стандартам Цапель. Больше никак было нельзя: в большинстве деревень не оказалось свободных домов для лечебниц, их нужно было строить. Так что пока мы решили провести ограниченный эксперимент, а потом его масштабировать.

Честно говоря, я все же немного опасался, что Сорафия пришлет этаких сексуальных кошечек, заточенных под агентов влияния, которые будут лечить лишь постольку-поскольку, а в остальном попытаются соблазнить кого-то из моих мастеров или подмастерий, если не меня самого. А что? Некоторые мальчишки в десять-одиннадцать уже вполне готовы. Ко мне это пока не относилось, думать верхней головой не составляло труда — но я чувствовал, что вскорости сублимировать половую активность станет немного сложнее. Отчасти поэтому для эксперимента я приготовил деревни подальше: с глаз долой — из сердца вон… ну и из других органов тоже.

Однако все три девушки поразили меня тем, что полностью отличались от юных Цапель, которых я видел на балу у Флитлинов. Стройные, грациозные, двигаются, будто плывут — и при этом ни грана сексуальной энергии вовне! Спокойные уравновешенные лица, свободная униформа… Вроде та же черная форма Цапель, но пошитая так, что ничего лишнего вообще не подчеркивает. Плюс у всех троих оказались обычные, неяркие лица, которые без косметики редко кажутся особенно привлекательными — а девушки подчеркнуто косметикой не пользовались. Не хочу сказать, что они совершенно не вызывали мужского внимания — это попросту невозможно, если девушка хоть сколько-то хороша собой. А эти хороши собой были, просто не подчеркивали сильные стороны своей внешности. Но заявка считывалась совершенно четко: девушек прислали сюда работать, а не устраивать диверсии или личную жизнь.

С высокой долей вероятности они были от этого назначения не в восторге, но тщательно старались не показывать своего отношения.

Никто из них не отреагировал на мою вышивку — впрочем, признаться, я уже и не ждал этого.

Одну девушку решил все же оставить в ближайшей деревне, благо, здесь смогу контролировать свою работу. Двоих повез в «экспериментальные»: деревню Фейнир, где у меня был «свой» староста — Брейт Кан, человек с ожогом на щеке. А также деревню Йер, купленную моей бабушкой, потому что там имелось несколько старых нежилых домов, два в относительно хорошем состоянии. Крестьяне при помощи «сводной бригады плотников» из учеников восстановили оба в рекордные сроки. В одном вполне можно было жить, в другом — принимать больных.

В остальные же девять деревень нашей вотчины я просто разослал гонцов с повелением к осенней инспекции приготовить по пустому дому в счет налога.

В деревне Фейнир мы вызвали ажиотацию: как же, прибыли в середине лета, не на весеннюю инспекцию, не на осеннюю, да еще с самим новым Главой рода… Ой, что-то будет!