— За что проплатить? — спросил Джим, не расслышавший краткий разговор Варди с Мисс Жестянкой.

— Едем до улицы Грипп, — отозвалась Варди. — От остановки до гостиницы совсем недалеко, остановок семь.

Забравшись в салон, Логан купил у хмурого с виду кондуктора в красной фирменной униформе три билета до улицы Грипп и плюхнулся на ближайшее ко входу сиденье.

— Поверить не могу, что ты взаправду отдал целых пять тумогустов какому-то бездомному лжецу всего лишь за непонятно-верную-или-нет информацию, — заявила Лорсан, усевшись рядом с Логаном, закрыв глаза и откинув голову на предназначенную для откидывания голов верхнюю часть сиденья. — Как ты ещё не разорился? В крайних городах у некоторых людей даже зарплата меньше.

— И не говори, услышал бы я подобное – решил бы, что он сошёл с ума, — подтвердил Гринбейл, проходя мимо и разглядывая салон. Всё же мальчик впервые в жизни находился в горренбусе.

— Во-первых, о зарплатах в пять тумогустов я не слышал. Моему отцу платили по два светояра в месяц, а это двадцать тысяч тумогустов, твой же отец был Судьёй, а Судьи, как известно, получают в сто раз больше, — заметил Джим. — А во-вторых, кто сказал, что я отдал ему пять темносмертов?

К несчастью для Джима, на улице послышалось негодование. Вновь показался красный от ненависти в детям Лежратен, которого Джим не мечтал более увидеть. Уличный бродяга с криком несся в сторону горренбуса, глядя прямо на испуганное лицо Логана и показывая пальцем на парня.

— Мальчишка обманул меня, подсунул фальшивки, хватайте его, люди добрые! Держите обманщика! Помогите, господа, дамы! Решил помочь в честь праздника, а невсамделишный шниббль-дибль подложил мне монетообразные шоколадные конфеты в серебряной обёртке!

Но никто не обратил внимания на нищего, и, как только он приблизился к машине, раздались три коротких гудка клаксона, из волнистых труб, расположенных на крыше горренбуса, вырвались потоки густого пара и двери с таким же скрежетом, как и в первый раз, захлопнулись прямо перед лицом разгневанного Лежратена, перекрывая тому путь к Логану.

— Ну, теперь вы всё поняли, — облегченно выдохнув, сказал Джим, с опаской глядя за отстающим от машины, стремительно набирающей скорость, бедняком.

— О, ты оказался более худшим злодеем, чем я думала, — послышалось от удивлённой Лорсан.

Томас, не слушая товарищей и не обращая внимания на крайне зимнюю и праздничную песню, разливающуюся по салону, прошёлся вдоль рядов и, добравшись до конца невероятно продолговатого автомобиля, поднялся по узкой металлической лестнице, державшейся на чьих-то соплях. Ведь только с виду она была крепко прикреплена к полу. Выбравшись на второй этаж, где потолки оказались выше, чем внизу, парень с удивленным и одновременно счастливым лицом принялся разглядывать интерьер, какого не встречал до этого в родном Онфосте. В северном городке даже не ходили типичные горренбусы – всё находилось в двадцати-тридцати минутах ходьбы.

У лестницы расположилась специальная стоятельная кабинка для человека, мечтающего побыть в одиночестве и не выслушивать треплю дурных старушенций. В ту кабинку, само собой, решили встроить радиофон, по которому можно было позвонить родным или близким, что в свою очередь довольно бесполезно. Кто в своём уме станет звонить родным? Какому ненормальному человеку это надо, да ещё и после работы? Оператор соединял посетителя с кем-то там только тогда, когда тот кидал в аппарат один темносмерт. Похожую операцию необходимо было повторять каждую минуту.

“Довольно дëшево” — подумал Томас и оказался прав. Благодаря современной монетной программе всего за один тумогуст человек мог общаться по радиофону около восьми с лишним суток. Правда, не думаю, что пассажиры берут с собой по десять тысяч бронзовых монет. Главная проблема и недоработка такого устройства – оттуда могли позвонить в горренбус. Довольно пугающее ощущение – снимать трубку и слышать старческий голос, желающий узнать, можно ли записаться на грядущее выступление в показной “Монифик”.

