— Что-то не так?

— Мне нужно съездить, — сказала я, глядя в потолок. — В поселок. К трактиру.

Он приподнялся на локте, его взгляд стал собранным и внимательным.

— Зачем? У тебя здесь всё. Поместье, дела в городе, лечебница…

— Именно поэтому, — перебила я его. — Потому что у меня теперь есть всё. А он был моим первым «всем». Я не могу его просто бросить. Я должна… закрыть эту главу. Правильно. Продать его. Или передать тому, кто будет в нем так же нуждаться, как нуждалась когда-то я.

Он смотрел на меня, и я видела, как в его глазах борются разные чувства. Забота. Понимание. И легкая тень беспокойства.

— Это небезопасно. Лукан в тюрьме, но его сообщники… а та тетка твоя…

— Алиана сломлена и лишена власти, — парировала я. — А что до сообщников Лукана… они охотились на леди аль Морс, наследницу. Вряд ли их заинтересует простая трактирщица, навещающая свое старое заведение. К тому же, — я ткнула его пальцем в грудь, — у меня будет лучшая охрана в империи. Ты.

Он поймал мою руку и прижал к своим губам, его глаза сузились.

— Ты все продумала.

— Всегда, — улыбнулась я.

Он тяжело вздохнул, признавая поражение.

— Хорошо. Но ненадолго. И мы берем с собой Гарса и Лорда.

Через три дня наш небольшой кортеж — его быстрый экипаж и повозка с охраной — выехал за ворота поместья. Дорога в поселок, когда-то казавшаяся такой долгой и утомительной, теперь пролетела почти незаметно. Я сидела рядом с Каленом, глядя на знакомые пейзажи, и чувствовала, как нарастает странное волнение. Я возвращалась. Но возвращалась другой.

Когда на горизонте показались первые домики поселка, мое сердце сжалось. Все было таким же… и таким другим. Мы проехали по главной улице. Люди останавливались и смотрели на богатый экипаж с незнакомым гербом. Никто не узнал в элегантной даме в дорогом платье ту самую Марью-трактирщицу.

И вот он. Трактир «У Степана». Вывеска висела криво, на ставнях был замок, покрытый ржавчиной. Он выглядел осиротевшим.

Я вышла из экипажа. Кален последовал за мной, его взгляд скользнул по покосившемуся зданию с профессиональной оценкой.

— Вот он, мой Ватерлоо, — тихо сказала я.

— И твой первый триумф, — поправил он, положив руку мне на плечо. — Не забывай об этом.

В этот момент из соседнего дома вышла Акулина. Она с любопытством смотрела на нас, а затем ее глаза округлились.

— Батюшки… Марья? Это ты?

Ее голос привлек внимание других. Из кузницы вышел Фрол, с лица которого не сходило привычное недовольство. Подошел Геннадий, вытирая руки о замасленный фартук. Они смотрели на меня, на мой наряд, на стоящего рядом Калена с его аурой власти, и в их глазах читалось потрясение.

— Да, Акулина, это я, — сказала я, и голос мой дрогнул.

Я вернулась. Чтобы попрощаться. Чтобы поблагодарить. И чтобы оставить здесь часть своего сердца, которое навсегда останется в этих стенах, пахнущих хлебом, пивом и надеждой.

Мы стояли перед заколоченным трактиром, и на нас смотрели знакомые лица, в которых читалось смятение и робкая надежда. Акулина, Фрол, Геннадий — они были частью той жизни, что осталась позади, но без которой не было бы и настоящего.

— Я не вернусь сюда жить, — сказала я прямо, видя немой вопрос в их глазах. — Но я не могу позволить, чтобы это место умерло.

Я повернулась к Акулине, самой здравомыслящей и предприимчивой из них.

— Акулина, я хочу передать трактир вам. Со всем, что в нем есть. И с одним условием.

Женщина замерла, ее глаза расширились от неверия.

— Мне-то? Да я, Марья… то есть, леди… я не…

— Вы справлялись, когда я лежала без памяти, — мягко прервала я ее. — Вы знаете, как здесь все устроено. Условие одно: вы будете варить мое светлое пиво. Тот самый рецепт. Чтобы люди знали — здесь по-прежнему подают лучшее пиво в округе.

Я достала из складок платья небольшой, аккуратно сложенный листок. На нем был выведен тот самый рецепт, который я когда-то рассчитала с точностью химика. Я вложила его в ее огрубевшие пальцы.

— Здесь всё: пропорции, температура, время. Следуйте ему, и у вас всегда будет очередь.

Акулина смотрела то на меня, то на бумагу, и по ее щекам текли слезы. Она не вытирала их.

— Да я… да я тебя в гробу видела, хозяйка! Думала, сгинула ты в городе… А ты… — она сжала рецепт в кулаке, как драгоценность. — Спасибо. Не подведу.

Затем я повернулась к Геннадию.

— М-р Геннадий, я знаю, что артефакты в трактире давно требуют внимания. — Я протянула ему небольшой, туго набитый кошелек. — Это на реконструкцию. Чтобы починить холодильный камень, освещение… чтобы здесь было светло и надежно.

Артефактчик взял кошелек, тяжело сглотнув. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Фрол стоял в стороне, его руки были скрещены на груди.

— А мне-то что? Надгробие для трактира заказать? — буркнул он, но в его глазах я увидела не злость, а нечто похожее на уважение.

— Вам, м-р Фрол, — я улыбнулась, — я заказываю новую вывеску. Чтобы была видна издалека. И прочную. Чтобы служила долго.

Уголки его губ дрогнули в подобии усмешки. Он кивнул.

— Сделаю. Не первая.

Кален, наблюдавший за этой сценой молча, стоял чуть поодаль. Я видела его взгляд — он был пристальным и… гордым. Он видел не аристократку, раздающую милостыню, а человека, закрывающего свои долги чести.

Я обвела взглядом собравшихся.

— Этот трактир был моим домом. И я хочу, чтобы он оставался домом для других. Чтобы здесь пахло хлебом и пивом, чтобы здесь находили приют и помощь. Потому что иногда чашка хорошего пива и доброе слово — лучшее лекарство.

Прощание было коротким. Слишком много эмоций витало в воздухе. Когда мы садились в карету, Акулина, все еще сжимая в руке рецепт, крикнула мне вдогонку:

— Приезжай как-нибудь! Угощу твоим же пивом!

Я махнула ей в ответ, и дверца захлопнулась. Карета тронулась.

Мы ехали молча. Я смотрела в окно, провожая взглядом знакомые домики, и чувствовала, как с души спадает тяжесть. Я сделала то, что должна была сделать. Я закрыла круг.

Кален взял мою руку и крепко сжал ее.

— Ты поступила правильно, — сказал он тихо.

— Я знаю, — ответила я, глядя на убегающую дорогу. — Теперь можно двигаться дальше.

Трактир «У Степана» остался позади. Но его дух, его сила и его светлое пиво будут жить. А у меня впереди была новая жизнь, новое поместье, новая лечебница и человек, чья рука в моей была самым верным доказательством того, что будущее может быть счастливым.

Эпилог

Шесть месяцев спустя. Стальград.

Воздух в просторном кабинете главного врача лечебницы «У Степана» был свеж, пахнет не антисептиком, а свежей краской, новым деревом и легким ароматом лаванды. Я сидела за своим столом, просматривая отчеты. За окном кипела жизнь промышленного квартала, а здесь, внутри, царил островок спокойствия и надежды.