В памяти всплыло лицо парня, которого он еще несколько часов назад искренне считал своим если не другом, то близким приятелем. Летняя практика в ольтенских степях, молодое вино лилось рекой, а дальше — правдивость поговорки об уме трезвого и языке пьяного…из-за чего они повздорили? Из-за какой-то глупости, наверняка, и скорее всего, не вспомнили бы о ней на следующее утро, если бы не те несколько слов, неосторожно сорвавшихся. «Что, подашься в доносчики, как старший братец, да?» И двадцатилетний тогда Карел Малло счел, что в некоторых случаях слова просто неприменимы.

— Правда, он тоже не остался в долгу, — продолжил молодой человек. — В лазарет мне и передали требование попечительского совета Ипсвика…

— …принести извинения или покинуть Университет, — закончила за него Юлия. — Мы пытались его отговорить, не хотели, чтобы он губил свое будущее. Ведь он был в числе лучших студентов на историческом факультете. Ференц тогда начал работать и с него глаз не спускали, — она усмехнулась, вспоминая, — не иначе, переживали, не побежит ли он сразу на улицу Симона. А лабораторию доверили только через год, кажется…

— Через полтора, — вздохнул брат. — Когда доказал свою благонадежность.

— Вас, Малло, если не ошибаюсь, еще на четвертом курсе отметили, — припомнил Марк. — Со мной даже беседовали представители Службы, интересовались на ваш счет. Правда, я тогда понятия не имел, что есть такие побочные обстоятельства, как родство с Джарвисом, да еще и столь близкое…

— Когда мне сделали предложение поступить на службу государству, я тоже сперва растерялся, — подхватил Ференц. — Но из двух вариантов — либо это, либо преподавание в университете — второй наводил на меня ужас. Не всем дано ваше мужество, профессор…

Марк почувствовал, что начинает краснеть — оставалось только надеяться, что это удастся оправдать действием вина, а не смущением. Герент заявил, что в Ольтене всегда всё усложняют, и что такая глупость никогда не стала бы препятствием в Аркадии. В ответ на это Ференц назвал Пауля провокатором, а тот ухмыльнулся и предложил очередной тост — за патриотизм.

Тонкий комариный писк заполнил вдруг воздух, у всех противно заныло в висках. Джарвис ругнулся вполголоса и встал из-за стола. Ференц последовал за дядей. Два мага остановились у дверей в библиотеку, где располагался основной узел защитного заклинания, и принялись колдовать. Марк отодвинул и немного развернул кресло, чтобы лучше было видно работу бывшего студента. Юлия сидела напротив и смотрела на брата столь же ревниво, Карел откровенно зевал, аркадийцы заворожено следили за работой мага.

— Усилил защиту, — пояснил Ференц, возвращаясь на место. — И что они никак не уймутся? Нашли же вы местечко, господин Герент…

— Нашел не я, — ответил тот. — И устроил здесь эту — как вы выразились, господин профессор, аномалию? — тоже не я. Сколько у нас еще времени до рассвета?

— Часа четыре, думаю, — сказал Джарвис. Бесполезный пока хронометр он снял с руки и засунул в карман. — Продержимся. Герой должен провести три ночи в заколдованном месте, чтобы получить награду. Нам, к счастью, хватит и одной.

— Слушайте, Герент, — неожиданно для самого себя позвал Марк, — расскажите про шкатулку. Интересно же узнать, из-за чего мы все тут жизнью рискуем. Да и время скоротаем.

— Я не мастак рассказывать сказки. Может, господин репортер справится лучше? Или младший господин Малло?

— Я так глубоко этот вопрос в историческом аспекте не изучал, — Андрэ вернул Паулю улыбку, незаметно извлекая из кармана карандаш и раскрывая под столом на колене блокнот — он давно уже поднаторел в искусстве делать заметки в самых разных условиях.

— Что-то подсказывает мне, что вы знакомы с этой историей лучше меня, — присоединился к Бенару Карел.

Пауль вздохнул и достал из кармана шкатулку. Щелкнула, открываясь, крышка, открывая всем собравшимся три предмета.

