— Добрый вечер, господа, — он неглубоко, но уважительно поклонился. — Чем могу быть полезен представителям уважаемой Школы Дуба?

Он, разумеется, тут же узнал нашу форму: мы все были в форменных костюмах наших ранговых цветов (ребята в коричневом, я — в желтом, Лела — в оранжевом).

— Я — Лис Коннах, наследник Школы Дуба, — сказал я. — Мы прибыли сюда, чтобы просить главу Боней о помощи в исцелении.

— Прошу вас, — проговорил слуга, открывая дверь.

В прихожей было полутемно… нет, даже совсем темно. Я почти сразу ощутил сквозь стены несколько ярких огней внутренней энергии — и довольно много более тусклых аур. Как и ожидалось, дом был битком набит адептами боевых искусств, как минимум двое перворанговых. И Боней. Ее «большой скаутский костер» пылал где-то на втором этаже. Абсолютно незабываемое зрелище, ярче, чем у Ориса. Более яркую ауру я видел только у Великого мастера Олера.

Интересно, не стала ли Боней сама Великим мастером за те месяцы, что я ее не видел? Вроде бы аура не чувствуется ярче, но у меня не настолько хорошая память.

Ноги у меня слегка подрагивали, но боли не было. Я оглянулся на своих ребят: оказавшись в «страшном ужасном городе», они прямо-таки сжимались у меня за спиной. И вообще еле держались на ногах. Этот забег нелегко им дался. Зря я все-таки потащил всю группу… или не зря, посмотрим.

— Моим людям нужно отдохнуть, — сказал я. — А сам я буду благодарен, если…

— Мастер Боней примет вас без промедления, — услышал я ясный и чистый голос. Одна из перворанговых аур приблизилась: я увидел на лестнице, ведущей из прихожей наверх, знакомую элегантную фигуру в черной шелковой повседневной форме Цапель (туника с воротником-стойкой и просторные шаровары). Рыженькая, которая произвела на меня такое сильное впечатление у Флитлинов!

— Юный господин Коннах, прошу вас и тех из ваших сопровождающих, которых вы сочтете нужным позвать, следовать за мной, — проговорила Рыженькая спокойным бесстрастным тоном вышколенной секретарши. — Слуги позаботятся об остальных.

М-м, в другое время я бы оценил, люблю такой типаж в женщинах. Но сейчас мне было не до того.

— Подмастерье Он? — я обернулся к тетке.

— Конечно, господин Коннах.

— Мам… — вдруг нерешительно проговорила Рида.

— Что, ученица Он? — сухо обернулась к ней Лела.

— Простите… — пролепетала девочка.

Что она в самом деле хотела? Боялась, что Боней нас съест?

Но реакция Лелы показательна. За всю дорогу она и двух слов дочери не сказала.

Вместе с Лелой я направился вверх по лестнице, бросив прощальный взгляд на лица моих сверстников, что белели в полумраке. Может, взять с собой Эвина или Фейтла?.. Нет, не стоит.

Сорафия Боней ожидала нас в комнате, которую я счел ее кабинетом. Очень просторное помещение, с огромным, девственно чистым столом — и с отдельным круглым столиком, возле которого стояли два деревянных кресла с подушками. Едва мы вошли, Рыженькая вышла — и спустя буквально несколько секунд вернулась с еще одним стулом и подушками.

— Спасибо, я постою, — нейтрально проговорила Лела Он.

— Как вам удобнее, — кивнула Рыженькая.

Я же опустился в кресло — с большим облегчением, потому что при одном взгляде на него понял, что не способен больше пройти ни шага. Все-таки сто двадцать километров после того, как регулярно бегал всего лишь по тридцать в день — это слишком, слишком много!

Если бы не внутренняя энергия, мы бы давно уже валились как кегли. Но даже с ней… тяжело.

Рыженькая снова вышла — и вскоре вернулась, держа под руку госпожу Боней. Она ничуть не переменилась за то время, что я ее не видел, не постарела видимо. Все та же элегантная пожилая дама со снежно-белыми волосами и статной фигурой молодой женщины. Дома, правда, она была одета не в белое, как на приеме у Флитлина, а в черное. Если бы белый и черный не были «родовыми» цветами Бонеев — или цвета Школы Цапли, уж не знаю — я бы счел, что дама в трауре. Но в этом мире траурным цветом считается серый.

