— Всеволод Анатольевич, мое почтение, — стараюсь улыбаться, изображая своего в доску, а сам нервничаю. До чего там опека с полицией разговорят Екатерину Тимофеевну — неизвестно. А еще я очень боюсь, что не успею вернуться, и опека заберет Катю у бабушки.

— И вам не хворать, Евгений Александрович. Чем обязан? — мужчина отложил медицинские карты, что изучал, и сложил руки в замок, внимательно посмотрел на меня.

— В общем, тут такое дело, — я присел напротив Всеволода, хоть тот и не предлагал, и тоже внимательно посмотрел на мужчину, — мне нужно поместить в твое отделение ребенка.

— Хорошо, — кивает Михайлов и вопросительно смотрит на меня, вроде как ожидая продолжения.

— Это девочка вместе с мамой попала в ДТП сегодня на объездной, — объясняю.

— Да, все местные группы и новостная лента пестрят фотографиями с места происшествия, — кивает мужчина. — Ужасная авария. А почему к нам, а не в детскую больницу? У нас же только платное отделение.

— Маму забрали в тяжелом состоянии, ребенка сунули ей в скорую, — объясняю.

— Почему пришел ты договариваться? — Михайлов вопросительно приподнимает бровь и откидывается на спинку кресла.

— Девочке всего год с небольшим, — говорю главную причину, по которой нам отказала медсестра.

— И ты знаешь, что в наше отделение поступают только очень тяжелые дети и от трех лет. Ну, кроме того, что отделение еще и платное, но ты все равно пришел договариваться, — Всеволод поймал главное в этой ситуации и теперь ждал объяснений.

— Дело в том, что ребенка хочет забрать опека и поместить в детскую больницу. Но, сам понимаешь, у ребенка стресс, — я сомневаюсь: рассказывать ли все Михайлову.

— Это стандартная процедура, — кивает мужчина и ждет. — Ты собираешься рассказывать или так и будешь темнить? — усмехается Михайлов.

— Ты скажи, ребенка возьмешь или нет? — у меня звонит телефон. — Да. Собрались уже уходить? — звонит медсестра и говорит, что дама из опеки ругается с женщиной с ребенком на руках. Слышны и громкие голоса, и детский плач.

— Все так серьезно? — я киваю.

— Я могу потом объяснить? Опека с полицией пытается в настоящий момент забрать ребенка у бабушки, — встаю и направляюсь к выходу.

— Я с тобой, — отзывается Михайлов, а я удивленно смотрю на мужчину. — Не откажешься от помощи?

— Не откажусь, — выходим из кабинета, и спустя пару минут мы уже на моем этаже. В коридоре стоит Екатерина Тимофеевна, обнимающая ребенка. Девочка мертвой хваткой вцепилась в шею бабушке.

— Я ее бабушка и ребенка вам не отдам! — кричит на весь этаж Екатерина Тимофеевна. — Лучше бы у наркоманок и алкоголичек детей забирали, а не у нормальных матерей.

— Екатерина Тимофеевна, успокойтесь. Это временно и в интересах ребенка, — пытается успокоить женщину сотрудница полиции, в то время как дама из опеки пытается разжать детские ручонки, что вцепились в бабушку.

— Тем более вы не можете никак доказать, что являетесь бабушкой ребенка, — добавляет женщина.

— А у нас что, документы какие-то есть, где указываются бабушки и дедушки? Что за бред вы несете? — Екатерина Тимофеевна отчасти права, но и сотрудницы тоже выполняют свою работу. — Ребенок меня знает, и это самое важное доказательство.

— Дамы, тише, — я призываю всех к тишине. — Это больница.

— Женя, они хотят забрать Катюшу! — ко мне подскакивает Екатерина Тимофеевна и встает за моей спиной, а Михайлов удивленно приподнимает брови.

— Евгений Александрович, мы обязаны поместить ребенка в больницу. Вы сами сказали, что необходим дополнительный осмотр, — инспектор ПДН обращается ко мне, видимо, чтобы я как-то повлиял на Екатерину Тимофеевну.

— А чем вас наша больница не устраивает? — вдруг в разговор вступает Михайлов.

— Ваша больница? — сотрудница полиции удивленно перевела взгляд с Михайлова на коллегу из опеки.

— У вас есть детское отделение? — Маргарита Сергеевна радостно встрепенулась. — Нам фактически все равно, куда помещать ребенка. Мы же действуем в интересах ребенка, а не от природной вредности, — добавляет женщина, адресуя это Екатерине Тимофеевне.

