Сила воздействия его монолога такая, что мне становится трудно дышать.

Максим всю мою браваду просто в порошок стирает.

— Перестань меня анализировать, — сухо бормочу.

И, нет, я не плачу, просто что-то в глаз попало.

— Не буду, — примирительно тянет Максим, ко мне приближаясь. — Мань, не грусти, а то я тебя снова отшлепаю.

Раздувая ноздри, с трудом перевожу дыхание.

«Лучше обними», — взглядом прошу.

И Макс меня слышит. Обнимает, крепко к груди прижимает и долго гладит по спине, без какой-то там сексуальной подоплеки, пока я первой не отстраняюсь, предварительно вытерев пальцами пролившиеся слезы.

— Спасибо за тимбилдинг, — шмыгаю потекшим носом. — Я… ценю все, что ты для меня делаешь. И я не про что-то материальное… Я о том, что ни за какие деньги не купишь. Ты правда меня знаешь. И ты… мой… самый… — шепчу судорожно, — близкий.

— Ты моя — тоже. Самая, Мань, — Макс еще раз нежно по руке ладонью проводит. — Все хорошо?

— Да… Я… — пячусь назад и окидываю взглядом комнату. — Приберусь тут. А ты мне баню обещал. Я грязная как хрюшка.

— Сейчас и займусь. Там сруб новый и печка, думаю, все проще будет, чем в доме. Поехал я, короче, за водой. Нашел фляги пустые. Затоплю. Потом дрова еще порублю. И снег покидаю, — сообщает о своих планах.

— Какой трудолюбивый финансовый директор, — не могу им не восхититься.

— Мань, я бы еще поел что-нибудь. Горячее. Потом. Пожалуйста. Если несложно, — вежливо просит.

И я киваю.

— Да, конечно. Приготовлю. Ты же на целую роту всего накупил. Всё обратно увезем.

— А, может, не увезем, — загадочно произносит Максим.

— Как это? Не увезем?

— Так это… Всё, давай хозяйничай. Зимний день короткий, а нам еще Новый год встречать.

— Ты чего опять раздетая выскочила⁈ — опершись на лопату, Потапов встречает мое появление во дворе с самым строгим видом.

К вечеру мороз еще сильнее окреп, и его колючее дыхание моментально сквозь одежду пробирает.

— Макс, ты можешь мне помочь на чердак залезть? — показываю на крышу домика. — Там должна быть елка искусственная и игрушки. Если их, конечно, не выкинули.

— Тебя духом Нового года накрыло, что ли? — усмехается Максим.

Я ежусь, обхватив себя руками. В отличие от меня, заметно, что Максу жарко: фуфайка расстегнута, шапка сдвинута назад, а щеки румяные — засмотреться можно.

Деловой стиль Потапову очень идет: брюки, пиджаки, рубашки, галстуки — на нем всегда все сидит идеально.

Но деревенский фэшн — как выяснилось, идет и сидит в разы больше и лучше! Вот он, истинный Макс — простой и работящий. Настоящий мужчина.

И вся прелесть его образа, наверное, заключается в том, что таким Потапова могу видеть только я. Только я, понимаете?

— Да, накрыло, — отвечаю с опозданием, откровенно залюбовавшись им.

— Сам залезу и поищу. В дом зайди уже! — прогоняет меня с улицы.

Я не спорю, в тепло возвращаюсь и теперь на контрасте с чистым уличным воздухом замечаю, какие потрясающие ароматы в избушке витают.

Одна из двух конфорок на электрической плитке не работает, но вторая не подкачала. Надев рукавицу, я осторожно снимаю крышку и пробую. Жаркое из вырезки с черносливом в старой бабушкиной скороварке удалось. Надеюсь, что Максу понравится. Я очень хочу, чтобы ему понравилось, ведь я давно уже с таким удовольствием ни для кого не готовила.

Скороварку убираю на дощечку и ставлю чайник, мою зелень, нарезаю, параллельно заправляю маслом и винным уксусом винегрет.

Представляете, Потапов объявил, что хочет именно этот салат с, внимание, французским названием, пока я его в магазине пытала, что бы такого сегодня простого приготовить. Нашим легче. Я нашла в «Магните» готовый набор для винегрета, от себя покрошила в него маринованные огурцы — овощи мне пресными показались, добавила лук и консервированный горошек.

Из новогоднего меню больше у нас ничего особенного и нет, кроме фруктов, сыров и мясной тарелки.

