Кишна, старший из братьев, сделал шаг вперед и резко сказал:
— Все мы живы-здоровы. И отец с матерью, и мы все, все пятеро братьев нашей Пхулан. Вот это я и хочу вам сообщить, почтеннейший.
— Не надо злиться, сынок, — вмешалась Дханванти. — Имей уважение к нашим годам.
Тогда вперед шагнул Бишна:
— А я хочу спросить, что происходит с нашей сестрой? От нее половина осталась!
Дханванти сразу поняла, в чем дело.
— С тобой я говорить не буду, Бишналал. А вот со своим сыном — да. Гульзарилал! — повернулась она к младшему. — В чем дело? Зачем ты привел с собой этих советчиков?
Пхуланванти ринулась мужу на выручку:
— Что же мы, несчастные, и пожаловаться права не имеем, когда несправедливо с нами поступают?
— Перестань, невестка! — оборвала ее Дханванти. — Гульзарилал! Объясни своему отцу, что здесь творится? В чем дело?
Гульзарилал прочистил горло, но опять не выговорил ни слова. Он стоял, не поднимая глаз.
Дханванти все еще казалось, будто можно предотвратить беду, нужно только подбодрить Гульзарилала.
— Сынок, — мягко сказала она, — уж если ты позволил всем вмешиваться в наши семейные дела, чего же ты от нас таишься? Скажи, что случилось?
Гульзарилал еще ниже повесил голову.
Беспомощность сына заставила Дханванти отступить — будто она и не мать ему, будто стоит она над сыном, как палач с секирой, и все замахивается и замахивается над его головой. Ее сердце наполнилось болью за младшего, самого любимого из сыновей. Жалость перехватила горло.
— Сыночек, — еле выговорила Дханванти, — не тревожься ты обо мне, старухе. Что нужно сделать, чтобы вам с женой хорошо жилось, то и делай!
У Гульзарилала задрожали губы. Он тяжело вздохнул и пробормотал:
— Так уж вышло, мама, что моей жене невмоготу жить в этом доме…
Теперь Дханванти не могла вымолвить словечка, не могла спросить, что же не нравится в доме жене ее сына. Потрясенная ударом, она посмотрела на мужа, ожидая помощи от него, и увидела, что Гурудаса трясет от ярости и стыда.
— Дханванти, — услыхала она его прерывающийся голос, — тут ведь нас с тобою судят. И тут, кроме нас, нет виноватых…
Пхуланванти закончила уборку в комнате и тщательно разгладила цветастое покрывало на широкой кровати. Встряхнула рубашку мужа, повесила ее на место. Развязала краешек сари, куда были завернуты ключи, положила их на полку, инкрустированную перламутром.
Из-под двери в комнату пробивался узкий солнечный прямоугольник. Пхуланванти ощущала такой счастливый покой в душе, описать который она была бы не в силах. После заточения в доме родителей мужа она очутилась в новом, прекрасном мире.
Пхуланванти приготовила шальвары и рубашку модного зеленого цвета, взяла кусок мыла и отправилась приводить себя в порядок. Младшая невестка Дханванти наслаждалась счастьем вымыться в свое удовольствие в родительском доме.
Пхуланванти долго мылась, потом не спеша наряжалась в зеленые шальвары и камиз, потом нежилась на солнышке. Она расчесала волосы, заплела их в тугие косы и вытянулась на постели, чувствуя себя легкой и свежей.
— Бог Кришна, пастушок с флейтой, великий боже, спасибо, что выручил ты меня из этого ада, от петли ты меня спас! Увидела бы меня сейчас свекровь моя обожаемая! Сердце бы у нее разорвалось от злобы!
Маяванти тихонько вошла в комнату, присела рядом с дочкой и счастливым голосом спросила:
— Ну что, доченька, теперь у вас с мужем все будет хорошо?
Пхуланванти заиграла глазами.
— Мамочка, милая, зять у тебя — святой, просто святой. Он же никогда ни за кого слова не скажет и против тоже не скажет. Причина не в нем, в других людях была. Они ссоры затевали!
Маяванти подняла брови, и две морщинки обозначились на ее гладком лбу.
— Маленькая, а свекровь очень скандалила, когда ты от них уходила?
— А что она могла мне сказать? Как бы она посмела рот раскрыть, когда даже сыну ее невтерпеж было видеть, что у них в доме творилось!
