Рассказ постепенно набирал обороты, словно она наконец-то могла дать волю своим чувствам.

— Я так хотела доказать им, что достойна быть среди них, что могу быть такой же сильной, как они. Я выбрала самый сложный ритуал из всех, которые только знала. Думала, что это покажет им, на что я способна.

Аксинья закрыла лицо руками, пытаясь сдержать рыдания.

— Но всё пошло не так. Магия вышла из-под контроля. Заклинание превратилось в неуправляемую стихию. Я видела ужас в их глазах, когда они поняли, что происходит что-то страшное. Они пытались остановить меня, но было уже поздно.

Она подняла глаза на Игната. В его взгляде не было ни осуждения, ни жалости — только глубокое понимание и сила, которая словно обволакивала её, давая ощущение безопасности. Его присутствие было как скала — непоколебимое, надёжное, вселяющее уверенность.

— Теперь каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу их лица, — прошептала она. — Слышу их крики. Чувствую, как магия рвётся из-под контроля…

Игнат молчал, пальцы слегка постукивали по столу, создавая ритмичный, успокаивающий звук.

— Я убила их, — наконец произнесла она, и эти слова повисли в воздухе тяжёлым грузом. — Или почти убила. Они выжили, но их жизни уже никогда не будут прежними.

В комнате снова повисла тишина, но теперь она была другой — тяжёлой, пропитанной болью и виной.

— С той поры я не могу колдовать, — тихо добавила Аксинья. — Каждый раз, когда я пытаюсь, прошлое наваливается на меня всей своей тяжестью.

Игнат наклонился вперёд, взгляд стал более внимательным, почти изучающим. В глазах мелькнуло что-то, что заставило пациентку почувствовать: он понимает её боль глубже, чем кто-либо другой.

— Расскажи мне подробнее о том дне, — попросил он мягким, но властным голосом. — Каждая деталь может быть важна.

Аксинья глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы рассказать свою историю до конца.

— Это было полнолуние, — начала она. — Мы собрались в старом храме на окраине леса. Луна светила так ярко, что казалось, будто она хочет запечатлеть каждый наш шаг. Я чувствовала себя такой уверенной, такой могущественной…

Ей вспомнился тот роковой момент.

— А потом всё пошло наперекосяк, — тихо молвила она. — Магия начала искриться, вырываться из-под контроля. Я видела, как заклинания переплетались, создавая что-то совершенно неуправляемое.

Игнат слушал, не перебивая. Она сглотнула ком в горле.

— Сначала искры были золотистыми, как обычно, но потом… потом они стали чёрными, словно поглощали свет. Заклинание начало жить своей жизнью. Оно расползалось по залу, как ядовитый плющ, оплетая всё вокруг. Я видела, как мои сёстры по ковену отступают, их лица были полны ужаса…

Она замолчала, дыхание стало прерывистым.

— А потом… — она осипла, — потом всё взорвалось. Магия превратилась в бурю, в настоящий шторм силы. Я чувствовала, как она рвётся из меня, как дикий зверь, пытающийся вырваться на свободу. Вы думаете, я недостойна быть ведьмой? — внезапно спросила Аксинья.

Она подняла глаза на Игната, и в этом взгляде читалась отчаянная надежда на понимание.

Игнат медленно наклонился вперёд.

— Нет. Я вижу страх, глубокий, всепоглощающий страх. Но я также вижу силу, которая намного больше этого страха. Твой дар никуда не делся. Она просто прячется, защищаясь от боли и вины.

Его слова повисли в воздухе, словно тяжёлые капли дождя.

— Ты думаешь, что потеряла контроль, — продолжил Игнат, — но на самом деле ты столкнулась с силой, которая намного больше тебя. Это не слабость — это урок. Урок того, что даже самая могущественная магия требует уважения и понимания.

— Но я причинила им боль, — пробовала спорить она. — Я могла их убить.

— Ты выжила, — спокойно ответил парапсихолог. — И это даёт тебе шанс всё исправить. Шанс научиться контролировать свою силу, а не позволять ей контролировать тебя.

Его слова звучали как величественный гимн, проникая в самое сердце пациентки, заставляя её задуматься о том, что действительно важно.

— Твоя сила — это дар, — произнёс Игнат. — И ты научишься использовать её правильно. Не потому, что ты должна кому-то что-то доказать, а потому, что это твоя природа, твоя сущность.