Она позволила Рыженькой подвести себя к креслу и мягко опустилась в него, поставив рядом свою тяжелую черную трость.

— Спасибо, Яса, дорогая, — Боней поглядела на Рыженькую. — Можешь оставить нас. Думаю, наследник Коннахов хочет поговорить наедине.

Рыженькая кивнула и была такова — действительно, вышколенная секретарша.

Сорафия Боней же перевела взгляд на меня: добрый такой взгляд, с чуть лукавым прищуром. Приятная улыбка.

— Рада снова видеть вас, молодой человек, — проговорила она. — И рада, что ваша нога настолько восстановилась, что вы… пробежали весь путь от поместья Коннахов сюда, не так ли? Поразительно! Что же такого срочного случилось? Неблагоприятное положение плода у вашей матушки? Вам нужна опытная акушерка?

— Нет, — сказал я. — Мой отец тяжело ранен. В печень. Нам нужен человек, способный сшивать и чинить внутренние органы.

Я не знал, как сказать на местном языке «хирургия» — в памяти Лиса не было такого понятия. Может быть, такого понятия не было во всем местном языке.

— Вот как, — проговорила госпожа Боней. По ее лицу мелькнуло сложное выражение.

— Вы согласитесь послать с нами мастера-целителя Иэррея? — спросил я. — Не знаю, какую плату вы берете, но…

— Да, я пошлю Иэррея, — перебила госпожа Боней. — И поеду сама. Зря я отослала Ясу… Думала, у нас будет время для разговора. Но с ранениями в печень не шутят. Сколько времени ему дал ваш лекарь?

— Три дня, — сказал я, слабо удивленный тем, что ее даже не пришлось уговаривать. Чтобы удивляться сильно, нужны, что логично, силы, а они-то у меня как раз и кончились.

Впрочем, если подумать… Если все получится, репутация Цапель взлетит до небес. И, независимо от результата, глава Школы Дуба будет лично им обязан. Выгодная сделка.

— Вот как… И когда он был ранен? — уточнила Боней.

— Вчера после полудня.

— То есть уже прошло больше суток? Что ж, не будем терять времени.

Неожиданно легким, сильным движением Боней поднялась с кресла. Ее аура вдруг запульсировала — и, словно это был сигнал (почему «словно»), рыженькая Яса немедленно показалась на пороге.

— Яса, полевой набор номер три для меня, номер пять для господина Иэррея, и сама собирайся, — спокойным властным тоном произнесла Боней. — Также двоих мальчиков для охраны. Две повозки, мою личную и большую. Выезжаем через час, собери вещи как на две недели отсутствия. Распоряжения соответствующие.

Серьезно⁈ Они могут собраться за час⁈

Мое уважение к Сорафии Боней, и так довольно высокое, подскочило еще выше. А мы-то с Лелой решили, что раньше, чем с утра, лекари не выедут!

— Двоих? — с сомнением переспросила Яса.

— С нами подмастерье Дуба, — с усмешкой сказала Боней, — и целый трехранговый ученик оттуда же. Да еще ты. Двоих ребят будет вполне достаточно.

…Через час с четвертью мы снова миновали городские ворота — в другую сторону. Еле успели: они уже закрывались на ночь. Домой! Надеюсь, вовремя.

Личную повозку Сорафии Боней так и хотелось назвать каретой: гораздо более вычурная и меньшего размера, чем я привык, она ко всему была оборудована неплохими рессорами и кожаными сиденьями. Рассчитана она была на четырех человек, однако учитывая, что все планируемые пассажиры особой широтой телес не отличались, можно было втиснуться и впятером. Глава Школы Цапли любезно пригласила меня и Лелу Он занять место рядом с собою. Я согласился, но вместо Лелы позвал Эвина: пусть запомнит как можно больше. А Лелу отправил во вторую повозку, к детям. Перед этим я нашел время, чтобы отвести ее в сторону и тихо сказать:

— Подмастерье Он, я понимаю, что вы, вероятно, не ощущаете большой любви к вашему мужу и его дочери. Но, пожалуйста, потрудитесь бережно относиться к душевному здоровью ученицы Школы Дуба. Рида либо станет в будущем подмастерьем и мастером, как вы, либо выйдет замуж за одного из наших мастеров. Возможно, за Герта. В последнем случае она вообще станет членом семьи Коннах. Вам всю жизнь еще общаться… если одна из вас не погибнет. Не нужно портить отношения сейчас.