На пожарище распоряжался высокий светловолосый парень в летней форме с сержантскими нашивками. Андрэ как раз прикидывал, как незаметно проскользнуть мимо него, но тут сержант обернулся.

— О нет! Снова вы, стервятники! — простонал он.

— Я тоже рад тебя видеть, Руди, — приветливо помахал рукой Андрэ. — Пропустишь?

— Не пропущу! — уперся сержант полиции Рудольф Синовац, давно оставивший попытки отучить приятеля от фамильярностей. — Нечего вам здесь делать! Вон отсюда и не сметь мешать полиции при исполнении служебных обязанностей!

— Поразительное совпадение, и мы тоже при исполнении, — вкрадчиво заметил репортер, приближаясь. — А тебе я тебе, кажется, задолжал пиво.

— Попытка подкупа официального лица? — многозначительно поднял бровь Руди. Андрэ ответил ему безмятежным взглядом, и еще секунду-другую они играли в гляделки, прежде чем сержант с тяжелым вздохом признал поражение: — Да проходи уже, все равно от вас, газетчиков, не спрятаться.

— Если хочешь, мы тебя тоже снимем на месте преступления, — предложил Бенар, пригибаясь и пролезая под оградительной лентой, за ним последовал фотограф, для которого ленту пришлось придержать. — И поставим в статью. Будешь живым воплощением нашей доблестной полиции, берегущей покой граждан.

— Да ну тебя… — отмахнулся сержант. — Не вижу, чем тут вам поживиться, дело ясное: пожар из-за неосторожности, бедолага задохнулся в дыму. Надеюсь, у него есть хотя бы кому похоронить останки по-человечески.

— А кто он был? — Андрэ осматривался, выхватывая взглядом детали и привычно уже начиная набрасывать в уме черновик будущей статьи.

Фрибес начал устанавливать штатив, тот держался ненадежно, постоянно клонился и норовил упасть на фотографа, но, наконец равновесие было найдено. Настала очередь громоздкой камеры.

Фотографией Титус Фрибес увлекался уже лет двадцать, с тех пор как юношей впервые попал на популярную лекцию в Летнем саду, где профессор из Ареццо рассказывал об оптических опытах и демонстрировал принцип работы фотографического аппарата. Потом были два года в портретном ателье, откуда Фрибес ушел без тени сожаления, чтобы присоединиться к экспедиции Штерна и Кавайчека. Его альбом с таежными снимками выиграл первую премию на Всемирной фотографический выставке, а когда в печати появилась авторская статья о натурных съемках, Большой Бен пригласил его войти в штат «Дня».

— Мелкая сошка, — вздохнул Руди. — Помощник архивариуса в Археологическом.

— Это где выставка керамики? — рассеянно отозвался Андрэ, искоса наблюдая, как коллега продолжает копошиться в огромном кофре, извлекая по очереди разнокалиберные линзы и раскладывая их вокруг себя.

— Понятия не имею. Его опознал хозяин дома, где он снимал квартиру. Вон он, причитает, что разорен и его бедным детям придется просить милостыню у церковных врат. Будто бы никто не знает про страховку, там кругленькая сумма, между прочим…

Щелкнул затвор. Вместе с большой прямоугольной коробкой с выпяченным объективом, трехногим штативом и черным покрывалом, из-под которого виднелась только нижняя половина спины вместе с ногами, Фрибес напоминал диковинного зверя. За редакцией числилось три стареньких фотографических аппарата, выпущенных еще в компании Зигеля, дорогущий «походный чемодан» для командировок за пределы Аркадии и три фотографа. Лабораторию для проявления пластинок и печати изображений на специальной бумаге оборудовали в подвале редакции.

— Так может, это и не несчастный случай? — загорелся репортер. — А что, если домовладелец сам устроил поджог ради этих денег? А парень, допустим, стал случайным свидетелем, и от него пришлось избавиться…

Сержант Синовац махнул рукой. Фрибес вынырнул из-под покрывала, бережно упаковал пластинку в кофр, снял камеру и перенес штатив в другое место. Все манипуляции повторились.

— Мы-то проверим. Только держу пари, все равно поставят на дело штамп «несчастный случай» и сдадут в архив. У нас летом пожары частенько случаются, сам знаешь.

