Маяванти подозрительно глянула на дошлую невестку, и та немедленно сменила тон.

— Пхулан, — нежно-нежно спросила она, — но ведь ты забрала все свои драгоценности с собой?

Маяванти, которой предстояло внушить всему кварталу и всей многочисленной родне, что побег дочери — вынужденный, потихонечку закипала от несговорчивости собственных невесток.

— Ну при чем тут драгоценности, колечки-сережки? — вознегодовала она. — Вернулась дочка живая и здоровая в дом родной — слава богу! Кто знает, до чего эта семейка довела бы ее, не приди братья на выручку.

— Ой, умру, — взвизгнула Рани, не желая уступать свекрови. — Умру! Неужели братья увели Пхулан с пустыми руками и все ее украшения там оставили?

Сома решила, что и ей пора в бой:

— Как можно, сестричка! Надо же соображать, что делаешь! Конечно, твой отец тебе все купит, но все равно нужно было хоть мелочи какие-нибудь — сережки, кольца, браслеты — с собой забрать!

Маяванти метнула злобный взгляд на невесток и стала проклинать богоданных родственников Пхуланванти.

— Подлые, низкие люди! Собственную невестку обобрать! Чтоб их холера задавила! Молнией чтоб их поубивало! Чтоб им бог вечные муки послал! Чтоб им вечно в аду гореть!

Младшая невестка посмотрела прямо в глаза свекрови и тихим голоском послушной девочки сказала:

— Конечно, мамочка, бог обязательно за неправду накажет и страшную смерть пошлет!

Удар был точно нанесен, и старшая невестка поспешила вмешаться:

— Бог с ним, со всем! Хорошо, что вырвалась Пхуланванти из их лап, что сидит она сейчас с нами целая и невредимая. Подумаешь, велика важность — драгоценности! Будем живы, будет у нас все. Жизнь бесценна, а остальное — бог с ним!

Понимая, что все материнские карты биты, Пхуланванти уткнулась лицом в колени старшей невестки и громко, взахлеб, разрыдалась.

Проснувшись одним прекрасным утром, Дханванти услышала новость такую сладкую, что горечь и боль последних дней сразу предстали перед ней в другом свете.

Она, как всегда, рано встала, умылась, полила священное растение тулси и пошла на кухню. Застав за приготовлением завтрака не Сухагванти, а Митро, Дханванти удивилась.

— Сумитрованти, дочка! — остановилась она на пороге. — А почему сегодня здесь ты, а не Сухагванти? Ничего с ней не случилось?

Митро, отбрасывая волосы со лба, оглянулась на свекровь.

— Что делать, мама! С тех пор как обожаемая наша Пхуланванти убралась к родителям, вы так страдаете в разлуке с ней, что совсем дом забросили, ничего не замечаете.

— Ты что это с утра загадками заговорила? Где Старшая, не заболела?

— Вы и впрямь ничего вокруг себя не замечаете! Полон дом ваших сыновей и их жен, а вы спрашиваете, что со Старшей. Удовольствие от мужа получила — на целых девять месяцев! Теперь мучиться будет, а все ради того, чтобы в доме внук появился!

— Правда? — ахнула Дханванти.

Митро залюбовалась лицом свекрови, сразу похорошевшим и разрумянившимся от счастья.

— Вы только терпения наберитесь, мама. Это ведь дело долгое, не то что раз-два — и внук у вас на руках.

Из сияющих глаз Дханванти полились счастливые слезы.

— Бог да благословит твои уста за добрую весть, Сумитрованти, масло и мед пусть пребудут в них! Побегу отцу расскажу!

Провожая глазами старуху, бросившуюся к мужу с радостной вестью, Митро улыбнулась про себя. Какая это странная вещь — рождение ребенка, новая жизнь. Если семя новой жизни посеял твой сын — это великое счастье, а кто другой — позор! А почему?

Увидав, что Гурудас еще не проснулся, Дханванти возвратилась на кухню, достала доску для теста и присела на корточки рядом с невесткой. С удовольствием наблюдая, как Митро процеживает молоко, старуха сказала:

— Совсем я, видно, из ума выжила, Сумитро, принцесса моя! Вчера весь день заставила Сухагванти уборкой заниматься. Ах ты боже мой! Что она теперь подумает обо мне?

