Запутавшись между этими двумя вопросами, плавясь от запаха, обмирая от собственного бесстыдного нахальства, она сказала третье:
— Хочу дальше. Хочу, чтобы ты меня взял. Хватит ждать.
— Ляг на бок, спиной ко мне, — велел Асир.
Лин послушалась, плохо понимая, зачем на бок. Казалось необходимым смотреть в лицо, на знакомый изгиб губ, видеть темный взгляд из-под таких же темных ресниц. Хотелось провести по ним кончиком пальца, почувствовать щекочущее прикосновение. Она ведь не сможет ничего этого, если спиной и на бок.
Но когда Асир прижался сзади, накрывая ладонью бедро, сгибая ногу Лин в колене, все как-то сразу стало правильным.
Она почувствовала губы на шее, язык, твердый и горячий, а потом пальцы. Вздрогнула — не от страха, не от боли, — от предвкушения. Она ведь думала об этом, пробовала, представляла. По позвоночнику прокатился жар. Асир не медлил, пальцы мягко, уверенно погружались все глубже, и Лин приоткрыла рот, задышала чаще.
— Вот так, — сказал он, обдавая влажным теплом ухо. Лин вцепилась в одеяло — то было под ними, жаркое и мягкое, комкалось и проминалось. Пальцы замерли, а потом… пошевелились внутри, задвигались плавно, и Лин зажмурилась, кончая. Ее уносило, но теперь не в мутное и страшное безумие, не в боль, а в наслаждение — новое, незнакомое, потому что все фантазии оказались лишь бледной тенью того, что происходило сейчас.
И все-таки это было неправильным, нечестным, и Лин, извернувшись, сжавшись вокруг пальцев и едва не кончив снова, спросила:
— А ты?
У Асира дрогнули губы. Он рассмеялся, незнакомо, волнующе, снова пошевелил пальцами, посылая по всему телу Лин неконтролируемую дрожь и удовольствие, от которого хотелось развести ноги шире, прогнуться, с жадностью ловя каждое движение. И принять… не только пальцы.
— Это самое начало. Я получу свое, не бойся. Уже получаю. Ты даже не представляешь, сколько граней у наслаждения.
Лин прикрыла глаза и глубоко, счастливо вздохнула. Раз так, раз все правильно… Дыхание Асира коснулось лица, губ, пальцы двинулись наружу — совсем немного, но Лин застонала и сжала ноги, протестуя, и Асир вновь погрузил их внутрь и пошевелил, одновременно обводя языком губы Лин — снаружи, а потом и изнутри.
Это двойное удовольствие заставило сжаться еще сильней и застонать, отдалось сладкой пульсацией внутри. Лин шевельнула бедрами, чтобы почувствовать лучше, еще ярче и слаще, ее движение совпало с новым движением пальцев — так удивительно хорошо, так волнующе и возбуждающе, так… на самой-самой грани.
— Еще, — попросила она, вновь двинув бедрами, — сделай так снова.
И Асир сделал… что-то такое, от чего Лин выгнуло и тряхнуло, и она сжалась и напряглась, вцепившись одной рукой в горячее, мокрое одеяло, а другую закинув Асиру на шею. Теперь чужие пальцы внутри нее ощущались очень сильно. Туго, плотно. Не верилось, что они могут еще и шевелиться, но — шевелились, и каждое движение, слегка болезненное, распирающее, вырывало у нее короткий стон. Наверное, надо было сказать, что ей нравится, что это хорошо и приятно, а то вдруг владыка решит, что ей слишком больно, и прекратит? Но на что-то внятное, на слова, а не стоны, не оставалось сил. Единственное, что она смогла — вцепиться в Асира, когда тот начал вынимать пальцы. А сказать «не надо» — уже не смогла. Потому что шумело в ушах и плыло перед глазами, и она чувствовала сразу столько всего — и жажду, и слабость, и желание продолжать, и утомление… Сосредоточиться на чем-то одном никак не получалось.
— Расслабься, — велел он, — разведи ноги. Не зажимайся.
У нее не получалось. Дрожь сменялась судорогами, пульсация нарастала, теперь это даже немного пугало — Лин не ожидала, что ощущения будут настолько сильными. Не думала, что пальцы способны доставить такое удовольствие, от которого хочется кричать и просить еще, и уносит чуть ли не в оргазм. Или это и есть оргазм?