Фрибес закончил работу и собрал оборудование, чтобы и дальше, пыхтя и поминутно чертыхаясь, тащить его к следующему пункту в списке воплощением самоотверженности и преданности долгу. Андрэ почувствовал укол совести: за день они посетили с полдюжины разнообразных мест, материала уже набралось достаточно на статью. Он только не решил пока, на чем делать акцент: напомнить, как важно быть бдительными, бичевать пороки общества, восхититься прекрасной работой городских служб или сразу засунуть всего понемногу и перемешать.

Так или иначе, решил Андрэ, свою работу на сегодня они выполнили, и отпустил фотографа. Конечно, напомнив, что как только будут готовы снимки — сразу же сообщить ему.

— Пиво, — напомнил он приятелю, но Руди покачал головой.

— Вечером, быть может, когда с дежурства уйду. А еще лучше — приходи к нам на ужин. Будем рады тебя видеть.

Андрэ усмехнулся.

— Без подарка неудобно, — сказал он. — А с наличностью у меня пока туго. Сначала нужен сенсационный репортаж, который прославит мое имя и принесет премию имени Гирша. Вот арестовал бы ты, к примеру, Пауля Герента? А я бы потом взял у него интервью.

Руди грустно усмехнулся.

— Пауль Герент открывает правой ногой дверь в кабинет нашего бургомистра, а левой ногой — в приемную великого князя Вильгельма, — сказал он. — Это Аркадия, Андрэ, здесь не берет только памятник Зурбану, и только потому, что он бюст и рук у него нет. Но если Герент исчезнет — на улицах начнется война, в которой крови будет больше, чем воды во время разливов в Приморье. И рад бы его упрятать за решетку до конца дней, но вряд ли это получится.

Аркадия была городом курортов, науки и культуры. И городом бандитов, воров и контрабандистов.

— Тогда вечером, — решил журналист. — Я угощаю.

Друзья пожали друг другу руки и разошлись, Руди Синовац — к себе в участок, писать рапорт и подшивать к делу свидетельские показания, Андрэ Бенар — обратно в редакцию.

Через заборы по пути перевешивались отягощенные фруктами ветки, словно испытывая моральную крепость прохожих. Противиться искушениям Андрэ умел плохо и сорвал пару ярко-оранжевых абрикос.

Было вкусно. Прищурившись, он окинул оценивающим взглядом соседние ветки: если сторожа нет, можно сорвать еще, все равно ведь упадут в дорожную пыль и станут пищей ос…

Криминальные замыслы разрушил местный мальчишка, едва не влетевший в Андрэ на бегу.

— Извините, господин хороший, — жизнерадостно крикнул он и продолжил свой путь… точнее, собрался продолжить, когда рука репортера крепко ухватила его за шиворот.

— Юноша, вам никогда не говорили, что воровать грешно?

Воришка дернулся и попытался отбрыкнуться, но Бенар мгновенно перехватил малолетнего преступника.

— Больно же! — завопил тот.

— Больно, — согласился Андрэ и требовательно протянул ладонь. — Мой бумажник?

Мальчишка шмыгнул носом, свободной рукой выудил откуда-то из-под рубашки кошелек и с мрачным видом сунул его в руку хозяину.

— Так-то лучше.

Пацан зыркал на него исподлобья, уже представляя, как этот господин сейчас возьмет его за ухо и оттащит прямиком в ближайший полицейский участок, но Андрэ осенила другая идея.

— Скажи-ка, ты ведь здешний? — спросил он.

Мальчишка посмотрел на него недоверчиво, явно прикидывая, насколько его ответ сыграет против него, но в итоге угрюмо кивнул.

— А вчерашний пожар видел?

— Ну да. Жалко господина Джарвиса, он мне когда-то черепки показывал, говорил, что они древние, тыщи лет им, мол, жутко важные. Только разбитый горшок — он и есть разбитый горшок, хоть ему тыща лет, хоть две. Хотя кто их разберет, ученых? Второй тоже сам не свой был до старины разной…

— Второй? — в пальцах Андрэ сверкнула монета.

* * *

Королевская академия наук

В фойе стоял непрекращающийся гул — говорили все и разом на какой-то чудовищной смеси языков. Над головой жужжали охладители воздуха, включенные на полную мощность, меж светил науки сновали официанты, предлагая лимонад.