Договорить мне не дают. Жопе снова нездоровится.

— Сейчас? — заботливо интересуется Макс, отвесив второй шлепок.

Кровь в жилах сначала закипает от гнева, но затем раздражение чудесным образом переходит в иное состояние.

— Приятно, — сознаюсь, смыкая бедра и чувствую, как между ними завязывается беспокойный пульсирующий узелок.

— Еще?

— Да.

После следующего хлесткого шлепка я тихо вскрикиваю.

— Больно?

— Не-ет… — мотаю головой с дрожью в голосе. Все волоски на моем теле становятся дыбом. Левое полушарие печет огнем. То, что происходит, и кошмарит меня, и возбуждает. Сумасшествие какое-то! Я хрипло смеюсь и спрашиваю: — А тебе нравится такое? Ты извращенец?

— Нет, — посмеивается Макс, бережно обхватив ладонью пылающую половинку. — И, если честно, это первая задница, которую я шлепаю, а член все еще не при делах.

— И ка-ак? — я, обалдеть, как заинтригована.

— Знаешь, нравится… — анализирует вслух новоиспеченный доминант. — Очень заводит. У тебя тут родинка, кстати… — подушечкой пальца Потапов касается другой ягодицы, где у меня действительно есть темная «мушка». — Красиво… — Похвалив ее, он наклоняется и касается губами… родинки. В попу целует. Потапов. Меня. И после совершенно спокойно подгоняет: — Вставай, Мань. Порка окончена.

Он сотрясает меня за бедро, и я сползаю с него с грацией каракатицы, говоря при этом:

— Я знаю, мне говорили, — запоздало отбиваю, имея в виду родинку.

Сама думаю: «Это что тут сейчас такое было, а?».

Почему-то, вспоминается Шоу. Его «Дом, где разбиваются сердца». Наверное, потому, что я сегодня что-то очень качественно духовно разлагаюсь.

А Макс, вроде, и не при делах. Он полностью одет, трезвый… Подумаешь, в попу чмокнул разок… А я…

Провожу ладонью по лицу.

Ох, лучше бы уж Ирина Вячеславовна вызвала на меня сегодня полицию.

В полном смятении тянусь за шерстяным одеялом, едва накинуть его на себя успеваю, как Макс под грудью меня перехватывает и укладывает головой себе на колени.

— Мань, я серьезно… — глядя на меня сверху, медленно стягивает с грудей одеяло и обнажает меня до пупка. — Я еще не видел ни у одной женщины такого тела…

Его ладонь скользит между напряженных грудей, минует прохладный живот и до скрытого от глаз паха добирается.

— Какого… такого? — торможу его руку, крепко сомкнув бедра.

Думаю, что речь идет о моей пацанячьей фигуре, сверхмаленьких сиськах или татуировках, но ошибаюсь.

— Желанного, балда, — глаза возмущенно отводит, будто я ему совсем тупые вопросы задаю.

— Ты издеваешься, Макс… — я оживляюсь и хочу наконец уже прояснить ситуацию. — Шутишь? Скажи, что шутишь, иначе я поверю… — даю понять, что его последнее заявление — действительно жестокий прикол.

— Да какие шутки, Маша, блядь⁈ — нетерпеливо бросает Макс, толкаясь спиной в диван.

— Значит ты не угораешь? — делаю вывод, основываясь на том, что Потапов сматюкнулся, что делает исключительно в чрезвычайно серьезные моменты.

— Ты сдурела такое думать⁈ — со всей строгостью предъявляет.

— Так… У нас все… сейчас… всамделишное… по-взрослому? — уточняю, демонстрируя, судя по взгляду Потапова, просто чудовищную несообразительность.

— Еще бы! Я хочу тебя! Секса с тобой хочу! Весь вечер об этом думал!

— Правда?

— Да ты что, как маленькая⁈ Как ты с мужиками встречалась, как ты с ними жила, если не можешь понять, когда тебя реально трахнуть хотят⁈ — рявкает Макс. Я глаза прикрываю. Пульс частит. Prestissimo. — Я не думал, что все зайдет так далеко… — чувствую, как он одеяльцем меня снова прикрывает. — Не думал, что ты выполнишь мои дурацкие команды… Но я покорен. Обольщен. Сражен. Пока ты раздевалась, я десять раз по тебе сторчался, Маша… — очень крепко меня стискивает.

И мне уже без разницы, люди!

