Я кончаю бурно и громко. До сладкой боли. До крика. До беспамятства. До судорог в животе. Так это прекрасно!

Больше никогда, никогда не буду думать, что «ленивый догги стайл» — безрезультативная поза. Все очки уходят Потапову. И следующее, по ощущениям, бесконечное количество минут, Макс трахает меня, накрутив на кулак сетку моего топа, явно используя ее в качестве кинка.

Но я устала, я обезвожена, я еле дышу. Новый оргазм мне точно не по силами. Я не девушка из порно, сорри. Итак свою норму по оргазмам перевыполнила. А Максим будто бы и не собирается финишировать.

— Да кончишь ты уже-е, — предъявляю, потеряв терпение. — Сколько можно?

Сквозь его громкие вдохи прорывается смех.

— Я, походу, схватил пачку с анестетиком, — сообщает Максим.

Мы оба ржем, и я прошу:

— Так сними!

Снимает, тут же входит и, опрокинувшись мне на спину, целует в шею.

— В тебе та-ак, Мань…

— Максим… — предупреждаю, чтобы не наделал делов.

— Не бойся. Я вытащу.

Не боюсь и жду его разрядку столько, сколько требуется, предоставляя Максиму полный доступ к телу и возможность получить наслаждение.

Уже после, остывая и восстанавливая дыхание, мы лежим, тесно обнявшись. Сияет гирлянда. Свечи сгорели, а с ними истлела и наша бешеная страсть. Осталась только нежность — непривычная, невыразимая, пронзительная. Это такая нежность, что я чувствую себя на кончиках пальцев и губах Макса.

Я лежу на его вытянутой руке. А он долго-долго гладит меня по спине и целует в лоб.

— Называй, как угодно… — в какой-то момент его пробивает на поболтать. — Но я тебя люблю. Я тебя люблю, Мань. Заруби это себе, где хочешь.

Я усмехаюсь и киваю, путая пальцами его влажные волоски на груди. Мне не очень хочется что-то обсуждать — под таким я впечатлением от признаний, которыми не перестает меня оглушать Максим. К тому же высохло горло, и я выскребаю им:

— Добавила в сохраненки.

— Мань, если я все испортил между нами, прости, но… похрен. Лучше одни такие сутки с тобой, чем еще столько же лет не иметь возможности прикоснуться к тебе.

— Ты готов променять нашу многолетнюю дружбу на грязный секс? — скриплю в ответ.

— Да, потому что в нем гораздо больше честности, Маша.

— Значит все это время ты только прикидывался моим другом? — голову к Максу в темноте поднимаю. — Я вот — нет. Я думала, у нас все по-настоящему.

— У нас все по-настоящему. Близость на максимуме, Мань. Как ты сказала? Все проще, чем кажется. Так и есть. Все очень просто, Мань. Все так просто, только руку протяни и возьми, — взволнованно задвигает он.

Я же воспринимаю его слова буквально. Нащупываю мужскую кисть и тяну к себе, губами в его теплую ладонь вписываюсь, целую в самую середину и держу так долго-долго, а после толкаюсь в нее щекой и носом.

— Так я никому не делала, — признаюсь Максиму тихим шепотом. — Никогда. Никому.

Может быть, это и чепуха для кого-то. Подумаешь, мужику руку поцеловала. Но для меня-то нет.

И для Макса, я понимаю, что — нет, не чепуха, когда он особо выразительно и отрывисто вздыхает и обнимает меня крепко-крепко. Он ничего не говорит. Но разве для настоящей близости нужны какие-то слова?

— Все еще считаешь, что он был ни о чем? Этот год? — с хриплым урчанием спрашивает Максим многими минутами позже.

За два часа до Нового года мы лежим и смотрим в темный потолок. В доме тихо-тихо и тепло. Елка светится то голубым, то красным. И внутри у меня тоже будто бы переключаются разноцветные лампочки, душа сияет и переливается, попеременно меня эмоциональный окрас.

Волнение и умиротворение, смирение и доверие, блаженство, нежность, эйфория — столько всего снова переживаю.

— Пока не пойму, — улыбаюсь своим странным мыслям и неясным ощущениям.

— Почему? — Макс мое плечо поглаживает.

— Мы так давно знаем друг друга и мы очень разные… Ты весь такой… А я вообще не такая… И вот мы вдруг… С бухты-барахты… Так не бывает, — пытаюсь выразить словами, что творится в моей голове.

