— Да, — показываю свидетельство о рождении, где в графе отец значились мои данные. — Спустя год с небольшим у Кати появился отец.

— И у нее теперь твоя фамилия? — Лиза удивленно вчитывалась в бумагу. — Лихо, — вижу, что девушке это не очень понравилось.

— Скоро и у тебя будет моя фамилия, — беру бывшую жену за руку. Я не хочу на нее давить, но ее недоверие меня задевает. Но не устраивать же ей допрос с пристрастием, в самом-то деле!

— Скажи, а я была заменой Алисы? — Лиза всматривается в мое лицо, и до меня доходит, что в тот нашем разговоре я, видимо, был слишком сух, и потому девушка решила, что я хотел забыться с ней, а сам любил Алису.

— О чем ты? — смотрю на нее испытывающе. Я хочу понять, правильно ли я понял ее вопрос и то, что она хотела сказать.

— Когда мы встретились, ты искал во мне утешение? Хотел забыться? — Лиза отводит взгляд, но я вижу набежавшую влагу в уголках глаз.

— Не скрою, когда мы познакомились, я еще думал об Алисе. Но нет. Ты уже буквально после первого свидания вскружила мне голову, и я понял, что Алиса была именно привычкой. Ты же — как глоток свежего и чистого воздуха. Ты совершенно другая. Настоящая. Я знаю про тебя все: что ты любишь груши, но совершенно не переносишь мягкие яблоки, что ты любишь, когда солнце играет на стекле и смотреть на дождь в окне. Любишь ездить в поездки на машине и терпеть не можешь самолеты. Я бы даже сказал, боишься их. Любой красивой и эффектной одежде ты предпочитаешь удобную. Ты смеешься, когда тебе смешно, и не будешь общаться с человеком, который тебя раздражает. Ты искренняя и настоящая. И нет, я не утешался тобой. Ты научила меня жить по-настоящему и радоваться всему, что видишь. Я люблю тебя. И не думай, что я с тобой из жалости, чувства долга или ребенка. Я с тобой, потому что хочу быть с тобой. Ты мне веришь?

— Верю, — у девушки дрожит подбородок, она пытается сдержать слезы, чтоб не пугать ребенка. — Прости меня.

— Я не виню тебя ни в чем, — качаю головой. — Да, не скрою, хотел тебя прибить, как только все узнал и осознал. Но сейчас понимаю, что моей вины во всем этом не меньше.

— А почему ты сказал, что Алиса убила «вашего» ребенка? Это же был ребенок от Марко, — Лиза смотрит, как дочь старательно играет с ее волосами.

— Потому что Алиса подумала, что забеременела от Марко. Но впоследствии, уже после аборта, выяснилось, что это был наш с ней ребенок, — вспоминаю те события и снова переживаю ту опустошенность, когда я после скандала и отмены свадьбы, признания про беременность и измену, я залез в ее медицинские документы и высчитал срок беременности. Это был мой ребенок. А эта дура даже и не подумала о том, что такое может быть. Она была уверена, что Марко — отец, и потому даже мысли допустить не могла, что была уже беременной, когда изменяла мне с ним.

— Но как же так? — Лиза растерянно хлопала глазами.

— Вот так, — я криво усмехнулся. — Когда я ее нашел, то выяснилось, что она уже выпила таблетку и процесс необратим. Ладно, не будем о грустном. Я узнал насчет Катюшиного лечения.

— Да, — Лиза встрепенулась и переключилась на дела насущные. Уверен, она еще обдумает все и прокрутит этот разговор в голове. Но, надеюсь, я ответил на все вопросы, чтобы у нее не возникло никаких сомнений в моих искренних чувствах к ней. — И что там?

— Врач выписал кое-какие лекарства. Это состояние особо не лечится, но с возрастом, скорее всего, перерастет. Эти приступы сна зачастую будут возникать после стресса или сильных душевных переживаний. Так что переживать пока не стоит, но наблюдаться и мониторить нужно все время, — я посмотрел на озорную девочку, которая совершенно оправилась после стресса, что пережила. Она привыкла ко мне и радовалась моему появлению не меньше, чем матери. — Нам уже пора, — я посмотрел на время.

— Уже? — Лиза расстроенно сморщила лицо. — Я буду очень скучать.

