— Нет. Не понимаю, — ладонь Максима от себя отвожу и в стол пятой точкой упираюсь, сотрясая его. Позади плещется вода. Я обхватываю себя руками, заключаю свое сердце в оковы, запираю замки и прошу: — Прекращай.

— Да что прекращать? — безрадостно усмехается Макс. — Ты опять одна. Я один… До сих пор. Почему так происходит, не думала?

— Я до сих пор одна, потому что у меня дебильный характер, — кстати приходятся слова, брошенные Денисом в пылу нашей последней встречи. — А тебя до сих пор не отпускает чувство вины. Вот — почему ты один. И тут со мной. Вчера и сегодня. И все эти годы.

— Маш… — попятившись, Макс умолкает. И я даже слышу его зубной скрип, так сильно он стискивает челюсти. — Это не так.

— Скажешь, простил себя?

— Не в этом дело.

— Да перестань, — роняю нетерпеливо, отправляя полотенце на стул. — Ты ни в чем не виноват. И тебя никто ни в чем не винит. Ты был Сашкиным другом, а не нянькой и не обязан был пасти его круглые сутки.

— Но если бы я не ушел тогда… — сокрушается Макс так же, как делал это восемь лет назад.

— Это был несчастный случай, Максим, — повторяю ему то же, что и тогда, и потом, и всегда. — И тебе не надо чистить карму, опекая меня.

— Я тебя не опекаю, я о тебе забочусь, — в штыки принимает мой совет. — Есть разница, правда? Твой покойный брат тут ни при чем.

— И я тебе за все благодарна, Максим, — со всей искренностью ему сообщаю. Потапов кивает. Еще и еще. А я зажмуриваюсь. Ну что я за дура такая? Испортила нам обоим вечер. — Всё, хватит о грустном. — Обернувшись, я беру спички и снова зажигаю оплывшие свечи. Уношу таз с посудой. Свет даже в кухонной зоне не оставляю. После чего подцепляю со стола за горлышко ополовиненную бутылку шампанского. Стаканы остались в воде, поэтому я не заморачиваюсь и просто вручаю Потапову бутылку, говоря: — Пей. Хочу, чтобы ты напился и ни о чем не думал.

Усмехнувшись, Макс делает глоток и тянет меня за руку к дивану, где ставит шампанское на пол, и мы садимся.

— Давай напьемся, — кивает одобрительно, разглядывая мою ладонь с красной розой, которую держит своей широко раскрытой. Сглатывает, чему-то улыбается и снова становится серьезным, когда в глаза мне смотрит: — Но даже в щи бухой я тебе скажу, что ты ошибаешься, Маша. Я тут с тобой и все это время не из-за Сани. А из-за тебя.

Сказал и смотрит. Ждет, что я отвечу.

А я без понятия, как комментировать.

Сердцем, безусловно, все чувствую, но разум изо всех сил противится столь трезвой и голой правде.

— Ладно… — совсем невпопад шепчу.

И Макс переспрашивает:

— Ладно?

— Да. Ладно, — отвожу взгляд. — Только это не то, на что ты намекаешь.

— Я не намекаю, — Макс подносит мои пальцы к губам, но не целует, лишь прижимается к костяшкам, а следом добавляет совершенно ровно и буднично: — Я просто тебя люблю, Мань.

— И я тебя люблю, — тоже говорю запросто, ничуть не кривя душой.

Мне кажется, что любить Потапова у меня уже в жизненной программе заложено. Люблю его, конечно. Он и родители — мои самые главные люди.

Но Максима словно не устраивает мой ответ. До такой степени он ему не по нраву, что Макс считает своим долгом уточнить:

— Я люблю тебя не как друга, понимаешь?

И я снова подхватываю:

— И я тебя, Макс. Не как друга.

— Орешь надо мной? — недоверчиво выталкивает он, стискивая мои пальцы, словно призывая перейти на какой-то иной уровень честности.

— Нет. Я тебя люблю, — упрямо повторяю то, что вовсе не является какой-то тайной или откровением. Для меня, по крайне мере. — Но это мне не мешало быть с другими. И тебе не мешало… Поэтому я и говорю, что это не то.

— Мань, ты моришь, что ли? — сурово выдыхает Максим.

