— О, там еще рябина в палисаднике растет! — вспоминаю отличительную особенность бабушкиного палисадника.

— Это офигеть, как мне сейчас поможет, — усмехается Макс.

— Поехали потихоньку прямо, потом сориентируемся.

— Ты дом-то помнишь, как выглядит?

— Да… — я достаю из кармана телефон, открываю галерею и показываю фотку. — Вот.

На фотографии, сделанной еще на допотопный папин мобильный, мы с братом сидим на скамейке у ворот. Мне семь. Ему десять. На улице лето, а впереди целая жизнь.

Как мы думали.

Макс достаточно долго изучает фотку, то приближает, то уменьшает изображение, после чего говорит:

— Ладно. Разберемся.

И он действительно довольно быстро находит бабушкин дом.

— Да! Это он! — оживляюсь я, пока подъезжаем. — А вон рябина! — замечаю на ветвях побитые морозом красные гроздья. — Я никогда ничего не забываю, понял!

Едва машина останавливается, как я вырываюсь наружу. Максим следом выходит.

— Такой маленький домишко! — разглядываю приземистое неказистое строение с темной крышей и закрытыми ставнями. Шагаю дальше прямо в сугроб, чтобы прикоснуться к ветхим палкам штакетника. — А раньше казалось…

— Мань, дай я лопату достану, расчищу до ворот, — предлагает Макс.

— Да нормально!

Мы по сугробам добираемся до темно-зеленых облупившихся ворот, но во двор попадаем не сразу. Дверь с той стороны завалило снегом, и Максим едва ворота не снес, пытаясь ее открыть настолько, чтобы пролезть и откидать снег. Лопата все же пригодилась.

— Ключ у тебя есть? — уже во дворе спрашивает, попутно расчищая дорожку от ворот к дому.

— Нет… Но он должен быть под ведром, — я снова лезу в сугроб.

— Я не вижу никаких ведер.

— Вот тут где-то, сейчас… — прямо голыми руками начинаю копаться в снегу справа от крыльца, пока не касаюсь чего-то твердого. Так и есть. Под ржавым ведром стоит бидончик, а в нем связка ключей на веревочке. — Нашла! — Руки сводит от холода, пока пытаюсь подобрать нужный ключ и запихнуть его в навесной замок. Последний подходит, только отказывается проворачиваться. — Блядская сила… Как же холодно! — дышу на ладони и снова пытаюсь открыть.

— Дай сюда, пока не сломала… — Максим идет мне на помощь. Засунув руки в карманы, прыгаю, чтобы согреться. — Задубел… Не трогай, я сам. Вэдэшку пойду принесу из машины.

ВД-40 — вещь.

Замок открывается, как новенький.

— Что бы я без тебя делала? — благодарно улыбаюсь Потапову.

— Как минимум, не оказалась бы здесь в мороз.

— Не душни. И спасибо большое. Ты всегда меня выручаешь… И ты мой лучший… Единственный. Друг. Ценю. Безмерно, — по слову отрезаю, выпуская изо рта клубы пара.

Очень уж холодно разговаривать.

— Ты же знаешь… — опустив голову, Макс сбивает о ступени крыльца снег с ботинок.

— В любое время и по любому вопросу — знаю, — продолжаю вместо него. — Спасибо, Максим, — киваю еле живая от холода. — Ты зайдешь, или разгрузимся и поедешь сразу? Темнеет, — обращаю внимание на сгущающиеся сумерки.

— Зайду… Если пригласишь, — Максим криво улыбается. — Никогда не был в деревенском доме.

От разбивающей меня дрожи и смеха шумно перевожу дыхание.

— Это надо срочно исправить.

После сеней, куда через окна проникают лучи заходящего зимнего солнца, мы оказываемся в кромешной мгле.

В доме темно, хоть глаз выколи.

Я достаю телефон, активирую фонарик и пытаюсь отыскать выключатель. Первым его находит Макс. Щелкает. Но ничего не происходит.

— Электричества нет? — спрашиваю я в панике.

— Погоди, дай сюда, — Макс просит у меня телефон и, подняв его, направляет фонарь на стены.

Эврика, в поле зрения попадает электрический счетчик!

— О, да будет свет! — щурюсь, когда Макс переключает заветный тумблер.

Однако почти сразу под абажуром раздается какой-то треск, я даже ничего толком рассмотреть не успеваю, как комната снова погружается во мрак.

