Время замедлилось. Я почувствовала, как падаю назад, и инстинктивно зажмурилась, готовясь к удару о твердый каменный пол.

Но удар не последовал.

Вместо этого сильная, уверенная рука обхватила меня за талию, резко прервав падение. Другая легла мне на плечо, стабилизируя. Я оказалась прижата к чему-то твердому и неожиданно… теплому. К его груди.

Я застыла, не в силах пошевелиться. Сквозь тонкую ткань его мундира и моего платья я чувствовала жар его кожи, слышала ровный, чуть учащенный стук его сердца. От него пахло остывающим камнем, озоном и чем-то еще… древесным и терпким, как дорогой парфюм.

Я подняла на него глаза. Его лицо было совсем близко. Слишком близко. В его обычно ледяных глазах плескалось что-то темное, стремительное, почти… потрясенное. Его пальцы все еще впивались в мой бок, и это прикосновение обжигало, как раскаленный металл.

Мы замерли в этой немой, неловкой позе, нарушая все возможные дистанции — как служебные, так и личные. Воздух между нами сгустился, стал густым и сладким, как мед. Я видела каждую ресницу, обрамляющую его бледные глаза, каждую морщинку у губ, обычно сжатых в строгую линию.

— Вы… — его голос прозвучал хрипло, и он резко, почти отбросил меня от себя, как будто обжегся. Я едва удержалась на ногах, хватая ртом воздух. — Будьте осторожнее, — закончил он, отводя взгляд. Его щеки, казалось, покрылись легким румянцем.

— Я… — я попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Вся моя язвительность куда-то испарилась, оставив лишь странную, трепещущую пустоту внутри.

Он отвернулся, резким движением поправив складки на своем безупречном плаще. Его спина была напряжена, как у кота, готовящегося к прыжку.

— Отчет, — снова произнес он, уже своим обычным, холодным тоном, но в нем проскальзывала какая-то надтреснутость. — Принесете завтра утром. В отделение.

И, не сказав больше ни слова, он вышел, оставив меня одну в центре комнаты. Дверь закрылась за ним с тихим, но окончательным щелчком.

Я медленно опустилась на ближайший табурет, все еще чувствуя на талии жгучий отпечаток его пальцев. Воздух в аптечной все еще вибрировал от его присутствия, а в памяти стоял образ его глаз — не холодных и оценивающих, а растерянных и по-настоящему живых. И что это было черт возьми! К этому я совсем не была готова…

Это было уже не просто противостояние. Между нами пробежала искра, опасная и непредсказуемая. И я, и он это почувствовали. И теперь нам обоим предстояло решить, что с этим делать.

На следующее утро я проснулась с ощущением, будто провела ночь не в кровати, а на раскаленной сковороде. Образ Калена — его близкое лицо, растерянный взгляд, жар его рук — преследовал меня даже во сне. Я злилась на саму себя. Что это было? Мимолетная слабость? Профессиональная деформация — интерес к сложному «пациенту»? Или нечто большее, о чем я боялась даже думать?

Явиться к нему в отделение с отчетом было последним, чего мне хотелось. Но отступать было не в моих правилах. Я надела самое простое и строгое платье, собрала волосы в тугой узел и, стараясь придать лицу бесстрастное выражение патологоанатома, отправилась в путь в сопровождении мрачноватого Гарса.

Меня провели в его кабинет. Он сидел за столом, уткнувшись в какие-то бумаги. На сей раз он даже не поднял головы, когда я вошла.

— Отчет, — сказала я, кладя папку на край стола.

— Положите там, — он махнул рукой в сторону свободного стула, не глядя.

Воздух в кабинете был ледяным, и дело было не в магии, а в натянутой, неловкой тишине. Он делал вид, что я — просто очередной курьер. И я понимала, что это — его защитная реакция. Так же, как и моя холодность.

Я уже развернулась, чтобы уйти, когда он наконец заговорил, все так же глядя в бумаги:

— Ваша… родственница. Алиана аль Морс. Она подавала заявление в городской совет с просьбой разыскать пропавшую племянницу и поместить ее под опеку семьи ввиду… нестабильного психического состояния.

Я застыла на месте, сжав кулаки. Так вот как она решила действовать.

