— Ну, идем. — Рудранна побледнел и молча пошел с ними. Вокруг собралось уже полдеревни.

Когда Китти прибежал домой, полицейские сидели у дверей. Отправляясь в Коте, дядя не проронил ни слова. Глаза тети наполнились слезами. До прихода автобуса осталось совсем мало времени, а Ситарамайи все не было. Полицейские встали. Дядя надел свои джирки, сказал: «Пошли». Тетя, прислонясь к столбу веранды, смотрела, как он уходит. Китти, глотая слезы, побежал следом. Он не понимал, почему полицейские уводят дядю. Когда они подошли к чавади, там столпилась уже вся деревня. У людей, в особенности у тех, кому предстояло играть в спектакле, были вытянутые, огорченные лица.

Подъехал фургон с костюмами.

Взгляды всех присутствующих обратились в ту сторону. Подозвав постановщика, Чандреговда сказал:

— Готовьтесь к представлению. Ну и что же, что меня не будет? Сыграете спектакль без меня.

— Как же это можно без вас, господин? Если вас не будет, то ради кого тогда играть спектакль? Да и какой бы это был спектакль без Рудры — Раваны?

Когда люди поняли, что спектакль не состоится, все начали на чем свет стоит ругать хосурцев и их праздник Окали. По указанию Чандреговды постановщик расплатился с людьми, которые привезли костюмы. Фургон развернулся и покатил обратно. Полицейские повели Рудру и Чандреговду к шоссе. У людей, собравшихся вокруг чавади, выступили на глазах слезы.

Китти, всхлипывая, побрел домой.

Палящая послеполуденная жара. Дома жизнь замерла: тихо и пусто, как на дне высохшего заброшенного колодца. Китти вздрогнул, испугавшись звука собственных шагов. Тетя неподвижно сидела в большой комнате, прислонясь спиной к столбу. Китти сел рядом. Как заговорить с ней? Она точно окаменела. Лишь одна за другой катятся слезинки по ее щекам. У Китти не хватило духа вытереть ей слезы и попросить больше не плакать. Он встал и подошел к Наги, позвал ее. Она даже не пошевелилась. Ужасно хотелось есть. Он долго стоял, облокотись о спинку кровати. Все по-прежнему сидели словно в каком-то оцепенении. Китти больше не мог этого вынести. Он вышел на улицу, растерянно посмотрел по сторонам. Что делать? Куда пойти?

Он направился к чавади.

У сцены, приготовленной для спектакля, не осталось ни души. Дом Наги заперт. Китти постоял, поглядел на сцену. Еще не стерлись следы шин, оставленные фургоном. Китти посмотрел в ту сторону, куда он уехал… Куда уехали позже его дядя, Рудранна и полицейские. Слезы затуманили ему глаза. Солнце пекло все жарче, но Китти не замечал этого. Он зашел в дом Додды Говды. И тут было то же самое: никто не заговорил с ним… все сидели в таком же горестном оцепенении, как его тетя. Раньше, когда бы он ни пришел сюда, его уговаривали: «Поешь, Китти». Его ни разу не отпустили из этого дома, не угостив чем-нибудь. А сегодня никто с ним даже не заговорил.

Китти вышел, прошел мимо чавади и отправился к пруду за деревней.

Нигде ни проблеска надежды чем-нибудь утешиться. Вся деревня словно уснула, сморенная жарой. Китти шел и шел, пока не добрался до пруда. Сел на берегу, стал смотреть на воду. Вода как будто застыла: неподвижная, ровная гладь без единой морщинки. И тишина, ужасная тишина.

Китти уселся на ступеньке лестницы, спускающейся к воде. Долго-долго вглядывался в перевернутое отражение окаймляющих пруд деревьев… Потом медленно поднялся на ноги, пошел вдоль берега, схватил с земли камень. И вдруг что есть силы запустил им в воду. Подобрал еще несколько камней и принялся как безумный швырять их в пруд. У него уже заболели руки, а он продолжал бросать камни в пруд, разбивая зеркало воды на тысячи осколков.

Кто-то коснулся его плеча. Китти оглянулся — сзади стояла Бхоги, их работница.

— Ну зачем ты, Киттаппа? — проговорила она и, разжав его ладонь, высыпала камни на землю. У Китти полились из глаз слезы: когда с тобой столько времени никто не разговаривает, это еще больнее, чем стоять на колючках. Возвращаясь домой, он не отводил взгляда от лица Бхоги. На веранде он застал Ситарамайю, который что-то говорил тете. Китти уселся рядом с ней.