— Почему? Я серьезно! — тоже завожусь и повышаю голос. — Да, между нами есть чувства, отнюдь не братские, сам видишь! И это похоже на любовь, но это не то. Вернее, да, есть большая вероятность, что это любовь — но она другая, не то, из-за чего все сходят с ума и создают семьи.

И, как по мне, все звучит логично.

— Не то? — Макс же смотрит на меня с таким лицом, словно в первый раз в жизни видит.

— Не то, — уверенно мотаю. — Иначе мы бы с тобой уже давно влюбились друг в друга по-настоящему, свихнулись друг на друге, поженились и наделали бы маленьких Потаповых, — привожу самые очевидные аргументы тому, что наши отношения — не что-то типичное.

— Да у меня никогда ни с кем такого не было, Маш! — с заметным нетерпением сообщает Потапов.

— У меня тоже такого — ни с кем, — активно киваю в подтверждение. — Это очень уникальное ощущение, согласись?

Ненадолго опустив веки, Макс головой трясет с самым потерянным видом, смеется, давится воздухом, после чего обводит меня рукой и побуждает оседлать его, говоря:

— Иди уже сюда, моя уникальная.

С удовольствием забираюсь на него, поскрипывая штанами. Без всякой увертюры, Макс молча сгребает ладонями мой зад, ощупывает талию, плечи, груди. И только в волю натрогавшись, стопорит рукой затылок, чтобы поцеловать, делая это тоже с отборной эксклюзивностью: так долго, крепко, отчаянно и пьяняще меня еще не целовали.

— Что? — шепчет черт знает сколько минут спустя. — Снова не то?

Сжимая Макса за шею, слепо толкаюсь головой ему в лоб и вяло бормочу:

— Скорее всего, нет, — обвожу языком истерзанные губы.

Мне так сладко во всем теле, что даже веки лень поднять.

— Ты уже сомневаешься? — хрипло усмехается Максим.

Отстранившись, перевожу сбитое дыхание, улыбаюсь своим ощущениям и заставляю себя открыть глаза.

— Ты просто очень классно целуешься, и я плохо соображать начинаю.

Мозги и правда отказываются воспринимать текущую действительность.

Слишком много информации.

Слишком много эмоций.

Слишком много противоречий.

Амбивалентность.

Не представляю, как все сейчас взять под корень и посчитать. Я музыкант, а не математик. И у меня одно с другим не складывается. Не складывается у меня.

Душа и разум. Колкость и нежность. Абсолютное доверие и тысяча сомнений.

Почему сейчас? Да где ты раньше был? Где ты был раньше?

— Я люблю тебя, — Макс добивает меня своим очередным признанием.

И я киваю часто-часто, становясь похожей на сумасшедшую.

— А я тебя… — шепчу едва слышно. — И я тебя, — повторяю неосознанно.

— Хочу тебя, — сжав на попу, пахом в меня снизу вписывается.

— Да… И я… Давай… Какие проблемы?

Сражаемся бурным дыханием, после чего Макс берет меня за подбородок и требовательно в глаза смотрит:

— Играешь со мной? Издеваешься? Ты в танке? Или что?

— Мы будем трахать друг другу мозг или что? — отражаю с наслаждением.

— Так… Я тебя понял, — нахмурившись, сообщает он. — Или нет…

Мы оба ржем, снова жадно целуемся. Я кусаюсь и дразню его:

— Мы не знаем, что это такое, если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое.

— Примерно, так оно и есть, — выдыхает Макс с самым растерянным на свете видом. Его ладони, пройдя путь от талии до ягодиц, крепче меня стискивают. — Мань, теперь я что-то хреново соображаю.

— Подсказка, — отвожу в сторону его голову, чтобы прошептать у самого уха: — Ты говорил, что хочешь мне полизать…

— Тогда… — Максим скребет пальцами кожу моих штанов, — мне, наверное, стоит быть последовательным в том, что я говорю, да?

Я сильнее сдавливаю его бедрами и вжимаю промежность в изрядно оттопыренную ширинку.

— Необязательно… — жарко целую за ухом и шепчу Максу: — Что ты хочешь? Расскажи. Что тебе нравится?

— Всё…

— Всё? — продолжаю манко дышать ему в ушную раковину. — Слишком мало данных.

Мне ведь действительно любопытно побольше узнать о скрытой до сих пор стороне его жизни — интимной. Хочу послушать о фантазиях Макса, его потаенных желаниях, предпочтениях, если таковые имеются.