Немного отпустило только когда владыка поцеловал ее снова. Лин дышала им, принимала его мягкие, почти умиротворяющие движения губ. И наконец смогла разжать ноги и дать ему вынуть пальцы.
Внутри стало пусто. Хотя дрожь и пульсация все равно продолжались, и кровь так шумела в ушах, что голоса слышались словно из-под воды, она не понимала слов, не понимала, чьи это голоса — кроме владыки, конечно.
Он склонился над ней низко-низко, но ничего не сказал, только зачем-то обнюхал. Тронул губами кожу возле уха, и Лин подбросило, как от разряда тока. Она жадно дышала и ждала — так ждала, чтобы он снова засунул в нее пальцы, или даже…
Это «даже» немного пугало, но манило. Как будто Лин только что была почти целой, а теперь… теперь хочет стать целой по-настоящему.
Асир взял ее за плечи, потянул, укладывая на спину. Сказал негромко:
— Ты получишь все, что хочешь. Не бойся.
Мягко, плавно согнул и развел в стороны ее ноги. Нависал над ней — большой, мощный, обволакивал густым, зовущим, властным запахом. Лин сглотнула и облизнула губы. Волновалась.
— Сейчас? — спросила шепотом.
Вместо ответа он провел пальцами между ее ног, и… Показалось, в нее толкнулись сразу все, как будто… проверяя? растягивая? С нажимом обвел по кругу, изнутри, вынул, и тут же…
Большое, горячее. Вошло совсем неглубоко, но настолько туго, что перехватило дыхание. Распирало до темноты в глазах. Уже все? Нет, наверняка пока только головка. Отчего-то вдруг вспомнились слова Лалии, о том, что члены кродахов могут быть очень большими. В тот единственный раз, когда мельком видела член владыки… он тогда не был возбужден, разве что немного. И то казался большим.
Но все равно она хотела. Не боялась, хотя какая-то трезвая, разумная ее часть считала, что повод для страха есть. Но сейчас вела не та трезвая, разумная, не агент Линтариена. Внутренний зверь рвался на поверхность, и Лин не могла его удержать. Да и не пыталась. Он знал, чего хочет, но разве она не хотела того же? Они оба долго этого ждали.
Лин подалась навстречу и замерла, пытаясь не дрожать. Не получалось. Слишком много… слишком необычно и странно.
— Дыши, — сдавленно сказал Асир. — Дыши и расслабься. Тебе ведь не больно?
— Нет, — Лин заставила себя вдохнуть и выдохнуть на счет, плавно и размеренно. Дышать. Расслабиться. Если у нее не получится, Асир не станет… не станет дальше, — Не больно, только странно, — она закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям, привыкая. — Как будто слишком много и мало одновременно.
— Мало — это ненадолго.
Ладонь Асира легла на живот, поглаживала медленно и мягко, и так же медленно Лин переполняло изнутри. Член входил все глубже и глубже, распирая. Лин стискивала одеяло, шире разводила ноги, словно это могло помочь. Горло перехватывало от подступающих стонов или даже… больше, чем стонов. Незнакомое ощущение абсолютной зависимости сначало напугало, а потом обрушилось понимание — она этого хочет. Она сама, не только ее внутренний зверь. Хочет сейчас принадлежать вот так — всей собой, хочет чувствовать в себе этот член, хочет кончать на нем постоянно. Всегда. Она попробовала пошевелиться, ответить Асиру хоть как-то — податься навстречу, или хотя бы потянуться за поцелуем, Но член сидел так плотно, так туго, что она вообще не могла двинуться. Как будто парализовало все мышцы. Хотя нет. Как будто все мышцы натянулись струнами и напряглись в максимальном натяжении, еще немного — и лопнут.
Асир сдвинул ладонь ниже, провел между полностью раскрытыми, натянутыми складочками, и Лин закричала, запрокинув голову, чувствуя, как снова сжимается и жарко пульсирует внутри, от входа до какой-то невообразимой глубины.
Ее трясло, выгибало и скручивало самым долгим, ярким и мучительным за сегодня оргазмом. Мучительным не от боли, а от неутоленного желания, от новых ощущений, от наслаждения, которого сейчас тоже было — слишком много и мало одновременно. Асир остановился, а Лин лежала, всхлипывая и пытаясь отдышаться, чувствовала в себе его твердый член, наверняка не вошедший даже наполовину, и со сладким, томительным ужасом понимала, что не успокоится, пока не получит его весь, целиком, в себя.