Но Маяванти очень нужно было, чтобы дочь рассказала ей, как именно все происходило, скандал был необходим, и она небрежно заметила:
— Ну, Пхулан, твоя свекровь не так уж чиста и невинна… Что угодно выдумать способна…
Пхулан только этого и ждала:
— Послушала бы ты, какой она шум подняла. Но сколько ни старалась — Гульзарилал уперся на своем.
— А что этот старый осел, свекор твой?
Начав вспоминать все события того вечера, Пхуланванти уже не могла остановиться — она заново переживала каждую подробность.
— Кто там его слушает, этого старого дурака?! — У Пхуланванти задергались губы. — Только и может, что бурчать себе под нос и кашлять! Кашляет, хрипит и опять кашляет!
Маяванти стало жалко свою любимую дочку, которая столько натерпелась от чужих людей. Но она не дала волю чувствам — сейчас было не до этого, было не до жалости.
— Пхулан, маленькая моя, — нежно сказала она, — ты должна все хорошенько обдумать. Теперь обязательно пойдут разговоры. Родные, знакомые — кому надо, кому не надо, все будут толковать, перетолковывать, сплетни распускать…
— Ну и что, мамочка? Кто виноват, тот пускай и боится пересудов. А я что? Я разве в чем-то виновата?
Маяванти уже составила в уме план действий и потому возразила резко и решительно:
— Странно ты себя, Пхулан, ведешь! Тебя в том доме мучили и травили, чуть в могилу не свели, а ты все о какой-то своей вине тревожишься!
Пхуланванти пришла в восторг от находчивости матери. Бросив подозрительный взгляд на комнаты женатых братьев, она обняла мать и зашептала ей на ухо:
— Мамочка, только ты сама уйми этих двух трещоток. Мне с ними не справиться…
После обеда мать и дочь расположились во дворе — подышать свежим воздухом.
— Доченьки! Невестки! — позвала Маяванти. — Подсаживайтесь к нам. Давайте поболтаем, может, наша Пхулан хоть развеселится, а то она со вчерашнего дня все плачет и плачет, просто с ума сходит, бедная.
Невестки, в кои-то веки услышав ласковый голос свекрови, переглянулись с понимающими усмешками, но взяли свои табуретки и перенесли их поближе.
Маяванти поощрительно кивнула старшей невестке и медовым голоском начала:
— Ты только посмотри, Сома, девочка наша какая бледненькая! — И, обращаясь к дочери, плавно продолжила: — В чем дело, доченька? Тебя там голодом морили, что ли?
Пхулан сделала невинные глазки, тяжко вздохнула и опустила ресницы.
Маяванти выразительно подняла брови:
— Ты почему не отвечаешь? Дочка!
У Пхуланванти слезы покатились по щекам.
Сома и Рани обменялись мгновенными насмешливыми взглядами и опять уставились на свекровь с выражением послушной озабоченности на хорошеньких личиках.
Вытирая дочкины слезы краешком сари, Маяванти уговаривала ее:
— Не надо, не надо от своих таиться! Да ты хоть сотню покрывал набрось на безобразия, которые творятся в той семье, все равно — не я одна, весь город знает, как эти изверги с тобою обращались!
Младшая невестка многозначительно посмотрела на старшую и, едва заметно кивнув ей, спросила с наигранным изумлением:
— Как же так, мама? Известное дело, вторую такую скромницу, как Пхуланванти, ищи — не найдешь, а за что они все-таки ее изводили?
Маяванти насторожилась.
«Ах вы, лисицы хитрые!» — подумала она, вглядываясь в невинные лица невесток.
— Что я скажу тебе, невестка? — проникновенно произнесла она вслух. — Разве корыстных людей переделаешь? Свекровь Пхуланванти что ни день требовала — и то ей достань из родительского дома, и это привези. Куда было деваться бедной девочке? Прямо хоть в петлю лезь!
Старшая невестка втайне ликовала, видя, с какой точностью выпустила младшая стрелу. Невестки снова обменялись молниеносными взглядами, и старшая рассудительно поддакнула свекрови:
— Правильно говорите, мама. Кто охотится только за невестиным приданым, тому и дела нет, что она сама просто куколка!
— Пхулан, милая! — Рани широко раскрыла глаза, изо всех сил изображая изумление. — Ну кто бы мог подумать, что у твоего мужа родня такая жадная? Кому бы в голову пришло, что все они вовсе не такие, как нам казалось?