— Я поеду в Коте трехчасовым автобусом и освобожу их под залог. Не тревожься, Камаламма.

Сказав это, Ситарамайя торопливо ушел. Снова воцарилось молчание… Китти хотелось есть… хотелось спать… нахлынули неприятные воспоминания.

Наступили сумерки. С пастбищ возвращался скот. В конце улицы поднялось облако красноватой пыли. Обычно в этот час тетя становилась в дверях и беспокойно вглядывалась в даль, стараясь высмотреть своих дойных коровушек. Сегодня она не вышла их встречать. Страх, таившийся в глубине сознания Китти, нарастал… Что сделают с дядей полицейские?.. Китти вспоминались рассказы о жестоких наказаниях, которым подвергают людей в полиции. А вдруг Ситарамайя не привезет сегодня дядю домой?

Вышла тетя, неся блюдо с подношениями богам. Следом за ней — с блюдечком, наполненным маслом, — вышла Наги. Китти догадался, что они идут в храм, и отправился вместе с ними. Пока они с трудом пробирались через бредущие домой стада, чтобы выйти к повороту на тропинку, что ведет к храму, он успел порядком устать. Тропинка змеей вилась через поле. Почти все деревья по ее сторонам были голые, лишь кое-где виднелись молодые побеги. Когда они спустились с холма неподалеку от храма и шли через рощу и заросли кустарника, начало темнеть. Деревья и кусты протягивали к небу голые ветви. Ни звука вокруг — лишь хлопали крыльями птицы, перелетая с места на место. Китти почудилось, будто что-то проползло по земле, шурша опавшими листьями. Ему стало страшно. Он искоса взглянул на тетю. Она шла молча, покрыв голову сари. Казалось, она ничего не замечает вокруг.

И только когда он мыл ноги в пруду перед храмом, она предупредила его: «Осторожно, Китти, не поскользнись». Внутри храма было бы уже совсем темно, если бы сквозь трещины в каменных стенах не пробивался снаружи скудный свет. Тетя чиркнула спичкой и зажгла светильник перед изображением божества. Храм осветился. Над головой заметались летучие мыши. Китти, стоявший поодаль, задрожал и вплотную придвинулся к тете. Наги осталась на прежнем месте, как будто ей не было боязно. Снаружи, на высоких деревьях возле храма, хлопали крыльями и странно вскрикивали птицы. Китти вспомнил рассказ про птицу, окликающую людей. Он оглянулся и увидел, что снаружи стемнело. Тетя долго стояла с закрытыми глазами. Огонек светильника рассеивал сгущающийся мрак. Наги тоже стояла закрыв глаза. В уголках ее век поблескивали слезы. Китти стало не по себе, голова наполнилась тяжестью.

Он потянул тетю за край сари. Взяв тарелку для даров, она сказала: «Пошли». Китти боялся идти впереди. Он подошел к выходу из храма. Тетя двинулась вслед, но, сделав несколько шагов, остановилась, снова обернулась к алтарю, постояла так несколько мгновений и только потом вышла. Под кронами деревьев у храма было совершенно темно. Что-то с шумом пробежало по шуршащим сухим листьям. У Китти широко раскрылись глаза от ужаса: по вечерам, говорят, выходят охотиться леопарды. Он крепко ухватился за тетино сари.

Когда они шли через рощу, на них внезапно набросились трое или четверо мужчин. Китти поперхнулся и даже не вскрикнул. Наги закричала. Один из них зажал ей рот. Другой придавил ладонью рот Китти и, легко подняв, отнес его к дереву манго. Как ни отбивалась тетя, ей зажали рот и потащили под дерево… Перед глазами Китти поплыли кровавые круги.

Китти был убежден, что это ракшасы.

Они повалили тетю на кучу сухих листьев.

Поздний полуночный час. Вдруг дверь распахнулась, и с воплем «Камали!» в комнату ворвался дядя. Все, кто был здесь, плакали. Рудра и Ситарамайя, вошедшие вслед за дядей, безмолвно замерли на месте. Китти ползком придвинулся к тете. Она по-прежнему лежала с закрытыми глазами и стонала. Дядя, которого Китти никогда не видел в слезах, зарыдал. От потрясений Китти даже не мог больше плакать. Он молча смотрел то на дядю, то на тетю.