— Что я не мужик, чтобы рубить ели и сосны с утра до вечера?

В общем, бард тот понял, что не найти ему здесь уважения и почёта, и он уехал, значит, в Тинсан, так называемый духовный город. Посчитал, что там кто-то послушает молодого шкрямбла, который и жить без постороннего мнения не мог. Наивным был бард, смешным и невсамделишным, словно обитал в выдуманном мирке, в отдалении от окружающих.

За пением провела я весь свой по-обычному скучный день, сыграла сама с собой в карты, особенно нравилась мне карта Дамы Червей, изображённая в виде загадочно улыбающейся черноволосой женщины, наготовила чудный ужин – похлёбку из капусты с тушкой зайца и жареную утку в кровяном соусе. С нетерпением я ждала любовь мою, растопила наш широкий и высокий камин, на котором я и готовила.

Вечер прошёл в ожиданиях и перерос в пугающую ночь, а Мика всё не возвращался из Тинсана. Я, несомненно, заволновалась. За окном грянул гром и хлынул жестокий дождь.

Но вот входная дверца отворилась и знакомый паренёк вошёл внутрь, но не таким, каким его ждала я. Немного расстроенный, тихий, не как раньше, он, не раздеваясь или разобуваясь, грубо сёл за стол и с гневом воткнул в него любимый топор.

— Мика, что-то случилось? — поспешила спросить я. — Неудача на работе? Слышала, сегодня мимо проходил осенний град, вас залило?

В ответ – молчание. Любимый взял первую попавшуюся тарелку – тарелку своего любимого супа и без ложки, взяв посудину в громадные ладони, стал жадно пить бульон.

— Не понимаю, — сконфуженно пробормотала я. — У тебя всё в порядке?

Поняла я, что произошло, когда увидела рану на плече, рану довольно большую, рваную. Обезумел Мика, сам на себя не походил, словно в него вселился дикий зверь.

— О, Властитель Влас, дорогой, кто это тебя так исполосовал?! — с ужасом охнула я. — Так и бешенство может передаться.

Я засуетилась, взяла чистое полотенце, намочила его в тазе с хорошей водой, потом подошла к Мике и неуверенно тронула рану тканью. Внезапно он заметил меня краем глаза, зарычал и оттолкнул в сторону. В свете, исходящем из полыхающего камина, я увидела кошмарные, пропитанные тьмой глаза. Мика стал наступать. Я умоляла его остановиться, но он лишь схватил топор и угрожающе надвигался. Бросал топоры мой Мика крайне метко и никогда не промахивался, особенно, когда цель расположилась в пяти футах. И он швырнул орудие, тут же направившееся ко мне.

Почувствовав дикую боль в груди, я закричала, но не упала, а прислонилась к стене. Отступать было некуда, позади обжигал злорадствующий огонь. Я задыхалась и кашляла, билась в агонии, кровь дико бурлила в теле.

Секунду и Мика, нет, уже не мой Мика, которого я любила всем сердцем, некто чужой добрёл до меня, схватил за шею, приподнял и швырнул на угли. Толкнул прямо в растопленный камин, где меня приняли голодные языки пламени. Тогда услышала я стеклянный хруст в своей груди, забилась в предсмертных конвульсиях и, перед тем, как забыться навсегда, крикнула от отчаяния, превозмогая себя:

— Чтоб птицы никогда не пели в этой деревне, чтоб жизнь здесь остановилась навсегда и ярость спалила всех изгоев, душа которых черства, словно недельный хлеб, и безумна, как дикий зверь!

И, на удивление, меня услышали силы свыше. Знайте, я не хотела убивать их, бедных моих деревенщин, и зря тогда крикнула те ужасные слова. А Мика, он оказался другим, не таким, как прежде. Тёмная в душе тварь не умоляла о спасении, не плакала, а старалась убежать от огня, визжала по-звериному, не как человек, однако мне её не было жаль. Помню, как погиб Хендрикс, добрый, отзывчивый человек, тоже лесоруб. Он как раз шёл ко мне с очередной процессией из Онфоста, случайно свернувшей с пути во время сильной метели. До сих пор льются из меня слёзы, когда вспоминаю его слова.

— А вы откуда будете? Городские?