— Ты все нашел! — радуюсь, как дитя, когда Макс заносит в дом небольшую нейлоновую елку, а следом коробку из-под телевизора.

— Куда ставить? — разувшись у порога, Макс скидывает верхнюю одежду. — Крестовину не нашел. Как смог — сколотил, — обращает мое внимание на подставку для елки.

И явно скромничает — она, словно, тут и была.

— Все супер! У тебя золотые руки! Давай вот тут поставим, — прохожу в комнату и на пространство между телевизором и креслом показываю.

— Должна войти, — соглашается Максим.

Входит идеально.

Первым делом я поправляю покореженные ветви и обматываю ель купленной вчера гирляндой. Другая — паутинка — уже на кухонном окне мигает.

— Смотри, какие!

Открыв коробку, достаю одну из коробочек поменьше и показываю Максу спасенные им из забвения елочные украшения, переложенные потемневшей ватой и засыпанные осколками менее везучих своих собратьев.

Очень жаль побитые советские игрушки — это же такой раритет. Но целых гораздо больше: шишки, кукурузки, сосульки, колокольчики, домики, разноцветные шары с выемками и со «снегом», стеклянные бусы. Я трепетно перебираю, изучаю каждую, прежде чем на елку повесить. В завершение набрасываю на верхние ветви серебряный «дождик».

Максим тем временем находит в коробке запечатанную пачку ветхих бумажных флажков и мне показывает.

Читаю на упаковке: Флажки елочные «Цирк». Бумажные. Двухсторонние.1984 г. 30 шт.

— Восемьдесят четвертый! — поражаюсь возрасту этих бумажек, отряхивая руки от налипшей трухи и пыли. — Нас с тобой тогда еще даже в планах не было!

— Разумеется, Мань. Наши родители тогда еще в школу ходили.

— Да-а, — тяну с какой-то неизъяснимой ностальгией.

Ведь эти старые игрушки — свидетели не одного праздника, — помнят еще моего папу маленьким и дядю Мишу. А я вдруг вспоминаю елочные украшения в нашем доме. У нас точно так же, в гараже, в этом ненавистном всем нам гараже, стоит искусственная елка и есть коробка с игрушками. И точно так же их уже годами никто не достает.

Если бы сейчас я увидела те самые игрушки, точно бы разревелась. А эти, бабушкины, из прошлой эпохи, дарят только самые теплые ощущения.

И все же есть у меня новогоднее воспоминание, о котором я могу говорить без слез. Им и спешу поделиться с Максом.

Но сначала прошу его погасить свет.

— Помню, в детстве залезешь под елку… Не тут. Дома, — говоря это, я опускаюсь на ковер и заползаю под ель таким образом, что голова под нижними ветками оказывается. — Вот так ляжешь и смотришь наверх. И кажется, что там происходит волшебство. — Прищурившись, я всматриваюсь вглубь нейлоновых ветвей, где в отражении шаров и переливах мишуры мерцают огоньки гирлянды. Фоном на телевизоре звучит мелодия из старого фильма. И творится реальная магия. Вдруг становится легко и радостно на душе, совсем как в детстве. — Иди сюда, — шепчу Максу из-под елки.

— Ма-ань, — слышу его хриплый смех.

— Ну иди, иди, — рукой подзываю. — Выключи взрослого дядьку, найди своего внутреннего ребенка и полежи минуту.

— Только ради тебя.

Максим устраивается рядом. Мы лежим в тишине, плечо к плечу, а после я замечаю, что он не вверх смотрит, а на меня.

— Да ты туда смотри! — подбородком ему задаю направление.

— А… Да-а, — рассеянно тянет. Чувствую, как его пальцы находят мои и нежно поглаживают. — Ма-ань? — тихо зовет Максим.

— Что? — поворачиваюсь, и мы сливаемся взглядами.

В темных глазах Потапова вспыхивают красные искры, хотя на ели сейчас зеленые светодиоды загораются. У меня в груди мгновенно своя собственная гирлянда зажигается и с медленным плавлением затрагивает низ живота.

— А давай тут на все новогодние зависнем? — предлагает Макс, переплетая наши пальцы.

— Зачем?

— Проведем вместе каникулы, — говорит очень выверенным тоном.

У меня даже мысли не возникает, чтобы отказать ему. Напротив, голова кружится и такая эйфория захватывает, когда понимаю, сколько у нас будет времени, чтобы… Чтобы… что? Я не знаю, как это назвать…