— Ничего она, мама, не подумает. Что вы, Сухаг не знаете? Она же, наверное, в прошлой жизни вашей прислугой была. Вы ей скажете: сядь! — сядет. Скажете: встань! — встанет.

Ликование души Дханванти все искало себе выхода:

— Живи счастливо, Сумитрованти, деток тебе хороших! Бог, он, может, и не сразу дает, а все же с пустыми руками никого не оставит!

— Вот вы через слово бога поминаете, — усмехнулась Митро, — а его кто-нибудь своими глазами видел? Детей нам не бог дает, а ваши сыновья — захотят и сделают младенца!

Дханванти зажала уши.

— Рам, Рам! Свои грехи на мою голову не вали! Я женщина слабая, дня без милостей бога не проживу!

Митро, не вставая с пола, потянулась со смехом к полке за блюдом, незастегнутая рубашка разошлась на ее груди, и свекровь впервые заметила, как исхудала ее Средняя. Что с Митро? Совсем недавно была как налитая, просто лучилась здоровьем и молодостью — и вдруг… Дханванти, не мигая, уставилась на Митро и совсем было приготовилась спросить ее, в чем дело, но тут Митро повернула голову, и старуха увидела выражение ее громадных глаз. Поймав взгляд свекрови, Митро сразу вскипела:

— Вы что на меня так пялитесь, мама, будто наброситься хотите! Может, о чем спросить решили, так спрашивайте, чего уж!

Дханванти опешила от невесткиной ярости и произнесла запинаясь:

— Да разве я со злом смотрю, Средняя? Я и вправду спросить собралась — почему ты так исхудала?

Сумитрованти сверкнула глазищами и с маху брызнула холодной водой в закипевшее молоко.

Сбившееся покрывало поднималось и опускалось на ее груди, будто под ним работали мехи.

Дханванти ничего не понимала — Митро, задиристая, языкастая, насмешливая Митро, оказывается, умеет сдерживаться?

Митро металась по кухне, с грохотом переставляя горшки и сковородки.

— Невестка! — несмело позвала Дханванти.

Митро глянула на свекровь, отвернулась и стала раздувать огонь под котлом.

Да что с ней творится? Чувства Митро всегда текли свободно, как река, а сегодня она замкнулась в себе и заполняет всю кухню сдерживаемой злостью.

Сардарилал — подумала Дханванти с внезапной ясностью, поняв все, что происходит и раньше происходило с невесткой. Сын мучает жену, словом ли, делом, — но она несчастлива. Нет сомнения, она отчаялась устроить свою жизнь и без радости смотрит в завтрашний день.

— Доченька, — мягко начала Дханванти, — я все понимаю. Сын мой глупый во всем виноват, это он без конца с тобой ссорится по пустякам.

Митро вскинулась, как раненая тигрица:

— Да что вы мне душу растравляете? Лучше уж прямо, без затей, вместе с сыночком вашим изрезали бы меня на куски и замариновали в злобе вашей!

Дханванти отпрянула от беснующейся невестки. Мало оскорблений пришлось ей выслушать от Пхулан, так теперь еще и эта по следам Младшей пошла!

Как ее вразумить, Митро чертову?

— Невестка, мой Сардари, конечно, на язык бывает невоздержан, но сердце у него доброе. Когда господь благословит и тебя детьми, муж сразу по-другому вести себя начнет.

Митро не сводила глаз со старухиного лица, а в глазах у нее будто пожар разгорался. Когда она заговорила, каждое слово ножом резало Дханванти:

— И не краснеете, мамочка! Если от вашего милого сынка хоть какой-то прок будет, так Митро уличной подметальщице ножки вымоет и воду выпьет. Жизнью своей клянусь!

Невестка без молотка вколачивала гвозди в сердце матери. Дханванти, задыхаясь, схватилась за грудь.

Впервые в жизни обуяла Дханванти слепая ярость, острое желание ногтями разодрать рот, выговоривший эти слова, но какое-то сосущее, ноющее ощущение в глубине ее тела подсказывало ей, что, может быть, ох, может быть, и есть правда в беспощадных обвинениях окаянной невестки.

Мать застыла в оцепенении, молча глядя перед собой невидящими глазами. Она так глубоко ушла в себя, что перестала понимать, где она и сколько времени прошло.

— Мама!

Подняв глаза, она увидела не Сумитро, а Сухаг, стоявшую перед ней с виноватым видом.