Далее располагались те же ряды сидений, что и снизу: по три узких местечка с каждой стороны. Настолько узких, что не все могли там поместиться. В памяти Гринбейла всплыл образ отважного Мистера Пузыря, в которого мальчик врезался во время спонтанного побега. Паренёк ещё раз поблагодарил Власа за то, что его тогда не поймали, ведь иначе у него бы не появились шансы на спасение бабушки Аделии и Короны в целом.

Томас выбрал пустое сиденье и уселся на пустующее местечко, поближе к идеально круглому иллюминатору. Гринбейл уставился на стеклянную гладь, точнее, решил понаблюдать за тем, что происходило за ней, снаружи. Тинсан был окутан миллионами миллиардов снежинок, город утопал в сугробах после метели, прошедшей недавно. Горренбус успел миновать всё-равно-неизвестно-как-называемую улицу и въехал на мост. Громадный автомобиль остановился – впереди возник типичный для крупных городов затор из машин, полный разозлённых, клаксонирующих водителей. Внизу, с правой стороны салона, пассажиры могли разглядеть реку, скованную толстенным слоем льда, и детей, играющих в перестрелки. Они беззаботно радовались и швыряли друг в друга белыми комочками, некоторые из которых не долетали до противника и разлетались на части прямо в воздухе. В городе постепенно загорались фонари – это многочисленные фонарщики проверили расположение часовой стрелки на карманных часах и выбрались на работу. Из подъездов домов, виднеющихся на ближайшем берегу, выскакивали нарядные барышни, седоволосые леди, коты в шляпах, шляпы в котах, усталые после работы господа и их жизнерадостные отцы в отставке. Народ со светлыми лицами брёл кто куда, горожане направлялись праздновать День Объединения. Даже самые ворчливые сегодня предпочли зашить себе рот, ведь угрожающие лены со слабеньким револьвером в кобуре предпочитали арестовывать жителей города за порчу настроения. В какую-то секунду внимание Гринбейла переместилось на него самого в отражении. На него самого – не него самого. Уже знакомый алый фрак, седые, прилизанные волосы, гневная гримаса. И побледневшие, неживые губы, шепчущие два слова. Какие именно слова шептал лже-Томас, настоящий Томас не понимал. Однако понимал, что в последнее время он видел того мальчишку, что показала ему странная Мадам Ба-Суд, всё чаще. Ему стали сниться вещие сны, и парень был уверен, что причиной того стала гадалка. О бредовых видениях с Крысоловом в деревне, где обитала Гневная дева, и Неизвестным в поверженном Онфосте Гринбейл товарищам по приключению рассказывать не стал. Герой не хотел пугать единственных на целый свет союзников. Пусть все трое столкнутся с проблемой по мере её возникновения. Рассказывать друзьям сейчас – плохая идея, особенно, если учитывать нервозность Джима, когда тот узнаёт нечто важное и опасное. Например, о грядущей контрольной по догородскому.

Спустя десять минут Том решил спуститься вниз, так как услышал истошный крик второго водителя о том, что следующая остановка горренбуса – улица Грипп. Конечно же, доброжелательный Мистер Водитель не забыл пожелать выходящим “не болеть и не умереть в дичайших муках”. На первом этаже автомобиля ничего не изменилось: кто-то покинул салон, кто-то зашёл туда. Лорсан и Джим снова о чём-то яростно спорили, но при виде третьего участника экспедиции по спасению городов от восстания замолкли. Скрипучие дверцы отворились, а трап-гармошка раскрылась. Логан перед выходом, следуя законам джентльменов, поблагодарил кондуктора за честную работу, на что тот выпучил глаза.

Выйдя на остановке, остановки на которой на не оказалось, ребята последовали за Лорсан, сжимающей в руках карту уменьшенного Тинсана. Всего спустя пять минут за углом показалась отделанная золотом вывеска “Съёмные комнаты Мистера О' Нилла”, чуть ниже добавлялось: “Всегда рады, если у вас появились лишние деньги, пожалуйста, потратьте их за нашими дверьми. Вход разрешен строгим лицам старше двадцати кругов”. Очень странным был тот факт, что вывеску до сих пор не украли бродяги по типу Лежратена, ведь золото на витринах, как известно, надолго не остаётся.