— Да будет свет, сказал электрик и перерезал провода, — шутит Макс, перемещаясь под абажур. Рост Потапова позволяет заглянуть внутрь, просто поднявшись на цыпочки. После чего он оповещает: — Лампочка перегорела.

— Может, есть новая? Надо в ящиках посмотреть.

— Давай сама, — он возвращает мне телефон. — Я в чужих домах по шкафам не шарю.

И, о, чудо, лампочка в наличии! На средней полке скрипучего буфета лежат целых четыре штуки, там же я нахожу несколько парафиновых свечек и упаковку со спичками.

Дядь Миша — молодец.

Даю себе задание позвонить ему, чтобы сообщить о приезде. Все-таки хозяин дома не папа, а его старший брат. Будет некрасиво, если тот узнает, что я была в Лебедином, а его не предупредила.

Наконец, свет снова вспыхивает, и я осматриваю дом.

Комнат здесь всего две: просторная кухня и крошечная спальня по ту сторону большой русской печи. Из мебели: буфет, круглый стол в проеме между окон, диван с двумя креслами, сервант, набитый посудой. В глаза бросается пустая божничка в «красном углу» — иконы переехали к дяде Мише вместе с бабушкой, когда та обезножила.

По причине того, что окна сейчас закрыты ставнями, в доме не очень уютно, но в целом, все почти так же, как и было при живой и здоровой бабушке.

— Ну как тебе? — спрашиваю Потапова, тоже тщательно изучающего интерьер.

— Холодно, Мань, — замечает он совершенно в тему.

У меня нос не покраснел уже, а посинел. Ведь в домике едва ли теплее, чем снаружи.

— Надо печку затопить, — я с опаской смотрю на это творение инженерной мысли.

И, пожалуй, только сейчас понимаю, куда попала.

— Где дрова найти, знаешь? — с готовностью подхватывает Макс.

— Где-то там, — киваю на темное окно, выходящее во двор.

— Ясно. И печь топить ты тоже не умеешь, — ворчит он, открыв дверцу печи и заглянув внутрь.

— А что там уметь? Положил дров, напихал бумаги и поджег. Делов-то. На крайний случай в Интернете гляну… — дабы не быть голословной, беру телефон.

Связи практически нет. Одна палка. Про Интернет молчу.

— У меня только «ешка» ловит, — сообщает Макс, исследовав значки на своем мобильном. — И воды, как я понимаю, в доме тоже нет, — мрачно констатирует.

— Блин, блин, блин! — по лбу себя стучу. — Я же хотела взять в магазине пару бутылей! Ну схожу до колонки.

— С ведрами? — прыская, уточняет Потапов.

— Да. И с коромыслом, — глаза закатываю.

— Ладно. Может, я на что сгожусь, — усмехается он. — Закутайся пока во что-нибудь. Пойду искать дрова.

Макс — настоящий добытчик, потому как вскоре он возвращается с огромной охапкой березовых поленьев. К этому времени я успеваю найти пестрое шерстяное одеяло и завернуться в него с головой.

— Повезло. В бане лежали наколотые.

Бросив дрова на обитый железом пятачок перед печкой, Максим опускается на корточки и принимается сдирать с поленьев бересту.

— Это дядь Миша, наверное, оставил. Он сюда каждое лето в отпуск приезжает, ремонтирует тут все, в порядок приводит. А так дом стоит пустой почти круглый год.

— Теперь ясно, почему сюда газ не провели, — имеет в виду, что дома на противоположной стороне улицы полностью газифицированы.

— Да, бабушку же давно парализовало. Отец далеко живет. Если бы не дядь Миша, тут бы уже все…

— Спички, Мань, не видела? — спрашивает Максим.

— Видела!

Я несусь к буфету за спичками, отдаю ему и с нарастающим изумлением наблюдаю, как Потапов разжигает огонь в печи.

— Эй, урбанист, где ты печку топить научился?

— Нигде. Даже костер ни разу сам не разводил, — признается тот, завороженно глядя на занимающееся пламя. — Надеюсь, существует какой-то эволюционный кеш, и у меня все получится, иначе мы тут оба окочуримся.

Я, почему-то, даже не сомневаюсь, что у Макса получится, при этом не могу отказать себе в удовольствии похихикать над ним:

— О, так это в тебе что-то на уровне ДНК взыграло?

Оглянувшись, Макс проводит по мне долгим взглядом, под которым я очень странно себя чувствую. Вопрос мой игнорирует и снова в печку заглядывает, оповещая: