— Был какой-то глобальный катаклизм, — осторожно начала Лин. — Огонь с неба, каменный дождь и все в таком духе. И один мир раскололся на два, хотя это как-то… — она запнулась, вспомнив гнетущий ужас, охвативший ее на месте раскола, или бреши, или что там такое в Трущобах было. — Как-то не укладывается в голове, но это правда. Два отдельных мира, каждый из которых выживал после катастрофы своим путем. В… — она чуть не сказала «в вашем мире», спохватившись в последний момент: — В Ишвасе тогда погибли почти все анхи, я так слышала. Что поставило на грань вымирания уже всех, потому что некому было рожать. Именно тогда анх стали запирать по сералям и вообще слишком беречь.
— «Слишком»? — поднял брови Джанах.
— Я думаю, да, — решительно ответила Лин. — Так, как берегут не людей, а драгоценности в сокровищницах. Сдувая пылинки, обеспечивая всем, но не спрашивая о желаниях. Не позволяя рисковать. Оставив им единственное предназначение.
— Не всех берегут, — вдруг вмешалась Хесса. — Не знаю, как раньше, но сейчас — точно не всех. Сералей на всех не хватит. Поэтому в сераль попадают знатные, с хорошей родословной, и это… милость, а не данность. Бывают, конечно, исключения… — Хесса смутилась и опустила голову.
— Такие, как вы, например? — спросил Джанах. В его вопросе не было ни издевки, ни неприязни, простая констатация факта. Хесса молча кивнула.
— Ситуация изменилась очень давно. Поначалу, после Краха, вы правы, Лин, анх ценили больше собственной жизни. Выжившие объединились в семь великих кланов.
Главы каждого из этих семи — великие предки, о которых вы наверняка наслышаны, потому что поминают их все так или иначе в любое время суток. Они и стали основателями семи великих родов. Нынешние владыки — их потомки. И в каждом великом клане, представьте себе, было меньше десяти анх. Осознаете ли вы размер катастрофы? Целый мир, пусть и уменьшившийся вдвое, и меньше сотни анх, часть из которых были бесплодны, часть — измучены и изувечены войной и всем, что последовало после. Древние законы необходимо было менять и пытаться выжить. Любыми способами.
— Меньше десяти на клан? — Лин оторопела. Это было даже хуже, чем у них с кродахами. И правда, грань вымирания, — Но подождите… Тогда получается, что в каждом лепестке все друг другу так или иначе родня.
— Так или иначе, — согласился Джанах. — Этого пытались избежать, разными способами. Именно с тех времен возникла традиция дарить анх. Анха, подаренная одним владыкой другому — великая милость, великий жест. Самый ценный дар. К слову, о Новейших законах владыки Асира. Теперь вам должно быть ясно, почему этот пункт остался неизменным даже в них. Это прошлое, о котором нельзя забывать.
Лин опустила голову.
— Я не думала об этом с такой точки зрения. Но все равно… не хотела бы я, чтобы меня дарили. Как будто вещь. Пусть даже хоть сто раз драгоценную.
— А стать анхой, которая сделает все, чтобы спасти мир и потомков, забыв о собственных интересах ради глобальной цели возрождения, хотели бы?
— Нет, — жестко ответила Лин. — Небо упаси. Но есть ситуации, когда твои личные интересы и желания ничего не значат, и ты сама это понимаешь. В таком случае я бы сделала то, что должна. Но это было тогда, а сейчас? Острой необходимости давно нет.
— Никто не хочет повторения прошлого. — Джанах прошел к окну, остановился там и заговорил немного иначе, тише и задумчивее. — В чем величие этих «великих предков», можете спросить вы. Они сделали то, что и должны были сделать в тот момент, разве нет? А теперь представьте себя на месте любого из них. Самый старший, Даниф, основатель Имхары, был тогда на два года моложе нашего владыки. У него была супруга, владеющая мечом ничуть не хуже, чем хлыстом и кинжалами, и двое маленьких детей — кродах и анха. У него была Имхара — пустыня от горизонта до горизонта, сотня кродахов и почти столько же клиб. Ему пришлось запереть жену, прошедшую с ним через всю войну, вместе с остальными анхами клана, и содержать под непрестанным надзором, запретив ей все, что позволялось раньше, и отдавать ее своим советникам и всем отличившимся кродахам по очереди. Ему пришлось подарить дочь владыке только что образованного Баринтара и получить взамен его дочь. Ему пришлось строить свое государство из пепла, пожертвовав абсолютно всем, что было ему дорого. Им всем пришлось сделать это. Вы говорите, Лин, что не хотели бы. Думаю, многие из живших тогда тоже ничего подобного не хотели, но им пришлось. И многие принимали свою участь с гордостью и достоинством. Но не все.