Если это прикол, пусть так. А если нет… А если нет…

— Тогда заткнись и поцелуй меня… Пожалуйста, потому что мне так стремно, Макс… — прошу, потянув его за рубашку. — Мне ужасно…

Договорить не успеваю. Мой лучший друг обрушивается на мой рот и сминает его поцелуем, после которого я больше не сомневаюсь в его намерениях и желаниях. И в своих тоже…

На Макса вид снизу просто шикарный открывается: красивое сильное тело, темная растительность на груди и в паху, мощные бедра, тоже покрытые изрядным количеством темных волос.

И теперь я знаю наверняка, что общего у конкретно этого мужчины и обезьяны: шерсть. Шесть букв. Подходит!

Откуда я это знаю?

Так на нас же не осталось и нитки одежды.

Я голая. Макс голый — между моих разведенных ног располагается. Подо мной чудовищно колючее одеяло впивается в горящие огнем после Потаповской экзекуции ягодицы.

— Не передумала?

— Не передумала — что?

— Отдаться мне?

Водя обнаженной головкой по моей выставленной напоказ промежности, Максим удерживает нас обоих у стартовой линии. От его взгляда, обращенного туда же, меня хлеще прежнего в жар бросает.

— А ты не передумал?

Ответом служит стремительное и глубокое проникновение. Макс всаживает член с таким лихорадочным рвением, что я впервые столь явственно ощущаю, где у меня матка находится. Сопровождаю это событие громким писком и не могу не прокомментировать:

— Не знала, что он у тебя такой длинный…

Макс развязно усмехается, однако спрашивает, чуть ослабив натиск.

— Нормально?

— Нет, — головой мотаю, поглощенная эффектом первого нашего яркого контакта. Не нормально — аномально необычно и болезненно сладко. — Ты меня девственности лишил где-то там еще. Посмотри, кровь не идет, — отражаю с чуть запоздалой отрешенной усмешкой.

— Думаешь, у меня упадет из-за твоей болтовни, да? — смеясь, Макс снова врывается в меня, здороваясь с маткой.

Только между нами столько влаги, что кроме острого удовольствия его дерзкое вторжение у меня больше ничего не вызывает.

— А что… может? — сиплю и задыхаюсь.

— Тихо… — Макс грозно шикает.

Подхватывает под ягодицы и отводит мое бедро, толкая под него свое пушистое, смотрит, как член медленно проникает в меня по самое основание и, наконец, глаза закатывает, сексуальным движением уводя подбородок вверх.

Я вижу, как ему хорошо, и это понимание кратно увеличивает и мое собственное желание.

— Тихо… В темноте… И под одеялом… Извини, не знала, как ты любишь, — дразню Макса уже из последних сил. — Свет выключи, если стесняешься.

К порядку Максим призывает меня самым примитивным способом — затыкает рот своим. Жестко целует и плавно трахает. Грубо терзает губы. Бедрами же беспрецедентно-нежные движения выписывает.

Duramente.

Dolce. Teneramente.

А всё вместе — affettuoso.

На очередном такте у меня глаза сами собой закрываются. Так это фантастически здорово ощущается.

— Ну что там по длине, дразнилка? — мне прилетает саркастическая ответочка.

Её Макс сопровождает тем, что облизывает пальцы и накрывает ими клитор, принимаясь ласкать его. Не в состоянии и слова произнести, я много-много раз киваю, прикусив губу. И Макса полностью устраивает моя немая покорность. Крепче перехватив за бедро и опустив ладонь на грудь, он начинает методично трахать меня.

Трахать начинает. Макс. Меня.

И столь невероятное сочетание слов и их смыслов лишь подстегивает мое наслаждение.

Макс меня трахает. Ниже падать некуда. Но и выше не взлететь. Я парю на максимально допустимой высоте.

Я снова пьяная. Пьянее, чем когда-либо. Или даже свихнувшаяся. Да… Поехавшая — точно!

Иначе, как такое могло произойти, что я и Макс занимаемся грязным примитивным сексом на старом диване в доме из моих детских воспоминаний.

— Ты что-то притихла, Ма-ань? — хрипит Макс между громкими вздохами спустя впечатляющий своей продолжительностью отрезок времени.

Я снова скулю — раздраженно и глухо. Глаза зажмурены. Во рту сухо. Все мышцы в напряжении. Плавлюсь. Потом обливаюсь. Хнычу и задыхаюсь. Уже во всю оргазм нагоняю, а он лезет.