— Да, режим есть режим. Даже Екатерина Тимофеевна отметила, что со строгим режимом Катя стала лучше себя чувствовать, — я подхватил девочку на руки, и та обняла меня за шею. — Говори маме «пока». Мы придем к ней завтра проведать.

— Я буду ждать, — Лиза улыбнулась и послала нам воздушный поцелуйчик, а Катюша неумело попробовала повторить за матерью, чем вызвала улыбку у нас с Лизой.

День операции я помнила смутно. Нервничала ужасно, и потому все было словно во сне. Я еще и не понимала многих манипуляций, и не спрашивала. Если честно, было страшно. Боялась, что накручу сама себя и все, испуг сделает свое дело. А я в психосоматику верила. Потому решила ничего не знать и довериться Евгению.

Я все ждала, что в больницу придет мама, но она словно не знала о том, что я оказалась в таком состоянии. Я даже спрашивала о ней у Жени и тети Кати, но они как-то странно себя вели. Потому я выпросила свой телефон и решилась позвонить ей. Через час придет анестезиолог, и мне будет не до болтовни. Так что, можно сказать, у меня последний шанс поговорить с матерью. Операция сложная, прогнозов никто не дает. Хоть я и гоню от себя паршивые мысли, но они нет-нет да заставляют меня напрячься. В общем, я решилась на звонок. Гудки идут, а нервное напряжение становится все сильнее.

— Алло, — отвечает мать, а я пытаюсь взять себя в руки. Старалась быть спокойной, но все равно накрутила себя, и теперь в ушах стучит от прилива крови, и я стараюсь отдышаться. — Лиза, что ты молчишь? — мама, как всегда, недовольна. Я уже начинаю жалеть, что позвонила ей.

— Привет, мам, — голос скрипучий, в горле пересохло. Нервы, всему виной нервы.

— Ну, здравствуй, — мне кажется, я даже вижу ее лицо в этот момент. — Что ты хотела?

— Просто поговорить, — я ожидала, что мать будет холодна, но не думала, что она будет откровенно враждебной.

— О чем? — ощущение, что я очень отвлекаю маму от чего-то важного. — О чем нам с тобой говорить, Лиза?

— У меня сегодня операция, — чувствую, как по щеке стекает одинокая слезинка. Не думала я, что мне по-прежнему так важны материнские слова, ее плечо и поддержка. Думала, отболело все, прошло. Но нет. Я снова чувствую себя ребенком, выпрыгивающим внимания от матери, которой нет дела до него.

— Мне тебя поздравить или посочувствовать? — и столько язвительности было в ее словах, что всхлип вырвался сам по себе. — Что ты снова плачешь? Что ты от меня хочешь?

— Мам, я чуть не умерла. Меня чудом спасли, неужели тебе ничего не хочется мне сказать хорошего? Поддержать, подбодрить, спросить про твою внучку? — голос срывается.

— У тебя там полно тех, кто тебя поддержит, — язвит мать. — И у Кати отец появился, насколько мне известно.

— Мам, ну зачем ты так? — становится еще больнее из-за того, что родительница не может банально порадоваться за меня.

— Лиза, да не мама я тебе, не мама, — голос женщины какой-то уставший. — И Катя твоя мне никто.

— О чем ты говоришь? — я растерялась от ее слов. Ожидала чего угодно, но не этого.

— Ты не моя дочь, — слова женщины, которую я всегда считала матерью, режут по живому. — Твой отец притащил тебя в наш дом. Нагулял и поставил условие: или я стану тебе матерью, или качусь на все четыре стороны. Я удивлена, что он только тебя прижил. Таким же кобелем был.

— Ты врешь! — вытираю слезы. — Ты обижена на меня и поэтому хочешь задеть, — я не хочу верить в то, что слышу.

— Нет, Лиза, не вру, — чувствую, что этот разговор начинает раздражать мою собеседницу. — Можешь у муженька своего бывшего спросить или у Катьки. В общем, не звони мне больше. Знать ничего о тебе не хочу, — и Любовь Олеговна нажала отбой, и в трубке раздались короткие гудки.

Я смотрю на телефон и пытаюсь переварить и усвоить то, что сейчас услышала. Слезы непрекращающимся градом текут из глаз.

— Что случилось? — Женя, как только вошел в палату и увидел меня в таком состоянии, подскочил ко мне. Он увидел телефон у меня в руке и, видимо, сразу же понял причину моих слез. — С матерью говорила?