— Это реликвия времен Второй династии, расцвет империи хана Менгу. Примерно четыреста лет назад. Орда в пятьдесят тысяч человек сумела вырасти в огромное государство, покорившее треть континента. Они очень хорошо умели учиться, усваивая лучшее у покоренных народов. Мощнейшими политическими игроками тех времен считались Маркфурт и Шлезия, Вендора — на вторых ролях. Менгу Завоеватель расширил границы своей империи десятикратно с молчаливого попустительства сильных держав — их владения были далеко на севере, им не было дела до мелких стран, павших первыми. Но, покорив Галац, Брус и Обру, хан вторгся на территории Бора, где имел свой интерес уже Маркфурт. Почти двести тысяч человек армии, которым противостояло войско генерала Адукта Чеслава, раза в два меньше. Но недостаток в численности не помешал им разгромить хана. Кажется, это было первое крупное его поражение. Кроме того, Чеслав захватил в плен старшего сына Менгу. Мальчишку увезли в Донат, это на самой границе нынешнего Маркфурта, чтобы потребовать за него выкуп…

Воображение слушателей откликнулось, рисуя перед мысленным взором картины прошлого, наверняка далекие от действительности, но красочные.

…Много всего повидали своды замка Донат за все те дни, что солнце освещало его стены. Форпост маркфуртской империи, резиденция самого Адукта Чеслава, лучшего полководца, какого рождала когда-либо эта земля.

Немолод Адукт, в волосах седины уже куда больше, чем смолы, лишь усы, длинные, висячие, все еще черны. Высок он ростом, силен. Золотое шитье да камни украшают одежду, сверкают перстни, будто бы не воин перед тобой, а купец богатый. Но обманчива личина эта, ой, обманчива — и ахнуть не успеешь, как вылетит из ножен сабля, сверкнет сталью, да и снесет с плеч дурную голову. А потом снова вернется назад, лишь каменьями дорогими на рукояти сияя презрительно.

Напротив Чеслава — пленник, мальчишка совсем. Патлы на лицо падают, в глазах узких огонь пылает, худые руки завернуты и связаны жестоко, не только веревками, еще и заклинаниями. Вот и маг стоит в углу — черный, недвижный, будто статуй, следит зорко за каждым вздохом мальчишки. Не простой пленник — старший сын самого Менгу, зверя кровавого, именем его же названный звереныш, маг невиданной силы. Только знает каждый воин: не так сила важна, как умение, а уж если сила, да с умением.… Было магов почти дюжина, все опытные, в боях проверенные, навалились вместе на ханского сына, запутали его заклятьями, поставили щиты-заслоны, чтобы не смел он их волей своей, как хозяйка сор сметает. Пятеро из них в живых осталось, кто потом мальчишку этого в Донат доставил. Ну а в замке — своя сила, здесь и такую мощь сдержать можно.

Смотрит Адукт на пленника, раздумывая: стоит ли сразу казнить, или сначала весть отцу его отправить? Все ж казнить — всегда успеется… «В подвал его!» — не говорит, а цедит слова полководец, сам же за стол садится, лист бумаги достает, перо заточенное в чернильницу обмакивает.

День проходит, открывается коробка каменная, где сидит в углу сын Менгу. Тяжелая дверь, железом обитая, да заговоренная — не снести её магией, не сорвать с петель, не первого колдуна здесь держат. Заходит туда Адукт, кривится, на звереныша глядя. «Что передать от тебя отцу?» «Была при мне шкатулка, дай мне ее» — медленно говорит, слова чужого языка с трудом подбирает. И верно — была, да отобрали. Но отчего же не дать? Маркфуртцы — народ щедрый! Нашли вещицу — красивая, серебряная, не иначе, трофей военный…а может, и подарок — гребень внутри лежит, да зеркальце маленькое, может, девушка дала на память, может, мать. Проверили вещицу маги, да не нашли ничего. Открыл её ханский сын, достал из-за голенища иголку толстую — и как просмотрели стражники? — да положил рядом, глаза прикрыл и замер так, словно окаменел. «Шутки шутишь, псов сын?» — разъярился Чеслав, тут открыл глаза мальчишка и ответил так: «Дай мне время на молитву». Молитва, хоть и проклятой веры — право святое.

Через час отправлял Адукт гонцов к Менгу с письмом да шкатулкой, что щенок сказал отцу передать. А вернувшись в замок, узнал, что Менгу, сын Менгу Кровавого, умер, и тело уже остыть успело…