— И что же? — спросила я, и голос мой прозвучал резче, чем я хотела. — Вы собираетесь удовлетворить ее просьбу? Передать меня, ценного свидетеля и «помощника», в руки семьи, которая считает меня сумасшедшей?

Он наконец поднял на меня взгляд. Его глаза были снова холодны и непроницаемы.

— Нет, — коротко ответил он. — Я отклонил ходатайство. Сославшись на то, что вы являетесь ключевой фигурой в ongoing расследовании и ваше местонахождение является служебной информацией.

От неожиданности во мне что-то дрогнуло. Он меня защитил. Не как женщину, а как… ресурс. Но защитил.

— О… Спасибо, — с трудом выдавила я.

— Не стоит, — он откинулся на спинку кресла, и в его взгляде снова появился знакомый аналитический блеск. — Ваша тетя упомянула кое-что интересное. О вашем… детстве. Вы, оказывается, проявляли незаурядный интерес к библиотеке отца. В частности, к фолиантам по древней алхимии и токсикологии.

Ледяная рука сжала мое сердце. Вот оно. Он снова собирает пазл, и кусочки моего прошлого идеально в него ложились.

— Детские увлечения, — пожала я плечами, стараясь выглядеть равнодушной. — Тогда мне нравились сказки про зелья и драконов.

— Сказки, — он повторил с легкой усмешкой. — «Трактат о ядах южных болот» и «Семиглавый кодекс алхимических превращений» — довольно мрачные сказки для юной барышни.

Он знал названия. Он уже проверил.

— Что вы хотите этим сказать, следователь? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — Что я с детства готовилась стать серийной убийцей? Что мой побег из семьи и жизнь в нищете — это лишь сложный ход, чтобы замести следы?

Он не отвечал, просто смотрел на меня. И в его взгляде не было прежней уверенности. Было тяжелое, сложное раздумье.

— Я хочу сказать, что вы — самая сложная головоломка, которая когда-либо попадалась мне на пути, — наконец произнес он тихо. — И с каждым днем она становится все запутаннее.

Мы снова смотрели друг на друга через стол. Но на этот раз между нами висело не враждебное молчание, а нечто иное. Напряженное, неудобное, но живое понимание того, что мы оба оказались в ловушке — он в расследовании, я в обстоятельствах. И единственный способ выбраться — это идти дальше, даже если путь лежит через тернии взаимных подозрений и… зарождающегося влечения.

— Если головоломка вас утомила, вы всегда можете отложить ее в сторону, — сказала я, поворачиваясь к двери.

— Нет, — его голос остановил меня. — Я всегда довожу начатое до конца.

В его словах прозвучала такая двусмысленная угроза и такое же обещание, что у меня по спине пробежали мурашки. Он не отпустит меня. Ни как подозреваемую, ни как… кого-то еще. Игра продолжалась, но правила в ней внезапно изменились.

Прошло несколько дней. Я пыталась погрузиться в работу, но мысли возвращались к тому разговору в кабинете. Его слова «я всегда довожу начатое до конца» висели в воздухе звенящей угрозой и смутным обещанием. Он не отступал. И я чувствовала, как почва уходит из-под ног — он знал слишком много, и с каждым днем я все меньше походила в его глазах на невинную жертву обстоятельств.

Однажды под вечер, когда я заканчивала составлять отчет для Борга, в лечебницу вбежал запыхавшийся гонец из гильдии артефактщиков.

— Срочно требуется помощь! На складе у Старых Доков — обрушение! Десятки раненых!

Борг, не раздумывая, схватил свою сумку.

— Труннодини, с нами! Гарс, Лорд, вас тоже прошу — понадобятся сильные руки.

Мы помчались через город. У Старых Доков царил хаос. Из-под обломков каменной кладки и исковерканных металлических балок доносились стоны. Воздух был густ от пыли и запаха гари. Стража и горожане уже разбирали завалы.

Я забыла обо всем — о Калене, о прошлом, об убийстве. Сейчас я была просто врачом. Мы с Боргом организовали импровизированный пункт помощи. Он брал сложные переломы и магические травмы, я — все остальное: рваные раны, ушибы, шок.