Казалось бы, почему я вновь плачу от воспоминаний? Потому что слова были сказаны с неописуемой любовью и интересом к людям. Но именно эти качества я утратила насовсем. А слова мои гневные перешли к кольцу, что лежало у Мики в левом кармане штанов. Сломать его могли все, кроме меня, так как овладело моим телом и душой неистовое зло. И знаете, постепенно в памяти моей появились некие пробелы, что пугает невероятно. Что, если я забуду, кто я такая? Что, если я повторю то, о чём стараюсь забыть?

“Зеркала на стенах – это те же двери,

К нам из Зазеркалья приходили звери,

По траве стеклянной к нам они идут,

Что с нами стало, нас нигде не ждут”

МенестрелИ

Тихо, спокойно, одиноко. Всё это можно было сказать о деревне, где недавно происходили невероятные вещи. Полная детских криков и мужских возгласов местность опустела, словно загон для милых свинюшек, милых свинюшек из которого увели на убой.

Где-что через десять-пятнадцать минут после отбытия ребят около особняка Старейшины появилась высокая, полная таинственности и зловещести, какой полнились лишь наиболее вредные личности Короны, фигура в чёрном плаще. Она кралась, словно весьма противная, склизкая мышь из канализации, и строила такие же мерзкие планы наперед. Сначала она рыскала по опустевшей деревне в поисках заветной цели, после позвала своих подопечных обыскать местность на наличие трёх нелепых детишек, а ещё чуть позже её нашла одна толстая лазутчица, владеющая крайне важной информацией. Она известила Хозяина о своём присутствии и забралась к нему на плечо когтистыми лапками.

— Да, я слушаю, — нетерпеливо проговорил человек в чёрном плаще. — Что ты узнала и как всё произошло?

Послышался короткий писк, а затем мышь заговорила нечто определённо интересное. Она болтала примерно пять минут, пока нервы Крысолова не закончились и он не ударил тростью, ранее принадлежавшей Господину Судье из Онфоста.

— Да расскажи ты уже нужное! — вскричал злодей. — Мне плевать на то, как ты грызла стену, пока эти дети бегали от огненной твари! Не тяни.

Огроменная серая крыса обиженно насупилась и что-то яростно затараторила злодею на ухо.

— Тинсан, говоришь? — хмыкнул мужчина. — И что-то о Барде. Да-да, в прошлый раз, когда я посещал Тинсан, то где-то слышал о загадочных инцидентах… А где дети? Ушли пешком?

В ответ снова писк. Что ещё может ответить мышь?

— Значит, я опоздал, — раздражённо сказал злодей. — И откуда там только появились лошади? Какой-то внезапный подарок судьбы.

Последняя фраза была встречена смехом мелких тварей, успевших окружить Хозяина со всех сторон.

— Что ж, — медленно произнёс Крысолов. — Пора спешить, иначе плохо будет не им, а нам. Думаете, ленны, хранители порядка, послушают детей? Я так не думаю, но всё же пора выдвигаться, господа и дамы.

Мужчина подождал, когда шпионка спрыгнет с плеча, отряхнул крошки земли с исключительно чёрного пальто, вытащил из внутреннего кармана некий подозрительный футляр и достал оттуда небольшую резную флейту из красного дерева, затем приложил её к губам и заиграл невероятную, затягивающую, опасную мелодию. Мелодию, говорившую крысам лишь об одном. О скорой охоте.

***

— Пф-ф, — фыркает некто совсем рядом.

Это, конечно, всё тот же конь, уже тяжело дышащий от столь долгого пути. После того, как Томасу привиделся очередной пугающий сон, крайне странно напоминающий реальную жизнь, мальчик более не смог задремать и думал лишь о Тинсане, о том, что произойдёт с городом во время будущего восстания и вторжения захватчиков.

Вереница из трёх лошадей скакала несколько часов подряд без каких-либо остановок на обед или перекур. Животные, постепенно выдыхающиеся и замедляющие темп движения, терпели усталость, однако дорога казалась им бесконечной. “Но там же всего лишь тринадцать вёрст!” — приносились в голове беспокойные мысли. Что, если призрак Хендрика обманул героев? Что, если лошади на самом деле не знали верное направление? Что, если Крысолов с многочисленными шпионами доберётся до юных путешественников раньше, чем те прибудут в точку следующего испытания?