Лин сжала кулаки. Она могла бы рассказать о зеркальном отражении того мира и того владыки с его женой. Об анхах, которые рисковали жизнями вместо своих кродахов. Которые отобрали у них право быть защитниками, потому что два-три кродаха на сотню анх — тоже смертельная грань, черта, за которой пусть не вымирание, но нечто не менее страшное — безумие. Которые отказались от самого понятия «мой кродах», и это тоже до сих пор не изменилось, хотя острой необходимости в таком давно нет.
— Отчаянные времена, — продолжал между тем Джанах. — Самоубийства и убийства, потому что далеко не все кродахи в то время могли отдать свою анху, и далеко не все анхи были готовы к таким жертвам. Но им, семерым, все-таки удалось построить новый мир из ничего. На развалинах, крови и слезах. Так было. А дальше… изменилось многое. И да, Лин, острой необходимости давно не существует, но, согласитесь, глобальные перемены не происходят в одно мгновение, если только для них нет глобальных причин вроде раскола мира. Множество поколений жило по законам того времени, они смягчались, иногда и вовсе забывались, но не те, что дают возможность кродахам править так, как им нравится. Несправедливо, скажете вы. Возможно, но в нашей истории была точка невозврата, и только благодаря тем кродахам мир еще существует. И только благодаря тем анхам мы сейчас разговариваем. Одно, к сожалению, невозможно без другого. Нынешние кродахи помнят об этом, но их устраивает текущее положение вещей. Почти всех. А у тех, кого не устраивает, недостаточно сил, чтобы противостоять остальным. Войны, как вам наверняка известно, в Ишвасе с тех пор под строжайшим запретом. А мирный путь всегда самый длинный.
— А я бы лучше так, как они, — глухо сказала Хесса. — Лучше подставляться куче кродахов и понимать, почему так и что на кону, и что от тебя зависит хрен знает сколько, чем быть игрушкой для ублюдков и знать, что твоя жизнь ничего не стоит.
Джанах обернулся, посмотрел на Хессу с интересом, подошел ближе.
— Вы ошибаетесь. Любая жизнь — ценность. Многие пытаются забыть об этом, но они неправы. Под нашим солнцем ничего не происходит просто так, поверьте. Мы не всегда осознаем, на что именно и как влияем, но мы и не должны. Есть силы и существа, которым виднее. Вот вы, Хесса, появились зачем-то на свет. Зачем? Для того, чтобы прожить эту жизнь так, как можете только вы и никто другой. И только вам давать отчет за свои действия. В первую очередь — перед собой. Я не мистик, и мне не свойственно выстраивать теории, основываясь на домыслах, но у легенды о Хранителях есть истоки. Исторические истоки, с доказательствами. А значит, за этим миром, за нами всеми присматривают те, кому виднее. И вполне возможно, что они присматривают и за мной, и за вами, Хесса. Один раз наш мир уже разочаровал их, и я не удивлюсь, если однажды история повторится. И будет ли ее финал таким, как в прошлый раз — относительно счастливым, зависит и от нас с вами, не так ли?
«История повторится», — эхом отозвалось в мыслях Лин, морозом продрало по коже. Разве она не повторяется — сейчас? Откуда-то ведь взялась та брешь. И кто знает, чем бы все закончилось для обоих миров, не попади Лин к Асиру? Владыка мог бы до последних мгновений не знать о появившейся прорехе между мирами. Оба мира, люди обоих миров, могли бы в свои последние мгновения так и не понять, что происходит.
Она чуть не рассмеялась от внезапной мысли: выходит, гребаный сынок Пузана, за которым агент Линтариена отправилась в Трущобы, чуть ли не спаситель мира. Потому что если бы он не гульнул со всей своей дури, не обозлил бы трущобных так, что его решили кокнуть, то и Лин бы не столкнули в тот водопад.