— Ага, я заметила, — огрызается бабушка Кати, прижимая ребенка к себе в попытке успокоить. Ребенок испуганно смотрит на всех и прижимается к женщине.

— Я заведующий детским отделением Михайлов Всеволод Анатольевич, — представился Михайлов. — Давайте оформим документы. Мы воспользуемся вашим кабинетом, Евгений Александрович?

— Конечно, — я киваю и провожаю всех троих к себе в кабинет, и возвращаюсь к Екатерине Тимофеевне.

— Спасибо, Женя, — Екатерина Тимофеевна кивает и радостно улыбается. — Сейчас эти прохиндейки уйдут, и мы с Катюшей уедем.

— Нет, Екатерина Тимофеевна, Катя останется здесь, в больницы, — отрицательно качаю головой.

— Но как же? — женщина удивленно смотрит на меня. — Я думала, ты просто коллегу попросил, чтоб подыграл.

— Я попросил коллегу, но не подыграть, а поместить Катю в местное детское отделение, — объясняю. — Ребенка надо осмотреть как следует.

— Катя — здоровый и нормальный ребенок, — огрызается бабушка.

— Вот мы это подтвердим, — пытаюсь успокоить я бывшую родственницу. — И потом, вы думаете, Любовь Олеговна отступит? Она денег хочет. И не думаю, что так просто отступится от ребенка. Чем дольше Катя будет здесь, в отделении, тем лучше.

— Кому лучше? — на Екатерину Тимофеевну было жалко смотреть. Она еле сдерживает слезы.

— В первую очередь — Кате, — я пытаюсь достучаться до женщины, и вроде бы она понимает, что я поступаю правильно.

Евгений.

Оплачиваю картой проживание Исаевой Екатерины Евгеньевны в отдельной палате и с сиделкой-нянечкой на неделю.

— Женя, может быть, мне можно остаться? — Екатерина Тимофеевна вроде и понимает, что ребенку надо остаться в больнице, но не может отпустить ребенка от себя.

С опекой и полицией мы разобрались. Их вполне устроило, что ребенка можно оставить здесь, и самое важное, что не надо устраивать гладиаторские бои с бабушкой этого самого ребенка. Они быстро оформили документы и распрощались с нами, получив от Михайлова все необходимые подписи.

— Нет, Екатерина Тимофеевна, Катю никто не обидит, я сам присмотрю за этим. Уж поверьте, — я прошу отдать мне ребенка, и женщина неохотно, но оставляет мне девочку. Ребенок перекочевывает ко мне на руки, и я прижимаю малышку к себе. — Я хотел еще у вас спросить.

— Да? — женщина грустно смотрит на ребенка, который устало положил мне голову на плечо.

— Я бы хотел взглянуть на медкарту Кати, — хочу знать все, чем она болела от рождения.

— А карта была у Лизы с собой, — Екатерина Тимофеевна растерялась. — Она же и везла Катюшу в город, чтобы показать врачам. Они к неврологу ездят и курсы какой-то реабилитации проходят. Я особо не знаю, если честно.

— Лизу привезли только с маленькой сумочкой, а там были только документы. Что ж, жаль, если карта потерялась. Но ничего страшного, не переживайте, — успокаиваю я женщину.

— Я сейчас поеду на место аварии и поищу сумку Лизы, — Екатерина Тимофеевна настроена решительно.

— Хорошо, — киваю и собираюсь отнести ребенка в детское отделение.

— Женя, — окликает меня женщина, — как закончится операция, пожалуйста, скажи, что с Лизой, — в голосе Екатерины Тимофеевны столько боли, что у меня возник спазм в горле.

— Я позвоню, — киваю и прощаюсь. Женщина уходит, не оборачиваясь, а мы с Михайловым идем в его отделение.

— Итак, ты готов мне рассказать, что это все сейчас было? Кто эта женщина, что так по-свойски тебя называет Женей? И самое важное, кто такая Лиза и эта маленькая Катя с отчеством Евгеньевна? — Всеволод Анатольевич, кажется, все сложил и понял, но хочет услышать рассказ от первого лица.

— Мне кажется, ты и так все понял, — я криво усмехаюсь.

— Ну, пока девочку осматривают и переодевают, у тебя есть время мне поведать все, — настаивает мужчина.