Когда сеанс подошёл к концу, а дверь за ведьмой закрылась, он встал, прошёлся по кабинету и уверенной поступью направился в комнату отдыха для персонала.

Норовистая девчонка сидела на столе, болтала в воздухе потрясающе стройными ногами и вальяжно попивала кофе из кружки. Игнат не поздоровался, прошёл мимо к кофейному аппарату.

— Всем мозг выполоскал? — надменно спросила Кира, уязвлённая его безразличием.

— Хочешь предложить себя?

— Мечтай больше, — фыркнула девица, спрыгнула со стола и пристроилась позади, якобы добавить молочную пенку в чашку.

— Я живу реальностью, а не фантазиями, — молвил он, не оборачиваясь. — А как у тебя с этим?

— С чем? — нахмурилась блондинка, чувствуя себя так, будто упустила львиную долю диалога.

— С жизнью в реальности. Всем ли довольна?

Игнат наполнил чашку ароматным эспрессо и медленно повернулся. Кира невольно отступила на шаг, зло прищурилась.

— Тебе-то какое дело?

— Мне? — лениво помешивая кофе, переспросил он. — Ровно никакого, но если женщина впадает в беспричинную агрессию, во мне невольно просыпается мозгоправ. Хочешь, разъясню, почему ты кидаешься на людей?

Красотка вздёрнула носик.

— Была охота лапшу с ушей снимать.

— Вся твоя злоба исходит от неудовлетворённого желания, — шепнул на ухо Игнат, лишь на секунду задержавшись рядом с задирой.

— В сексопатологи метишь, а, Сенсей? — яростно бросила она в спину.

— Я не о сексе говорил, если что, но у кого что болит, — он хохотнул и чинно прошествовал к себе в кабинет, прекрасно зная, что насладиться кофе в одиночестве ему не удастся.

Секунду спустя в дверь ломанулась Кира, разъярённая, что твой испанский бык.

— Как меня достали твои выкрутасы! Заруби себе на носу, ты, кровосос шелудивый, — она подлетела к мужчине и ткнула его двумя сложенными пальцами в грудь, — не лезь в мою голову! Ты ни черта обо мне не знаешь!

Игнат склонил голову набок.

— Вот как? Это не ты таскаешься по людям, вместо того чтобы найти ровню среди своих?

Хлоп! Голова Игната вильнула влево, а тяжёлая рука Киры оставила алый след от пощёчины на правой щеке.

— Не твоё пёсье дело, где, когда и с кем я, понял?

Он сцепил челюсти. Смерил её насмешливым взглядом.

Она из чистого упрямства продолжала таращиться в ответ и с каждым мгновением смирела всё больше, пока, наконец, не стушевалась настолько, что отвела взгляд.

— А может я хочу, чтобы оно было моим, — обронил Игнат словно невзначай и долго смотрел вслед отчаянно улепётывающей девице.

Вот нравилась она ему, зверски нравилась. Но как обуздать необъезженную кобылку, коли та мнит себя бесценным единорогом? Об этом он не имел ни малейшего понятия.

Сеансы с Игнатом превратились в изнурительное, но необходимое путешествие вглубь тёмных уголков души Аксиньи. Каждый их разговор был словно спуск в пещеру, где таились её страхи и травмы, а стены кабинета, казалось, хранили эхо её боли.

В этот день она пришла более спокойной, но напряжение всё равно читалось в каждой линии тела. Пальцы нервно теребили край рукава, а глаза постоянно скользили по витражам, избегая прямого взгляда Игната. Она села в кресло, сложив руки на коленях, словно пытаясь защититься от собственных воспоминаний.

— Сегодня я снова пыталась практиковать, — начала тихим голосом. — Всего лишь простое заклинание света, но…

Игнат поднял руку, останавливая её. Его глаза, глубокие и пронзительные, смотрели прямо в душу, словно видя все тайны.

— Расскажи мне всё, — произнёс он своим глубоким голосом.

Пациентка закрыла глаза, вспоминая. Дыхание стало прерывистым, а пальцы сжались в кулаки.

— Как только я начала произносить слова заклинания, передо мной возникли их лица, и глаза, полные ужаса, а крики… Они словно вернулись, преследуя меня. Я почувствовала, как магия начинает выходить из-под контроля, как тогда.