— Ты в школе физику не прогуливала?

— Ты же знаешь, что я никогда не прогуливала. Я была хорошей девочкой.

— Значит на уроках слушала невнимательно. Иначе бы знала, что одноименные полюса и заряды отталкиваются, а разные притягиваются.

— Тогда почему мы так долго притягивались?

— Да мы давно притянулись, Мань, — вздыхает Максим. — Просто с нами случилась взрослая жизнь, мы пережили потерю, и потом были разные обстоятельства, другие люди — все время что-то мешало.

— У тебя всегда на всё есть ответ, — в который раз поражаюсь умению этого мужчины находить логическое объяснение даже самым фантастическим вещам.

— А чего загоняться? Вот ты, вот я, вон елка, вон твоя кошка мишуру ест.

Макс смеется, а я подрываюсь.

И правда — ест, засранец!

— Вуся, нельзя! Ну-ка брысь! — шугаю кота из-под елки, считая своим долгом напомнить: — Он — кот, — и снова опускаюсь головой на плечо Максима.

— Ма-ань? — с воркующими нотами тянет он мое имя. — Я тебя люблю, — добавляет еще мягче, дольче-дольче, что я заслушиваюсь.

И виной ли тому мой музыкальный слух и, как его следствие, — особое восприятие звуков, причина ли непосредственно в самом его источнике, или все дело в невероятности смысла, но у меня на коже огромные мурашки проступают.

Максим. Меня. Любит.

Сейчас я уже более-менее адаптировалась к этому факту, однако собственные чувства мне по-прежнему сложно идентифицировать.

— И для тебя это не что-то новое?

Мне интересно, как это все переживает Макс.

— Нет. Не новое. Я тебя давно люблю. Сколько знаю, столько и люблю.

Его ответ с одной стороны звучит так естественно, с другой — снова поражает.

Какой удивительный волнующий парадокс!

— А я куда смотрела?

Все пытаюсь понять, как же я могла ничего не заметить? А ведь не замечала.

С того кринжового момента, когда полезла к Потапову с поцелуями и признаниями, как отрезало что-то замечать и ожидать с его стороны. Настолько убедительным может быть Максим.

— Я сам хорош, Мань, — подхватывает он немного запоздало. — А, может, просто было не время. Как тут скажешь?

Я снова улыбаюсь.

Все проще, чем кажется?

Да вот не знаю.

Но в одном теперь уверена точно:

— Не такой уж он был и ни о чем. Этот год. Финал очень даже непредсказуемым оказался.

— А-а… — тянет Макс с пониманием. — Да. Спасибо ему. — Слышу его шумный вздох и зеваю. — Эй, не спи, — тормошит меня. — Новый год надо встретить.

Утомленная этим невероятным днем, поистине чудесным, я на бок перекатываюсь и обнимаю Макса за шею, сонно бормоча:

— Давай ещё полежим.

Воздев лицо, приглашаю Максима к поцелую.

Он целует так, что мне сносит голову. Потом мы оба затихаем. И я вырубаюсь с мыслью, что хотела бы поставить этот момент на бесконечный повтор.

Однако пробуждение наше совсем далеко от лирики.

Я подпрыгиваю на диване, когда беру телефон, чтобы время посмотреть.

— Бли-и-ин! Ма-акс! Вставай! — расталкиваю спящего Потапова.

— Что такое⁈ — подрывается тот.

Я зажигаю основной свет и собираю свои разбросанные шмотки.

— Что-что! Мы Новый год проспали! — первым делом трусики натягиваю.

— Серьезно? Сколько там? — он продирает глаза основаниями ладоней.

— Половина первого!

— Это все свежий воздух и баня, — Макс смеется, зевает и потягивается, ничуть не стесняясь своей наготы.

— Воздух, блин, — с досадой бормочу, успевая полюбоваться его обнаженным телом при ярком освещении. — Ну как так⁈

— Спокойно, Мань. — Максим встает и приближается. — Мы только полчаса проспали. Все триста шестьдесят пять дней еще впереди. Не пакуйся, давай обратно в постель, — забирает мой лифчик. — Сейчас все будет.

— Я помогу!

Вместе перемещаемся в кухонную зону: я в стрингах, Макс — вообще голый.

Вот так парочка!